Бетман делал как раз обратное тому, что повелевала государственная мудрость, с которой Ллойд-Джордж и Клемансо вели свои народы к победе. Канцлер и его друзья-демагоги все время направляли острие своей политики не наружу, а внутрь. Но этим самым они ослабляли силу сопротивления народа и подготовляли катастрофу до тех пор, пока народ и пришедшие к власти демагоги не сложили оружия и не бросились к ногам врага с призывом:
Мы, которые всегда веровали в совесть мира, отвергаем проклятых сторонников политики насилия, которых вы могли считать хищными врагами. Мы никогда не стремились к победе и даже боялись ее, ибо она оставила бы на шее порабощенного германского народа иго самодержавия и военной касты. Теперь поражение освободило германский народ от произвола кайзера и военщины, сделало его счастливым и достойным прекрасного будущего. Ныне мы принуждаем вас, но уже не отвратительным насилием, а красивыми и хорошими словами, любить германский народ и заботиться об его интересах. Мы хотим заслужить доверие заграницы, мы расчищали путь от империализма к идеализму, то есть сеяли в германских сердцах ненависть не к империализму британцев, заставивших нас голодать, или французов, поляков и других, которые разрывают на части наше тело, а к тем людям, которые некогда сделали Германскую империю могущественной, создали для ее защиты армейские корпуса и корабли и обеспечили наше благоденствие, построив прочную плотину против алчности соседей.
Такой конец германского могущества был приуготовлен одурачиванием германских народных масс с самого начала войны. Ложные представления, внушавшиеся германскому народу Шейдеманом и К при попустительстве правительства, оказывают ныне ужасающее действие после того, как они были испытаны на практике. Они заключались примерно в следующем:
1. Стоит Германии демократизировать свой строй, как будет достигнут мир на основе соглашения обеих сторон. Заключению его препятствуют лишь монархия и власть военщины.
После того как нортклиффовская пропаганда{190} успешно использовала это взрывчатое вещество, доставленное ей германской демократией для подрыва нашей армии, принц Макс Баденский, Эрцбергер и Шейдеман не успокоились до тех пор, пока не испробовали своего мира, «основанного на правде, а не на силе», в жертву которому они принесли монархию, военное могущество, честь и свободу.
2. Стоит нам заявить, что мы готовы очистить Бельгию, как будет достигнут мир на основе соглашения обеих сторон.
Итак, с 1917 года один голубь мира за другим перелетали нашу границу, неся в клюве отказ от Бельгии. Эти предложения только укрепляли наших врагов в решимости выждать, пока их цель в войне – крушение германского могущества – не будет достигнута с помощью открыто проявляющегося внутреннего распада.
3. Юнкеры, бароны промышленности и аннексионисты начали войну и затягивают ее, чтобы нажиться. Если мы сбросим их господство, освобожденные народы протянут друг другу руки, и на земле наступит вечный мир.
Уже римляне умели строить свою политику на внутренних распрях германцев. На помощь Антанте явилась также зависть распропагандированных классов, которые всегда готовы уничтожить действительных создателей их собственного экономического благополучия, ибо эти последние «больше зарабатывают», чем они сами.
Таким образом, многие приветствовали «зарю революции». Наша сильная, гордая, всеми уважаемая империя разрушена не врагом, а изнутри.
Поскольку наш народ не созрел для того, чтобы выполнить свою политическую задачу в поставленных Бисмарком рамках, сила непобедимого войска сломилась. В Лондоне или Париже каждый обыватель сам знает, что полезно для государства. А у нас он набирается иллюзий, подсказываемых ему известной прессой и партиями, которые всегда могут закрыть ему, как счастливому Гансу{191}, глаза на то, что он падает со ступеньки на ступеньку. Только в марте 1919 года социалист Пауль Ленш отметил в «Глоке», насколько приумолкли у нас те элементы, которые подобно «Берлинер Тагеблатт» и другим газетам того же сорта из года в год уверяли, что достаточно нам прогнать к черту «пан-германцев» и сделать откровенное заявление о Бельгии, как мы получим приемлемый мир. Не знаю, приумолкнет ли когда-нибудь упомянутая Леншем пресса. Но как и все лица, следившие с некоторым вниманием за высказываниями, например, «Франкфуртер Цейтунг» и стоявшие по своим воззрениям за Германскую империю, я убедился, что как до войны, так и во время войны эта газета своей деятельностью играла на руку смертельном врагам Германии. С немыслимым для английских или французских газет отсутствием национального инстинкта эта газета вела борьбу против государства и со времен Бисмарка неизменно выдвигала требования, выполнение которых подорвало бы мощь и престиж Германии; в этот же критический момент она нанесла германизму удар в спину. И она проявила последовательность, когда радостно приветствовала революцию, т.е. крушение германской чести и будущности.
