«На хуй, обдеру-ка я этого говнюка Роллинза». Берёт майки, а потом что-то втемяшилось в его пустую башку. «Я знаю: возьму-ка я две эти чужие майки, поскольку я подлый гондон, а взамен положу свою дрянную панковскую майку!» И выходит в промозглую ночь Литтл-Рока.
Следующая история была с бабищей, которая купила мне цветы. Мой день рождения и всё такое. Она подошла ко мне и говорит: «Вы меня помните? Я та девушка, которая подарила вам цветы». Ещё б я её не помнил. Ладно. «Так вот, – продолжает она, – вон тот негр, – она показывает на одного из парней-уборщиков, – он гонялся за мной всю ночь. Я слыхала, что им нравятся крупные. Просто подошёл ко мне и спрашивает: „Ты с кем ходишь?“ – и я показала на вас. Он сказал, что хочет помериться силами с вами и увести меня от вас». Премного благодарен, дамочка! Я отошёл от неё и сел на какой-то ящик с аппаратурой. Естественно, мужик подваливает и предлагает помериться силами на локотках. Я ему говорю: «Мужик, я знаю, зачем ты хочешь со мной подраться. Эта толстая баба сказала тебе, что она со мной. Но это не так. Я её никогда раньше не видел! Она тебе лапши навешала». Он отвечает: «Я тебя понял, мужик, погляди-ка». Закатывает рукав и сгибает руку. А его бицепс всё больше и больше. Наконец он завернул кисть, и у него на руке выскочил мускул размером с мяч для гольфа. Меня чуть не стошнило. Я сказал: «Потрясающе, ты более чем достойный соперник». Он ухмыльнулся и удалился. А через пару минут подваливает такая крутая на вид красотка и показывает сперва на мой член, а потом на свой рот. Я только улыбнулся. Она показала жестами, мол, какого размера у меня член. Я обозначил большим и указательным пальцем размер приблизительно три четверти дюйма. Она подошла ещё ближе, протянула руку и сказала: «Поехали». Я внимательно поглядел на неё. Девка крута необычайно! Она уселась ко мне на колени и сказала: «Давай, начинай. Просто ложись и получай удовольствие». Я спросил, как её зовут. «Персик Мельба». Я говорю: «Персик, дорогуша, я хочу сказать тебе, что у тебя самая красивая задница из всех, что здесь есть сегодня, но я не могу быть с тобой». Персик спрашивает, почему. Я говорю: «Персик, ты – мужик! Есть определённые вещи, которых я делать не буду, и я не хочу, чтобы какой-то парень сосал мне хуй, спасибо, милая, ни за какие коврижки». А он меня спрашивает, согласился бы я, если б не смог определить. Я не стал отвечать и перевёл разговор на его ярко-зелёные колготки. Я сказал, что у меня был диск Мадонны, на котором у неё был тот же оттенок. Мы сошлись на том, что Мадонна великолепна. Он рассказал мне, как обдурил Сэла и даже танцевал с ним. Мы ещё немного поболтали, и он признался, что на самом деле его зовут Тим. Я сказал, что Тим нравится мне намного больше. Ёбть, у парня на роже был почти целый дюйм косметики! Я сказал, что ему надо бы дня три не бриться, а потом выйти в женском прикиде со всей этой щетиной. Тим сказал, что он попробует. Потом встал с меня и ушёл. Воры. Никому нельзя полностью доверять, кроме себя. Доверять кому-то ещё – слишком много хотеть от человека. Фанам «Black Flag», по крайней мере, доверять нельзя. Вчера вечером они меня обокрали. Больше не буду никому из них верить. Если кто-то мне что-то даёт, я спрашиваю, что он за это хочет, а если он говорит, что ничего не ждёт взамен, я верну подношение. Нет доверия. Они всегда, так или иначе, хотят чего-то взамен. И мне очень не хотелось бы стоять к ним спиной, когда они придут за долгом. Никому из них нельзя верить. Они аплодируют, когда ты играешь, но если ты играешь не то, что они хотят слышать, они принимаются тебя оскорблять. Я кое-чему научился из этого говна. Понял, что всё это одно и то же – хвалы, проклятья, любовь, ненависть, всё одно и то же. И никто меня не переубедит. Я ничего ни от кого не жду. Я редко разочаровываюсь. Зато иногда случаются приятные сюрпризы. Никому! Никому не доверяю до конца, кроме себя и Джо. Того же я жду и от других. Полное доверие – глупость. Полное доверие – для дураков. Там же, где и «вера».
