Вид у Деборы сделался такой огорченный, что Бетховен смягчился.
– В чем дело, госпожа Отис?
«Мы проделали долгий путь ради встречи с вами. И вот теперь нас постигла неудача». Дебора была готова расплакаться.
– Утрите слезы, милая госпожа Отис, – ответил Бетховен. – Поберегите вашу красоту. Поймите, я занят и у меня слабое здоровье. Я болею уже много месяцев и уж если берусь за работу, то в твердой уверенности, что получу за нее достаточное вознаграждение и вовсе не из жадности, а потому, что надо на что-то жить. Ничего не поделаешь. Вы меня поняли, госпожа Отис?
Дебора согласно кивнула и коснулась его руки, выражая сочувствие и одобрение.
– Если вы по-хорошему поговорите с мужем, может, что-нибудь и получится, – сказал композитор, – может, он согласится пойти на уступки.
Дебора повернулась к Джэсону, тот дал ей знак продолжать разговор, и написала:
«Вы очень великодушны и добры, господин Бетховен».
«Господин Бетховен, сколько вы хотели бы получить за ораторию?» – спросил Гроб.
– Послушайте, на мне не наживетесь! – сердито воскликнул Бетховен и порывисто поднялся. Джэсон с Деборой тоже встали, полагая, что визит окончен.
– Останьтесь, – преградил им путь Бетховен. – Я предпочел бы обсудить этот вопрос без присутствия торговцев. Вы ведь тоже музыкант, господин Отис, не так ли?
Дебора с готовностью кивнула.
– Скажите мужу, госпожа Отис, пусть он напишет мне сумму, которую готов заплатить, а я подумаю. Музыкальные издатели и банкиры мои извечные враги. Нам следует обсудить это дело втроем. Как насчет завтрашнего вечера, госпожа Отис? Я приглашаю вас на ужин.
«Для нас это большая честь, господин Бетховен», – написала Дебора, выждав пока Джэсон не сказал ей: «Да».
– Если вы не возражаете, я хотел бы обсудить заказ на ораторию с американскими друзьями, когда сочту это удобным, – обращаясь к Гробу, сказал Бетховен.
Гроб пожал плечами.
– Госпожа Отис, у вас есть своя карета? «Разумеется. Чем мы можем быть вам полезны?»
– Не могли бы вы купить к завтрашнему ужину телятины? И свежей рыбы. Я предпочитаю это всему остальному, но у меня кухарка с норовом, кто знает, может, завтра она надумает от меня уйти.
«Кто же тогда приготовит еду?» – написала Дебора.
– Если понадобится, Шиндлер. – И Бетховен, в восторге от этой идеи, громко рассмеялся.
Однако вернувшийся в гостиную Шиндлер совсем приуныл и сказал, от огорчения позабыв о глухоте Бетховена:
– Это будет настоящей катастрофой. Всего за неделю от нас ушли две кухарки и две экономки, а он продолжает разыгрывать из себя гостеприимного хозяина.
Наступила минута зловещего молчания, словно Шиндлер совершил тягчайшее преступление. А затем Бетховен с глубокой печалью в голосе сказал:
– Люди еще удивляются моей подозрительности. Даже друзья и те что-то от меня таят.
Шиндлер поспешно написал: «Я не хотел вас обидеть, Мастер. Я просто сказал нашим друзьям, что мы не можем пригласить их на ужин. Экономка вчера предупредила об уходе, а сегодня утром сбежала новая кухарка после того, как вы ее отругали, Мастер».
– Тогда найдите кого-нибудь еще. Неужели в Вене нельзя найти человека, готового служить Бетховену?
«Положитесь на нас», – написала Дебора.
– Вы, видно, женщина с характером, госпожа Отис, – заметил Бетховен. – Мы завтра и сами сварим себе обед, не такие уж мы неучи. Значит, вы не забудете про телятину и рыбу, госпожа Отис?
Раздумывая над тем, удастся ли ему купить заказанное, Джэсон написал:
«Я постараюсь купить для вас все самое лучшее, что есть в Вене, господин Бетховен».
– Захватите кстати и текст для оратории.
