Так мне сегодня. Сижу у себя в комнате и думаю, смогу ли завтра. И знаю, что придётся. Сегодня вечером я был с женщиной. Наверное, идея эта была не так хороша, как быть с ней. Мозг мне это выебло до такой степени, что осталось только изнеможение, отчего у меня болит всё до мозга костей. Я лишь знаю, что моему телу и сознанию нужно ненадолго отключиться. А кроме того я знаю, что это ко мне стучится величие: мол, посмотрим, есть ли у тебя то, что мне нужно? Величие хочет убедиться, нельзя ли меня выкорчевать с корнем. Моя комната – песня сирены, которая соблазняет меня прекратить то, что я делаю. Отделить орлов от прочих птиц. А для этого нужно запустить их в разреженный воздух. Нельзя окружить себя друзьями и радоваться этой липовой поддержке. От такого лишь возникает ложное чувство безопасности. Сквозь это дерьмо тебя проведёт только одно – втягивайся внутрь, твердей и двигайся вперёд. Чем меньше друзей и слов у тебя – тем лучше. В этом году у меня осталось, по крайней мере, ещё пятьдесят или шестьдесят концертов. Если я не отыграю их как полагается, я загремлю в больницу с нервным срывом. Это мой самый тяжёлый год. Очень многому пришлось противостоять. Величие стучится ко мне.
21 июля. Лос-Анджелес, Калифорния: На сцене горячка. Сегодня я чувствовал настоящий напряг. Толи размер зала и всё остальное, но я боялся, что зал этот нас проглотит. На концерте были «Body Count». Играли на полную катушку, но я не знаю, как вышло. Дэйв Наварро вышел с нами поджемовать на бис. Какой отличный парень, приятно увидеть его снова. С нетерпением жду, когда же снова в дорогу. Играть в Калифорнии – в этом что-то нереальное. Столько народу, из всех щелей лезут, переливаются через края, они повсюду. Они нравятся мне больше, чем они вообще могут подумать. Не знаю, смогу ли сказать им об этом так, как мне хочется.
30 июля. Пенсакола, Флорида: Самый жаркий концерт, какой я помню. Всё равно что дышать собственным мясом. Я лишь пытался удержаться на ногах. Вечером спрятался от них, зная, что не способен даже пожимать кому-то руки. Проснулся на автостоянке возле гостиницы, а лишь вошёл к себе в номер, начались интервью. Я перестарался. Потерял в весе. Больше ничего. Ни с кем не разговаривал. Пришёл и отыграл, а теперь уезжаю. Не знаю, получили зрители на концерте какое-то представление, о чём мы поём, или нет, но показалось, что мы им вполне понравились. Я расплющен и совершенно ни к чему не годен.
3 августа. Миннеаполис, Миннесота: Восемнадцать сотен человек в большом зале. Больше, чем когда-либо здесь собирал «Black Flag». Я наблюдал, как вносят аппаратуру, и вспоминал только, как несколько лет назад мы загружали технику в крохотную комнатёнку. А нам парил мозги 135-й из обслуги, пока они лажались. Сегодня вечером мы круто играли, и было приятно освободиться от дурацких мыслей. Выкинь из головы ненужные мысли – какая замечательная идея, какой отличный способ не тратить время и сохранить жизнь. Сходили на тусовку, познакомились с людьми из «Би-Эм-Джи». Не моя публика. Стоят вокруг, говорят спасибо. Спасибо, я рад, что вам нравится, как я себя имею. Я не на многое гожусь, но на то, на что я гожусь, я действительно гожусь, а больше ничего и не важно. Остальное просто ерунда.
12 августа. Торонто, Канада: Проснулся в постели с женщиной после выходного дня. Снова впрягаться в работу – странно оказаться вне зоны на целые сутки. Провёл небольшую пресс-конференцию, потом отправился в зал, потом в спортзал, потом опять в концертный. Проверка звука, несколько интервью по телефону из Австралии. Короткий сон – и снова готовиться к выходу. Две тысячи сто билетов, аншлаг. Мы ещё не вышли играть, а стены уже запотели. Не было ни минуты, когда кто-нибудь из публики не влазил бы на сцену. Сегодня я опробовал новый приём.
