Не будь у вас денег, вы все еще сидели бы в камере.
Губер был доволен собой. Сначала он сомневался, стоит ли давать этим американцам новые визы, но теперь понял, Что избрал верный путь. Любому ростку следует дать подняться, чтобы убедиться, не сорняк ли это; выдернуть его с корнем он всегда успеет.
Джэсон недолго радовался обретенной свободе. Он подошел к карете и поджидавшему их Гансу, взглянул на визы и прочел знакомую надпись, сделанную рукой Губера: «Политически неблагонадежны».
36. Что же дальше?
Их комнаты на Петерплац госпожа Герцог сдала другим приезжим.
– Вы обещали скоро вернуться, а были в отъезде целых три месяца, зачем же пустовать таким прекрасным комнатам? – ответила она на упреки Джэсона.
– А где наши вещи?
– На чердаке. В целости и сохранности. Правда, их подвергли осмотру.
– Кто посмел это сделать?
– Полицейский инспектор. Весьма обходительный человек. Он оставил все в полном порядке. Вы состоите под надзором полиции?
– Наверное, поэтому вы и решили от нас избавиться?
– Я просто не желала терять деньги, да кроме того, узнай вы, кто жил там раньше, вы бы их не сняли.
– Какой-то старый музыкант? Он умер?
– Не своей смертью. До сих пор непонятно, что это было – убийство или самоубийство.
– А господин Мюллер знал об этом?
– Еще бы! Он был другом покойного.
– Давно вы видели господина Мюллера? – спросил Джэсон.
– С неделю назад, он заходил справиться о вас. Узнал о приходе полиции и с тех пор больше не появлялся.
Они сняли уютные комнаты на верхнем этаже гостиницы «Белый бык», где жили в свой первый приезд в Вену. Джэсон сказал Деборе:
– Где бы мы ни поселились, нам не избежать слежки. Раз эту гостиницу нам рекомендовал сам Губер, может, это усыпит его подозрения.
Джэсон тешит себя иллюзиями, подумала Дебора, но спорить не стала; слава богу, наконец-то они могли спокойно отдохнуть.
Одежда и книги, хранившиеся на чердаке у госпожи Герцог, оказались в полном порядке, если не считать пятен 01 прикосновения чужих рук.
Джэсон теперь не сомневался, что Ганса следует рассчитать – тот доносил о каждом их шаге, – но ему хотелось поймать кучера с поличным. Не ведет ли Губер с ними адскую игру и находит в этом удовольствие, подумал Джэсон.
– Если Ганс осведомитель, постараемся извлечь из этого пользу, – сказал он Деборе.
Джэсон оставил свой новый адрес в полицейском управлении и решил держаться от Губера подальше, чтобы избежать открытых столкновений.
Устроившись на новой квартире, они зашли в банк к Гробу. Банкир любезно приветствовал их и выразил надежду, что они остались довольны своим пребыванием в Зальцбурге; правда, он удивился их долгому отсутствию.
– Нас задержала непогода, – объяснил Джэсон. – Кроме того, были неприятности с Губером из-за виз.
– Тут есть, видимо, и другая причина. Визы лишь предлог, – сказал Гроб.
– Могли бы мы рассчитывать на вашу помощь в дальнейшем? – спросил Джэсон.
– У меня есть связи, но все зависит от обстоятельств. В чем же все-таки истинная причина недовольства Губера?
– Губер упомянул Сальери. Он сказал, что любая критика в его адрес рассматривается как критика императорской фамилии.
– Я же вас предупреждал, – воскликнул Гроб. – Вы ведете себя неосмотрительно и ничего не добьетесь. Позвольте напомнить вам, что Сальери является персоной, близкой императорской семье. Таких лиц лучше не трогать. Советую вам избрать другой предмет для изучения.
– Что слышно о Бетховене?
– С ним я не виделся, но виделся с Шиндлером.
– Надеюсь, работа над ораторией подвигается? Нам следует торопиться с отъездом.
– Я же предупреждал вас, что он будет тянуть. Он снова поменял квартиру, а для него это целое событие. Жалуется, что ему некогда сочинять.