Не успел Джэсон написать: «У меня нет текста», как Дебора опередила его: «Разумеется. Мой муж сам сочиняет музыку для Общества и постарается найти текст, достойный вашего таланта».
Бетховен молча сердечно сжал ей руку.
Уже у самой двери Джэсон написал: «Прошу прощения, уважаемый господин Бетховен, но меня уже давно мучает один вопрос. Кого вы считаете величайшим из всех композиторов?»
– Генделя. «А Моцарта?» Помолчав, Бетховен сказал:
– На это сразу не ответишь. Напомните, я завтра расскажу вам о моей встрече с ним.
Глаза его снова увлажнились, и Дебора, выражая свое сочувствие, снова погладила его руку.
Шиндлер и Гроб уже были за дверью, когда Бетховен знаком попросил Джэсона и Дебору задержаться и, убедившись в том, что другие не слышат, прошептал:
– Прихватите с собой еще такую же бутылку. Я буду чрезвычайно вам признателен. Шиндлер говорит, что вино мне вредно, но как лишить себя такого удовольствия? И постарайтесь избавиться от банкира. Мне претит его расчетливость.
Джэсон, упорно решив добиться ответа, написал: «Господин Бетховен, вы думали когда-нибудь над тем, почему Моцарта похоронили в общей могиле? Не удивлял ли вас этот ужасный факт?»
– Моцарт стал жертвой распространенной в Вене болезни. Я имею в виду равнодушие, – и, погрустнев, добавил: – И все же судьба обошлась с ним милосердней, чем со мной. Я глух, совершенно глух. Не слышу ни единого звука.
22. Оратория для Бостона
Следующий день был полон забот. Джэсон понимал, что судьба оратории теперь зависит от того, насколько хорошо ему удастся выполнить просьбу Бетховена, и вместе с Деборой они провели целый день в поисках наилучшего куска телятины и свежей рыбы, но даже помощь Ганса не принесла плодов. Все, что им удалось раздобыть, не могло удовлетворить придирчивого композитора.
Заметив их удрученный вид, их хозяйка госпожа Герцог поинтересовалась в чем дело и, узнав, рассмеялась. Задача, казавшаяся им неразрешимой, не представляла для нее никакой трудности. Хозяйка повела их на рынок, расположенный у Петерсплац, в одной из боковых улочек. Госпожа Герцог питала пристрастие к форели, водившейся в озерах Залькаммергут возле Зальцбурга, которая была не всякому по карману, и предложила Джэсону ее купить.
Раздобыв хороший нежирный кусок телятины, хозяйка взялась сама ее приготовить. «Бетховену, как немцу, должно понравиться мясо, приготовленное по рецепту его соотечественницы», – сказала госпожа Герцог. Она приложила все свое старание, чтобы только угодить Бетховену. Когда все было готово, хозяйка уложила телятину на самое лучшее блюдо, завернула его, чтобы мясо не остыло по дороге, и похвасталась:
– Вот увидите, господин Бетховен останется доволен. Но в это время в дверь постучали. На пороге стоял Шиндлер.
– Господин Бетховен не может вас сегодня принять, – объявил он. – Он ждет вас где-нибудь на неделе. Вероятнее всего в субботу.
Дебора хотела было отказаться, но Джэсон тут же согласился:
– Суббота нас вполне устраивает. Если, конечно, что-либо не помешает господину Бетховену.
– Что ж, отлично. И не забудьте про телятину и рыбу. Свежую рыбу.
И Шиндлер удалился, прежде чем они успели спросить его, как им поступить с приготовленной пищей. Отсрочка огорчила Джэсона, но Дебора напомнила, о чем вчера по пути домой предупреждал их Гроб:
«Не слишком радуйтесь его приглашению, это еще ничего не значит. У него вечно что-нибудь не ладится. Свои решения он меняет не раз. Настроение его подобно ветру».
Банкир сердится, что Бетховен пригласил только их одних, решил Джэсон. Когда же он сделал попытку обсудить с банкиром условия оплаты оратории, тот заявил, что если Бетховен согласится сочинять ораторию на разумных условиях, – Гроб дал понять, что на сумме в пятьсот гульденов можно поладить, – он, Гроб, не будет чинить препятствий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99