13 февраля 1987 г. 12.10. В поезде по пути в Чикаго, Иллинойс: Мимо проходят две девушки. «Как ты думаешь, куда это едет Генри?» Нужно было одеться под Синди Лоупер. Я еду в Мэдисон, штат Висконсин, на концерт.
Железная дорога довезёт меня только до Чикаго. Я не парюсь. В этом поезде мне стукнуло двадцать шесть. Никто больше не будет говорить мне херню про «четверть века». Я на пути к тридцатнику.
Только что провёл три дня в округе Колумбия. Отыграл все концерты на Восточном Побережье: Нью-Йорк, Бостон, Провиденс, Нью-Хэйвен, Трентон, Нью-Брансвик, округ Колумбия. Конечно, было здорово повидать Иэна. Трудно поверить, что мальчонке уже двадцать пять. Подходит совершенно незаметно. Не то чтобы я думал, что он умрёт, не достигнув, но надеялся, что каким-то чудом он не будет взрослеть. Есть в нём нечто, отвергающее возраст. «Вечный» – такое тяжёлое, неуклюжее слово. Не хочу его употреблять. Он – как время года. Я знаю, что он останется рядом. Не попадёт ни в какую авиакатастрофу. И всё же не могу не думать. Чума. Иэн Маккэй, двадцать пять лет. Так не бывает.
Из поездки я понял, что теперь это совсем другой город. Я даже не помню названий улиц. Большинство знакомых отсюда уехали. Я не знаю почти никого из тех, кто тусуется рядом. Наверное, чем меньше людей я знаю, тем лучше. Я не собираюсь приезжать сюда в гости – только играть. Нет необходимости проводить время с друзьями. Открывая рот, я лишь трачу время понапрасну. Бесполезно. Когда мы с ними в одной комнате, и мне неловко, и им неловко. Это ложь, это не срабатывает. И не должно срабатывать. Человеческие игры запутывают меня. Завлекают меня в игры с самим собой.
Весь вагон в этом поезде гудит от шума. Все пассажиры у меня за спиной пьяны. Я не могу понять, почему в поездах торгуют алкоголем. Воздух густо пропитан запахом пойла и дурной пищи.
Пьяный парень передо мной рассказывает, как все его знакомые считают его гением, и говорит:
– Ха! По мне, это ерунда!
Компания стариков через проход беседует о всякой скучной чепухе, о своих детишках, о шоу Билла Косби, о жратве – и всё. Человека в ковбойской шляпе надо казнить. Он бродит взад-вперёд по вагону и вопит:
– Кому пива? Какой-то парень орёт:
– Да, я возьму одну! – На нём белая шляпа, должно быть, он – хороший парень! Мужик позади меня скрипит:
– Ага, тащи сюда! Теперь я слышу, что говорят люди впереди.
– Видал этого парня с короткой стрижкой?
Граждане – полный улёт. Слава богу, Брюс Спрингстин держит их на коротком поводке. Эй! Ходи на работу, будь тем, кого ненавидишь, лижи задницу начальству, приходи домой и напивайся, всё нормально, Брюс Спрингстин написал о тебе песню. А если ты не встал в очередь и не работал весь день, и не возненавидел собственные потроха, Боссу будет не о чём писать, и он вылетит из игры. Гражданин и Брюс рука об руку уходят во тьму. Хотя с музыкой у него всё нормально. В такой ситуации я просто вижу, откуда он выплыл. Ещё четыре концерта на этих гастролях. Затем назад в Лос-Анджелес на четыре недели, затем в Трентон на репетиции и новое турне. С нетерпением жду, когда можно будет свалить отсюда. Калифорния – дурная шутка, отыгравшаяся на тебе.