– Разве полгода недостаточный срок? – спросил Джэсон.
– Чего ему действительно не хватает, так это здоровья. Он прихварывает.
– Ну, а что Шиндлер говорит об оратории?
– Шиндлер советует положиться на бога.
– Может быть, нам стоит еще раз повидаться с Бетховеном? – предложила Дебора.
– Пока он никого не принимает, даже очаровательных молодых женщин. Но отчаиваться не следует. Шиндлер заверяет, что Бетховен собирается приступить к оратории. Ну, а пока он воображает себя Иеремией.
– Возможно, мне надо самому переговорить с Шпиндлером? – спросил Джэсон.
– Как вам угодно. Прислать его на Петерплац?
– Мы переехали. Обратно на площадь Ам Гоф.
– Прекрасно. Я извещу Шиндлера.
– Господин Гроб, вы не получали новых писем от моего отца? – спросила Дебора.
– Нет. Вы ждете письма?
– Он пишет мне регулярно каждый месяц.
– Ты не сказала мне, что писала отцу, – заметил Джэсон.
– Не нужны ли вам деньги, господин Отис? – поспешил вмешаться Гроб. – На вашем счету осталось пятьсот гульденов. Зальцбург вам недешево обошелся.
Деньги пришлись бы сейчас кстати. Гостиница стоила дорого, и пятисот гульденов могло не хватить на обратный путь.
– Мне нужно сто гульденов.
– Я дам вам двести, – предложил банкир. – Не сомневаюсь, что господин Пикеринг скоро пришлет еще. Он знает, что вам понадобятся деньги для возвращения домой.
Шиндлер посетил их на следующий день. Друг Бетховена зашел всего на несколько минут, чтобы успокоить их по поводу оратории и посоветовать запастись терпением.
– Поверьте, Бетховен полон желания написать ораторию, но полиция усилила за ним надзор. Он всегда знал, что за ним следят, но теперь это стало просто невыносимым.
– Уж не связано ли это с нами? – спросил Джэсон. – Может быть, до полиции дошли наши разговоры с ним о Сальери?
– Кто знает. Бетховен не скрывает своих мыслей.
– Мы хотели бы еще раз повидаться с Бетховеном.
– Бетховен сейчас никого не принимает. Всему виной его глухота. Из-за нее он все больше замыкается в себе.
– Так что же делать с ораторией? – спросил Джэсон.
– Ждать, – с важным видом ответил Шиндлер.
– Вы пришли как раз это нам посоветовать?
– Бетховена нельзя торопить; надо подождать, чтобы он примирился с полицейским надзором, как с неизбежным злом, это может благоприятно отразиться на его творчестве и придаст оратории дух справедливого возмущения.
– Сколько же еще ждать?
– Как долго вы намерены пробыть в Вене?
– Два-три месяца, не больше.
– Попробую поторопить его. Сейчас у него трудное время: он волнуется и по привычке все откладывает. Но он вас не забыл, шлет вам сердечный привет и просит быть снисходительным к стареющему музыканту. Ему надо немного поправить здоровье; несведущие доктора своими отвратительными лекарствами совсем испортили ему желудок.
Джэсон заказал для Бетховена бутылку лучшего вина и попросил Шиндлера передать композитору.
Это слишком дорогой подарок. Вы очень щедры, – сказал Шиндлер. – Бетховен будет весьма доволен, лучшего лекарства не придумать. Я буду держать вас в курсе событий.
И Шиндлер удалился, бережно прижимая к груди бутылку Несмюллерского.
– Его нет в Вене, – сообщила хозяйка, когда через несколько дней Джэсон пришел к Эрнесту. – Он уехал с месяц назад и не сказал, когда вернется. Мне кажется, он отправился в Прагу.
Оставив свое имя и адрес, Джэсон вернулся в гостиницу.
