Тем не менее, хотя дальнейшие переговоры в Лондоне потерпели крах, я остался верен своему обещанию пожертвовать одним кораблем, дабы не оставлять никакого сомнения в нашей доброй воле.
Ведение деловых переговоров с Холденом затруднялось присутствием кайзера. Когда беседа перешла на вопрос, имевший для нас решающее значение, а именно на политическое соглашение, Холден ответил уклончиво: обязательство нейтралитета, мол, невозможно вследствие отношений, связывающих Англию с Францией.
Когда мы покинули дворец, Холден выразил свое удовлетворение нашей беседой. Я вывел из нее, что: 1) новелла имеет для англичан второстепенное значение, а истинная их цель – парализовать развитие нашего флота, и что 2) англичане не предложили ничего такого, что можно было бы рассматривать как честное морское соглашение на основе соотношения сил, указанного Ллойд-Джорджем в 1908 году. Им было скорее желательно, чтобы мы приняли в принципе неизменную и обесценивавшую наш флот формулу два киля против одного, что на долгое время подорвало бы выполнение нашего закона о флоте. Если бы мы приняли формулу два киля против одного, Англии было бы достаточно удовольствоваться в течение нескольких лет постройкой двух или трех кораблей в год, чтобы в силу договора ограничить затем наше строительство двумя или даже полутора кораблями ежегодно. Это означало конец закона о флоте; к тому же столкновение с нашим флотом перестало бы представлять для Англии известный риск, существование германского флота стало бы бессмысленным, а союз с Германией потерял бы свою международно-политическую ценность. Англичане надеялись навязать нам подобное отступление потому, что мы по всей видимости стремились к «соглашению» любой ценой. Далее, беседа привела меня к заключению, что: 3) о бетмановской формуле нейтралитета не было и речи и 4) наше подчинение в морских вопросах могло быть вознаграждено обманчивыми видами на африканские владения английских вассалов – французов, бельгийцев и португальцев, рассчитанными исключительно на фантазии кайзера и на стремление отдельных дипломатов к личному успеху.
Итак, Холден действовал не на деловой основе. Он прежде всего попытался вести переговоры для видимости, будучи готов подсластить нам подчинение и дать иллюзию некоего политического соглашения и колониальной экспансии, если взамен этого мы станем фактическими вассалами Англии. Истинное лицо Англии еще явственнее обнаружил первый лорд адмиралтейства Уинстон Черчилль, который 9 февраля – как раз тогда, когда Холден, держа под мышкой подаренный ему бронзовый бюст кайзера, спускался по лестнице берлинского дворца, произнес за завтраком в Глазго ту самую речь, в которой назвал германский флот «роскошью».
Пока в Англии господствовал взгляд на германский флот, как на роскошь, пока английский кабинет сам отвергал соотношение морских сил, равное 2:3, предложенное некогда Ллойд-Джорджем, до тех пор было бесполезно, а учитывая образ мыслей нашего имперского руководства, даже вредно в дипломатическом отношении приглашать в Берлин британских министров, которые не предлагали нам ничего, но зато не без ловкости сеяли раздоры в нашей собственной среде.
Если бы Холден обнаружил склонность к установлению разумного соотношения морских сил, то я был бы готов сказать ему: коль скоро соотношение, равное 2:3, получит право гражданства, а между нашими сторонами установится прочная дружба, наступит время для переговоров о соответствующем изменении также и действующего закона о флоте. Однако принятый английским министром метод переговоров, рассчитанный на обман наших фантазеров, а не на заключение двусторонней сделки, естественно заставил меня оставить при себе эту мысль, которая могла быть правильно понята лишь после того, как Англия признала бы нас мировой державой и предложила нам конкретные компенсации. Если имелась вообще возможность принудить Англию к серьезным переговорам вместо видимости переговоров, то для этого нужно было проявить стойкость в главном вопросе, касавшемся закона о флоте.
Какие выводы сделал канцлер из неудачи этой своей попытки соглашения, которая с самого начала обнаружила непонимание английской души и основывалась на нереальных предпосылках? Он стал искать козла отпущения и таковым в первый момент должен был оказаться я, ибо, я не соглашался слепо и без всяких компенсаций жертвовать германским флотом.
О заключительной беседе, которую Холден вел 10 февраля с канцлером, сообщение, напечатанное в «Манчестер Гардиан», говорит следующее: Холден интересовался главным образом вопросом о флоте и его обычный аргумент, что политическое соглашение останется нереальным, пока Германия не пойдет на некоторые уступки в области флота, не уменьшил подавленности канцлера, который стремился, насколько это было возможно, не дать идее соглашения с Англией потерпеть фиаско по вине Тирпица.