Я стоял посреди этой толпы, и меня два часа пинали со всех сторон. Сижу в автобусе, а в теле не осталось ни капли жидкости. Иногда дни превращаются в ничто. Вроде сегодняшнего дня, переходящего в вечер вроде сегодняшнего, когда встаёшь утром и шатаешься где-то до проверки звука, затем бродишь по сцене, отыгрываешь своё и снова убредаешь прочь. Я оставался в зале, пока все не ушли. Когда я появился на улице, никого уже не было, словно вообще не было никакого концерта.
21 августа. Эсбери-Парк, Нью-Джерси: Сфотографировался для какого-то журнала и пошёл выступать. Приехал поздно, проверил звук. Эсбери-Парк – жёсткое место. Клуб – депрессивный притон, не знаю, как пройдёт вечер. На улицах никого нет, только случайные бегуны нарушают отсутствие живых существ. Меня затоптали, задавили, затолкали те, кто лез на сцену. Как-то всё же умудрился сыграть. Не помню, как проснулся сегодня утром. Снова начал думать о женщинах. Ни о ком особом. Это больше не имеет значения. Меня швырнуло в ткань дороги, и я не тот, кого кто-нибудь когда-нибудь по-настоящему узнает. Думая о других людях, я знаю, что я из другого мира. Я слишком устал и не могу придумать, что бы написать. Мы выступали, мы играли хорошо, и я, как всегда, – один, а иногда это трудно выдержать. Всё тело ломит, я сижу, всё ещё скрючившись от пинка в рёбра, – меня пнул один из тех, кто кричит, как сильно любит нас. Ага, щас.
29 августа. Ридинг, Англия: Ридингский фестиваль 1992 года. Мы проехали мимо сотен людей, которые изо всех сил старались выглядеть грязными и затраханными. У них такой вид, словно они втирали говно в волосы. Мы прошли за ограждение и стали ждать своих пропусков. Пресс-галиматья тут никогда не прекращается, и для меня началась, как только я получил пропуск. Поговорил с засранцем из «Керранг!», и ему даже в голову не пришло, насколько он близок к тому, чтобы получить, как сука, прямо в зубы. Он спрашивает у меня всю эту срань, мол, я теперь большая рок-звезда, а поэтому он считает, что все наши новые вещи окажутся дрянью. Если б я интервьюировал кого-нибудь, я бы ни в коем случае не стал действовать ему на нервы. Меня засосало в палатку, где было множество людей, и всем подавай автограф. Я стоял за столом, как подпёртая задница, и подписывал фотографии, как человекообразный «ксерокс». В голове только одно – скорей бы концерт. В конце концов, мне удалось привести себя в готовность и выйти на сцену. Старались играть как можно лучше. Было действительно много народу – около тридцати-сорока тысяч. Везде, куда только глаз хватало, люди стояли и махали. После выступления пришлось фотографироваться, а потом я свалил оттуда на хер. Меня поразило, до чего тяжело давать автографы: просто невыносимо. Публика была вообще-то ничего, но я терпеть не могу заставлять людей стоять в очереди ко мне, чтобы подписать свои штучки; из-за этого я чувствую себя полной жопой. Всё, меня здесь нет.
11 сентября. Брисбен, Австралия: Брисбен – это всегда привкус отходов. После перелёта я спал и проснулся за час до концерта. Проснулся в тёмной комнате, а ещё и концерт играть. Когда мы прибыли на место, всё показалось нереальным. Словно весь этот вечер шёл, пока я спал. Я посмотрел на другую группу: как «ныряльщики со сцены» пинают их. Похоже, группе всё было по хуй, так или иначе. Зрители на концерте либо колотили друг друга до полусмерти, либо избивали вышибал, либо блевали, либо квасили. Сегодняшний вечер – не исключение. Не так много драк, как в последний раз. Сегодня набилось около полутора тысяч;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65