Одурачивая германский народ, эта газета ловко пользуется космополитическим ослеплением многих наших товарищей по народу, которые совершенно не способны вникнуть в душу других народов, обладающих чувством национальной гордости. Они судят об иностранцах по самим себе. Добродушные и наивные, но в то же время запутавшиеся и халатные, они упускают всякую возможность заключить политическую сделку или укрепить наши силы. Они не понимают, что всякое проявление слабости способствует продвижению врага и вызывает новые наскоки с его стороны; они не понимают, что при нашем международном положении свобода Германии и сносные условия хозяйственного развития могут быть спасены лишь путем укрепления единства народа и готовности его к жертвам.
Другой социалист – имперский министр д-р Давид – заявил в начале 1919 года: Основной причиной нашего поражения было слабое развитие нашего национально-государственного сознания. Это очень верно. Еще за много лет до этого мой итальянский друг адмирал Беттоло сказал мне: Единственные опасные социалисты – это немцы, поскольку они превращают свою партийную линию в догму, в религию и становятся прежде всего товарищами, а потом уже немцами. У английских же, французских и даже наших итальянских социалистов имеет место обратное. Родившаяся было во мне осенью 1914 года надежда на то, что национально настроенные элементы возьмут верх в социал-демократической партии, вскоре оказалась беспочвенной. Слишком глубоко успела проникнуть пропаганда интернационализма, которая велась марксистами десятки лет, слишком укоренилась в народе ограниченная классовая зависть и немецкая склонность к утопиям. Ряд достойных социал-демократов проявили во время войны здоровый национальный инстинкт. Если бы правительство укрепило его вместо того, чтобы искать милости близоруких или злонамеренных демагогов интернационалистского крыла, то, пройдя школу войны, рабочий класс, возможно, проникся бы германским государственным самосознанием и жил бы теперь так же хорошо, как рабочий класс Англии. Но левые проявили черную неблагодарность по отношению к прусско-германскому государству – лучшему из государств. Государственная мудрость и традиции Фридриха Великого и Бисмарка были сочтены устаревшими по сравнению с воззрениями агитаторов, одни имена которых должны были бы вызывать у немца чувство отвращения, ибо эти двусмысленные личности не только погубили нашу страну, но в награду за это правят ею теперь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Мы, которые всегда веровали в совесть мира, отвергаем проклятых сторонников политики насилия, которых вы могли считать хищными врагами. Мы никогда не стремились к победе и даже боялись ее, ибо она оставила бы на шее порабощенного германского народа иго самодержавия и военной касты. Теперь поражение освободило германский народ от произвола кайзера и военщины, сделало его счастливым и достойным прекрасного будущего. Ныне мы принуждаем вас, но уже не отвратительным насилием, а красивыми и хорошими словами, любить германский народ и заботиться об его интересах. Мы хотим заслужить доверие заграницы, мы расчищали путь от империализма к идеализму, то есть сеяли в германских сердцах ненависть не к империализму британцев, заставивших нас голодать, или французов, поляков и других, которые разрывают на части наше тело, а к тем людям, которые некогда сделали Германскую империю могущественной, создали для ее защиты армейские корпуса и корабли и обеспечили наше благоденствие, построив прочную плотину против алчности соседей.
Такой конец германского могущества был приуготовлен одурачиванием германских народных масс с самого начала войны. Ложные представления, внушавшиеся германскому народу Шейдеманом и К при попустительстве правительства, оказывают ныне ужасающее действие после того, как они были испытаны на практике. Они заключались примерно в следующем:
1. Стоит Германии демократизировать свой строй, как будет достигнут мир на основе соглашения обеих сторон. Заключению его препятствуют лишь монархия и власть военщины.
После того как нортклиффовская пропаганда{190} успешно использовала это взрывчатое вещество, доставленное ей германской демократией для подрыва нашей армии, принц Макс Баденский, Эрцбергер и Шейдеман не успокоились до тех пор, пока не испробовали своего мира, «основанного на правде, а не на силе», в жертву которому они принесли монархию, военное могущество, честь и свободу.
2. Стоит нам заявить, что мы готовы очистить Бельгию, как будет достигнут мир на основе соглашения обеих сторон.