Я предоставляю читателю сверить эту защитительную речь с изложенным выше содержанием моих переговоров с Холденом, после чего он убедится, что моя уступка не была ничем компенсирована и что сам Холден считал новеллу делом второстепенным. Таким образом, даже канцлер наконец понял, что Холден стремился к аннулированию нашей судостроительной программы.
Переговоры продолжались затем в Лондоне. В ходе их становилось все более ясным, что Англия стремилась лишь к тому, чтобы склонить нас к односторонним уступкам в области строительства флота, не давая ничего взамен. Министерству иностранных дел не терпелось осуществить это одностороннее подчинение, и теперь оно стало оказывать на меня давление, требуя отказа от трех предусмотренных новеллой кораблей. Это требование равнялось отказу от новеллы в целом; приняв его, мы не смогли бы требовать также и увеличения численности личного состава, ибо после отказа от строительства кораблей все обоснование проекта становилось нелогичным. Министерство иностранных дел не учитывало, что, не говоря уже об ослаблении Германии в военном отношении вследствие непроведения в жизнь реформы, после всего происшедшего, и в особенности после того как сам кайзер договорился с Холденом, подобная уступка безответственно наносила ущерб нашему престижу и толкала нас на наклонную плоскость, остановиться на которой невозможно. Дальнейшая скорбная история новеллы, подробности которой здесь не место приводить, показала, что наша дипломатия постепенно позволила навязать себе точку зрения, согласно которой Англия была будто бы вправе устанавливать размеры наших вооружений. Стойкость кайзера в конце концов предотвратила нашу капитуляцию и отказ от новеллы, торжественно возвещенной в тронной речи, без компенсации со стороны англичан. В результате всего происшедшего канцлер, видимо, почувствовал все же несостоятельность нашего представительства в Лондоне, ибо прежний посол был заменен крупнейшей тогда дипломатической величиной – бароном фон Маршаллем.
5
Князь Бюлов в 1908-1909 годах сумел сохранить в неприкосновенности достоинство Германии, хотя и хлопотал об улучшении англо-германских отношений. Напротив, метод переговоров, избранный нами в 1912 году, позволил англичанам взять по отношению к нам начальственный тон, от которого они, впрочем, корректно отказались, когда заметили, что мы все же не намерены идти к ним в подчинение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Ведение деловых переговоров с Холденом затруднялось присутствием кайзера. Когда беседа перешла на вопрос, имевший для нас решающее значение, а именно на политическое соглашение, Холден ответил уклончиво: обязательство нейтралитета, мол, невозможно вследствие отношений, связывающих Англию с Францией.
Когда мы покинули дворец, Холден выразил свое удовлетворение нашей беседой. Я вывел из нее, что: 1) новелла имеет для англичан второстепенное значение, а истинная их цель – парализовать развитие нашего флота, и что 2) англичане не предложили ничего такого, что можно было бы рассматривать как честное морское соглашение на основе соотношения сил, указанного Ллойд-Джорджем в 1908 году. Им было скорее желательно, чтобы мы приняли в принципе неизменную и обесценивавшую наш флот формулу два киля против одного, что на долгое время подорвало бы выполнение нашего закона о флоте. Если бы мы приняли формулу два киля против одного, Англии было бы достаточно удовольствоваться в течение нескольких лет постройкой двух или трех кораблей в год, чтобы в силу договора ограничить затем наше строительство двумя или даже полутора кораблями ежегодно. Это означало конец закона о флоте; к тому же столкновение с нашим флотом перестало бы представлять для Англии известный риск, существование германского флота стало бы бессмысленным, а союз с Германией потерял бы свою международно-политическую ценность. Англичане надеялись навязать нам подобное отступление потому, что мы по всей видимости стремились к «соглашению» любой ценой. Далее, беседа привела меня к заключению, что: 3) о бетмановской формуле нейтралитета не было и речи и 4) наше подчинение в морских вопросах могло быть вознаграждено обманчивыми видами на африканские владения английских вассалов – французов, бельгийцев и португальцев, рассчитанными исключительно на фантазии кайзера и на стремление отдельных дипломатов к личному успеху.
Итак, Холден действовал не на деловой основе. Он прежде всего попытался вести переговоры для видимости, будучи готов подсластить нам подчинение и дать иллюзию некоего политического соглашения и колониальной экспансии, если взамен этого мы станем фактическими вассалами Англии. Истинное лицо Англии еще явственнее обнаружил первый лорд адмиралтейства Уинстон Черчилль, который 9 февраля – как раз тогда, когда Холден, держа под мышкой подаренный ему бронзовый бюст кайзера, спускался по лестнице берлинского дворца, произнес за завтраком в Глазго ту самую речь, в которой назвал германский флот «роскошью».