– Тебе не кажется, что Мюллер хотел ускользнуть от полиции? – спросила Дебора. – Губер, как паук, плетет вокруг нас паутину. Вспомни, как ты заболел в Зальцбурге, наш арест, осведомленность полиции о каждом нашем шаге, и как госпожа Герцог отказала нам в квартире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Губер был доволен собой. Сначала он сомневался, стоит ли давать этим американцам новые визы, но теперь понял, Что избрал верный путь. Любому ростку следует дать подняться, чтобы убедиться, не сорняк ли это; выдернуть его с корнем он всегда успеет.
Джэсон недолго радовался обретенной свободе. Он подошел к карете и поджидавшему их Гансу, взглянул на визы и прочел знакомую надпись, сделанную рукой Губера: «Политически неблагонадежны».
36. Что же дальше?
Их комнаты на Петерплац госпожа Герцог сдала другим приезжим.
– Вы обещали скоро вернуться, а были в отъезде целых три месяца, зачем же пустовать таким прекрасным комнатам? – ответила она на упреки Джэсона.
– А где наши вещи?
– На чердаке. В целости и сохранности. Правда, их подвергли осмотру.
– Кто посмел это сделать?
– Полицейский инспектор. Весьма обходительный человек. Он оставил все в полном порядке. Вы состоите под надзором полиции?
– Наверное, поэтому вы и решили от нас избавиться?
– Я просто не желала терять деньги, да кроме того, узнай вы, кто жил там раньше, вы бы их не сняли.
– Какой-то старый музыкант? Он умер?
– Не своей смертью. До сих пор непонятно, что это было – убийство или самоубийство.
– А господин Мюллер знал об этом?
– Еще бы! Он был другом покойного.
– Давно вы видели господина Мюллера? – спросил Джэсон.
– С неделю назад, он заходил справиться о вас. Узнал о приходе полиции и с тех пор больше не появлялся.
Они сняли уютные комнаты на верхнем этаже гостиницы «Белый бык», где жили в свой первый приезд в Вену. Джэсон сказал Деборе:
– Где бы мы ни поселились, нам не избежать слежки. Раз эту гостиницу нам рекомендовал сам Губер, может, это усыпит его подозрения.
Джэсон тешит себя иллюзиями, подумала Дебора, но спорить не стала; слава богу, наконец-то они могли спокойно отдохнуть.
Одежда и книги, хранившиеся на чердаке у госпожи Герцог, оказались в полном порядке, если не считать пятен 01 прикосновения чужих рук.
Джэсон теперь не сомневался, что Ганса следует рассчитать – тот доносил о каждом их шаге, – но ему хотелось поймать кучера с поличным. Не ведет ли Губер с ними адскую игру и находит в этом удовольствие, подумал Джэсон.
– Если Ганс осведомитель, постараемся извлечь из этого пользу, – сказал он Деборе.
Джэсон оставил свой новый адрес в полицейском управлении и решил держаться от Губера подальше, чтобы избежать открытых столкновений.
Устроившись на новой квартире, они зашли в банк к Гробу. Банкир любезно приветствовал их и выразил надежду, что они остались довольны своим пребыванием в Зальцбурге; правда, он удивился их долгому отсутствию.
– Нас задержала непогода, – объяснил Джэсон. – Кроме того, были неприятности с Губером из-за виз.
– Тут есть, видимо, и другая причина. Визы лишь предлог, – сказал Гроб.
– Могли бы мы рассчитывать на вашу помощь в дальнейшем? – спросил Джэсон.
– У меня есть связи, но все зависит от обстоятельств. В чем же все-таки истинная причина недовольства Губера?
– Губер упомянул Сальери. Он сказал, что любая критика в его адрес рассматривается как критика императорской фамилии.
– Я же вас предупреждал, – воскликнул Гроб. – Вы ведете себя неосмотрительно и ничего не добьетесь. Позвольте напомнить вам, что Сальери является персоной, близкой императорской семье. Таких лиц лучше не трогать. Советую вам избрать другой предмет для изучения.
– Что слышно о Бетховене?
– С ним я не виделся, но виделся с Шиндлером.
– Надеюсь, работа над ораторией подвигается? Нам следует торопиться с отъездом.
– Я же предупреждал вас, что он будет тянуть. Он снова поменял квартиру, а для него это целое событие. Жалуется, что ему некогда сочинять.