Итак, с 1917 года один голубь мира за другим перелетали нашу границу, неся в клюве отказ от Бельгии. Эти предложения только укрепляли наших врагов в решимости выждать, пока их цель в войне – крушение германского могущества – не будет достигнута с помощью открыто проявляющегося внутреннего распада.
3. Юнкеры, бароны промышленности и аннексионисты начали войну и затягивают ее, чтобы нажиться. Если мы сбросим их господство, освобожденные народы протянут друг другу руки, и на земле наступит вечный мир.
Уже римляне умели строить свою политику на внутренних распрях германцев. На помощь Антанте явилась также зависть распропагандированных классов, которые всегда готовы уничтожить действительных создателей их собственного экономического благополучия, ибо эти последние «больше зарабатывают», чем они сами.
Таким образом, многие приветствовали «зарю революции». Наша сильная, гордая, всеми уважаемая империя разрушена не врагом, а изнутри.
Поскольку наш народ не созрел для того, чтобы выполнить свою политическую задачу в поставленных Бисмарком рамках, сила непобедимого войска сломилась. В Лондоне или Париже каждый обыватель сам знает, что полезно для государства. А у нас он набирается иллюзий, подсказываемых ему известной прессой и партиями, которые всегда могут закрыть ему, как счастливому Гансу{191}, глаза на то, что он падает со ступеньки на ступеньку. Только в марте 1919 года социалист Пауль Ленш отметил в «Глоке», насколько приумолкли у нас те элементы, которые подобно «Берлинер Тагеблатт» и другим газетам того же сорта из года в год уверяли, что достаточно нам прогнать к черту «пан-германцев» и сделать откровенное заявление о Бельгии, как мы получим приемлемый мир. Не знаю, приумолкнет ли когда-нибудь упомянутая Леншем пресса. Но как и все лица, следившие с некоторым вниманием за высказываниями, например, «Франкфуртер Цейтунг» и стоявшие по своим воззрениям за Германскую империю, я убедился, что как до войны, так и во время войны эта газета своей деятельностью играла на руку смертельном врагам Германии. С немыслимым для английских или французских газет отсутствием национального инстинкта эта газета вела борьбу против государства и со времен Бисмарка неизменно выдвигала требования, выполнение которых подорвало бы мощь и престиж Германии; в этот же критический момент она нанесла германизму удар в спину. И она проявила последовательность, когда радостно приветствовала революцию, т.е. крушение германской чести и будущности.
Одурачивая германский народ, эта газета ловко пользуется космополитическим ослеплением многих наших товарищей по народу, которые совершенно не способны вникнуть в душу других народов, обладающих чувством национальной гордости. Они судят об иностранцах по самим себе. Добродушные и наивные, но в то же время запутавшиеся и халатные, они упускают всякую возможность заключить политическую сделку или укрепить наши силы. Они не понимают, что всякое проявление слабости способствует продвижению врага и вызывает новые наскоки с его стороны; они не понимают, что при нашем международном положении свобода Германии и сносные условия хозяйственного развития могут быть спасены лишь путем укрепления единства народа и готовности его к жертвам.
Другой социалист – имперский министр д-р Давид – заявил в начале 1919 года: Основной причиной нашего поражения было слабое развитие нашего национально-государственного сознания. Это очень верно. Еще за много лет до этого мой итальянский друг адмирал Беттоло сказал мне: Единственные опасные социалисты – это немцы, поскольку они превращают свою партийную линию в догму, в религию и становятся прежде всего товарищами, а потом уже немцами. У английских же, французских и даже наших итальянских социалистов имеет место обратное. Родившаяся было во мне осенью 1914 года надежда на то, что национально настроенные элементы возьмут верх в социал-демократической партии, вскоре оказалась беспочвенной. Слишком глубоко успела проникнуть пропаганда интернационализма, которая велась марксистами десятки лет, слишком укоренилась в народе ограниченная классовая зависть и немецкая склонность к утопиям. Ряд достойных социал-демократов проявили во время войны здоровый национальный инстинкт. Если бы правительство укрепило его вместо того, чтобы искать милости близоруких или злонамеренных демагогов интернационалистского крыла, то, пройдя школу войны, рабочий класс, возможно, проникся бы германским государственным самосознанием и жил бы теперь так же хорошо, как рабочий класс Англии. Но левые проявили черную неблагодарность по отношению к прусско-германскому государству – лучшему из государств. Государственная мудрость и традиции Фридриха Великого и Бисмарка были сочтены устаревшими по сравнению с воззрениями агитаторов, одни имена которых должны были бы вызывать у немца чувство отвращения, ибо эти двусмысленные личности не только погубили нашу страну, но в награду за это правят ею теперь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124