Пока в Англии господствовал взгляд на германский флот, как на роскошь, пока английский кабинет сам отвергал соотношение морских сил, равное 2:3, предложенное некогда Ллойд-Джорджем, до тех пор было бесполезно, а учитывая образ мыслей нашего имперского руководства, даже вредно в дипломатическом отношении приглашать в Берлин британских министров, которые не предлагали нам ничего, но зато не без ловкости сеяли раздоры в нашей собственной среде.
Если бы Холден обнаружил склонность к установлению разумного соотношения морских сил, то я был бы готов сказать ему: коль скоро соотношение, равное 2:3, получит право гражданства, а между нашими сторонами установится прочная дружба, наступит время для переговоров о соответствующем изменении также и действующего закона о флоте. Однако принятый английским министром метод переговоров, рассчитанный на обман наших фантазеров, а не на заключение двусторонней сделки, естественно заставил меня оставить при себе эту мысль, которая могла быть правильно понята лишь после того, как Англия признала бы нас мировой державой и предложила нам конкретные компенсации. Если имелась вообще возможность принудить Англию к серьезным переговорам вместо видимости переговоров, то для этого нужно было проявить стойкость в главном вопросе, касавшемся закона о флоте.
Какие выводы сделал канцлер из неудачи этой своей попытки соглашения, которая с самого начала обнаружила непонимание английской души и основывалась на нереальных предпосылках? Он стал искать козла отпущения и таковым в первый момент должен был оказаться я, ибо, я не соглашался слепо и без всяких компенсаций жертвовать германским флотом.
О заключительной беседе, которую Холден вел 10 февраля с канцлером, сообщение, напечатанное в «Манчестер Гардиан», говорит следующее: Холден интересовался главным образом вопросом о флоте и его обычный аргумент, что политическое соглашение останется нереальным, пока Германия не пойдет на некоторые уступки в области флота, не уменьшил подавленности канцлера, который стремился, насколько это было возможно, не дать идее соглашения с Англией потерпеть фиаско по вине Тирпица.
Я предоставляю читателю сверить эту защитительную речь с изложенным выше содержанием моих переговоров с Холденом, после чего он убедится, что моя уступка не была ничем компенсирована и что сам Холден считал новеллу делом второстепенным. Таким образом, даже канцлер наконец понял, что Холден стремился к аннулированию нашей судостроительной программы.
Переговоры продолжались затем в Лондоне. В ходе их становилось все более ясным, что Англия стремилась лишь к тому, чтобы склонить нас к односторонним уступкам в области строительства флота, не давая ничего взамен. Министерству иностранных дел не терпелось осуществить это одностороннее подчинение, и теперь оно стало оказывать на меня давление, требуя отказа от трех предусмотренных новеллой кораблей. Это требование равнялось отказу от новеллы в целом; приняв его, мы не смогли бы требовать также и увеличения численности личного состава, ибо после отказа от строительства кораблей все обоснование проекта становилось нелогичным. Министерство иностранных дел не учитывало, что, не говоря уже об ослаблении Германии в военном отношении вследствие непроведения в жизнь реформы, после всего происшедшего, и в особенности после того как сам кайзер договорился с Холденом, подобная уступка безответственно наносила ущерб нашему престижу и толкала нас на наклонную плоскость, остановиться на которой невозможно. Дальнейшая скорбная история новеллы, подробности которой здесь не место приводить, показала, что наша дипломатия постепенно позволила навязать себе точку зрения, согласно которой Англия была будто бы вправе устанавливать размеры наших вооружений. Стойкость кайзера в конце концов предотвратила нашу капитуляцию и отказ от новеллы, торжественно возвещенной в тронной речи, без компенсации со стороны англичан. В результате всего происшедшего канцлер, видимо, почувствовал все же несостоятельность нашего представительства в Лондоне, ибо прежний посол был заменен крупнейшей тогда дипломатической величиной – бароном фон Маршаллем.
5
Князь Бюлов в 1908-1909 годах сумел сохранить в неприкосновенности достоинство Германии, хотя и хлопотал об улучшении англо-германских отношений. Напротив, метод переговоров, избранный нами в 1912 году, позволил англичанам взять по отношению к нам начальственный тон, от которого они, впрочем, корректно отказались, когда заметили, что мы все же не намерены идти к ним в подчинение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124