– Разве полгода недостаточный срок? – спросил Джэсон.
– Чего ему действительно не хватает, так это здоровья. Он прихварывает.
– Ну, а что Шиндлер говорит об оратории?
– Шиндлер советует положиться на бога.
– Может быть, нам стоит еще раз повидаться с Бетховеном? – предложила Дебора.
– Пока он никого не принимает, даже очаровательных молодых женщин. Но отчаиваться не следует. Шиндлер заверяет, что Бетховен собирается приступить к оратории. Ну, а пока он воображает себя Иеремией.
– Возможно, мне надо самому переговорить с Шпиндлером? – спросил Джэсон.
– Как вам угодно. Прислать его на Петерплац?
– Мы переехали. Обратно на площадь Ам Гоф.
– Прекрасно. Я извещу Шиндлера.
– Господин Гроб, вы не получали новых писем от моего отца? – спросила Дебора.
– Нет. Вы ждете письма?
– Он пишет мне регулярно каждый месяц.
– Ты не сказала мне, что писала отцу, – заметил Джэсон.
– Не нужны ли вам деньги, господин Отис? – поспешил вмешаться Гроб. – На вашем счету осталось пятьсот гульденов. Зальцбург вам недешево обошелся.
Деньги пришлись бы сейчас кстати. Гостиница стоила дорого, и пятисот гульденов могло не хватить на обратный путь.
– Мне нужно сто гульденов.
– Я дам вам двести, – предложил банкир. – Не сомневаюсь, что господин Пикеринг скоро пришлет еще. Он знает, что вам понадобятся деньги для возвращения домой.
Шиндлер посетил их на следующий день. Друг Бетховена зашел всего на несколько минут, чтобы успокоить их по поводу оратории и посоветовать запастись терпением.
– Поверьте, Бетховен полон желания написать ораторию, но полиция усилила за ним надзор. Он всегда знал, что за ним следят, но теперь это стало просто невыносимым.
– Уж не связано ли это с нами? – спросил Джэсон. – Может быть, до полиции дошли наши разговоры с ним о Сальери?
– Кто знает. Бетховен не скрывает своих мыслей.
– Мы хотели бы еще раз повидаться с Бетховеном.
– Бетховен сейчас никого не принимает. Всему виной его глухота. Из-за нее он все больше замыкается в себе.
– Так что же делать с ораторией? – спросил Джэсон.
– Ждать, – с важным видом ответил Шиндлер.
– Вы пришли как раз это нам посоветовать?
– Бетховена нельзя торопить; надо подождать, чтобы он примирился с полицейским надзором, как с неизбежным злом, это может благоприятно отразиться на его творчестве и придаст оратории дух справедливого возмущения.
– Сколько же еще ждать?
– Как долго вы намерены пробыть в Вене?
– Два-три месяца, не больше.
– Попробую поторопить его. Сейчас у него трудное время: он волнуется и по привычке все откладывает. Но он вас не забыл, шлет вам сердечный привет и просит быть снисходительным к стареющему музыканту. Ему надо немного поправить здоровье; несведущие доктора своими отвратительными лекарствами совсем испортили ему желудок.
Джэсон заказал для Бетховена бутылку лучшего вина и попросил Шиндлера передать композитору.
Это слишком дорогой подарок. Вы очень щедры, – сказал Шиндлер. – Бетховен будет весьма доволен, лучшего лекарства не придумать. Я буду держать вас в курсе событий.
И Шиндлер удалился, бережно прижимая к груди бутылку Несмюллерского.
– Его нет в Вене, – сообщила хозяйка, когда через несколько дней Джэсон пришел к Эрнесту. – Он уехал с месяц назад и не сказал, когда вернется. Мне кажется, он отправился в Прагу.
Оставив свое имя и адрес, Джэсон вернулся в гостиницу.
– Тебе не кажется, что Мюллер хотел ускользнуть от полиции? – спросила Дебора. – Губер, как паук, плетет вокруг нас паутину. Вспомни, как ты заболел в Зальцбурге, наш арест, осведомленность полиции о каждом нашем шаге, и как госпожа Герцог отказала нам в квартире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99