13 февраля 1988 г. 01.07, Чикаго, Иллинойс: Мне двадцать семь лет. Сегодня вечером выступали здесь. Действительно классно провели время. Играли полтора часа;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Следующая история была с бабищей, которая купила мне цветы. Мой день рождения и всё такое. Она подошла ко мне и говорит: «Вы меня помните? Я та девушка, которая подарила вам цветы». Ещё б я её не помнил. Ладно. «Так вот, – продолжает она, – вон тот негр, – она показывает на одного из парней-уборщиков, – он гонялся за мной всю ночь. Я слыхала, что им нравятся крупные. Просто подошёл ко мне и спрашивает: „Ты с кем ходишь?“ – и я показала на вас. Он сказал, что хочет помериться силами с вами и увести меня от вас». Премного благодарен, дамочка! Я отошёл от неё и сел на какой-то ящик с аппаратурой. Естественно, мужик подваливает и предлагает помериться силами на локотках. Я ему говорю: «Мужик, я знаю, зачем ты хочешь со мной подраться. Эта толстая баба сказала тебе, что она со мной. Но это не так. Я её никогда раньше не видел! Она тебе лапши навешала». Он отвечает: «Я тебя понял, мужик, погляди-ка». Закатывает рукав и сгибает руку. А его бицепс всё больше и больше. Наконец он завернул кисть, и у него на руке выскочил мускул размером с мяч для гольфа. Меня чуть не стошнило. Я сказал: «Потрясающе, ты более чем достойный соперник». Он ухмыльнулся и удалился. А через пару минут подваливает такая крутая на вид красотка и показывает сперва на мой член, а потом на свой рот. Я только улыбнулся. Она показала жестами, мол, какого размера у меня член. Я обозначил большим и указательным пальцем размер приблизительно три четверти дюйма. Она подошла ещё ближе, протянула руку и сказала: «Поехали». Я внимательно поглядел на неё. Девка крута необычайно! Она уселась ко мне на колени и сказала: «Давай, начинай. Просто ложись и получай удовольствие». Я спросил, как её зовут. «Персик Мельба». Я говорю: «Персик, дорогуша, я хочу сказать тебе, что у тебя самая красивая задница из всех, что здесь есть сегодня, но я не могу быть с тобой». Персик спрашивает, почему. Я говорю: «Персик, ты – мужик! Есть определённые вещи, которых я делать не буду, и я не хочу, чтобы какой-то парень сосал мне хуй, спасибо, милая, ни за какие коврижки». А он меня спрашивает, согласился бы я, если б не смог определить. Я не стал отвечать и перевёл разговор на его ярко-зелёные колготки. Я сказал, что у меня был диск Мадонны, на котором у неё был тот же оттенок. Мы сошлись на том, что Мадонна великолепна. Он рассказал мне, как обдурил Сэла и даже танцевал с ним. Мы ещё немного поболтали, и он признался, что на самом деле его зовут Тим. Я сказал, что Тим нравится мне намного больше. Ёбть, у парня на роже был почти целый дюйм косметики! Я сказал, что ему надо бы дня три не бриться, а потом выйти в женском прикиде со всей этой щетиной. Тим сказал, что он попробует. Потом встал с меня и ушёл. Воры. Никому нельзя полностью доверять, кроме себя. Доверять кому-то ещё – слишком много хотеть от человека. Фанам «Black Flag», по крайней мере, доверять нельзя. Вчера вечером они меня обокрали. Больше не буду никому из них верить. Если кто-то мне что-то даёт, я спрашиваю, что он за это хочет, а если он говорит, что ничего не ждёт взамен, я верну подношение. Нет доверия. Они всегда, так или иначе, хотят чего-то взамен. И мне очень не хотелось бы стоять к ним спиной, когда они придут за долгом. Никому из них нельзя верить. Они аплодируют, когда ты играешь, но если ты играешь не то, что они хотят слышать, они принимаются тебя оскорблять. Я кое-чему научился из этого говна. Понял, что всё это одно и то же – хвалы, проклятья, любовь, ненависть, всё одно и то же. И никто меня не переубедит. Я ничего ни от кого не жду. Я редко разочаровываюсь. Зато иногда случаются приятные сюрпризы. Никому! Никому не доверяю до конца, кроме себя и Джо. Того же я жду и от других. Полное доверие – глупость. Полное доверие – для дураков. Там же, где и «вера».
13 февраля 1987 г. 12.10. В поезде по пути в Чикаго, Иллинойс: Мимо проходят две девушки. «Как ты думаешь, куда это едет Генри?» Нужно было одеться под Синди Лоупер. Я еду в Мэдисон, штат Висконсин, на концерт.
Железная дорога довезёт меня только до Чикаго. Я не парюсь. В этом поезде мне стукнуло двадцать шесть. Никто больше не будет говорить мне херню про «четверть века». Я на пути к тридцатнику.
Только что провёл три дня в округе Колумбия. Отыграл все концерты на Восточном Побережье: Нью-Йорк, Бостон, Провиденс, Нью-Хэйвен, Трентон, Нью-Брансвик, округ Колумбия. Конечно, было здорово повидать Иэна. Трудно поверить, что мальчонке уже двадцать пять. Подходит совершенно незаметно. Не то чтобы я думал, что он умрёт, не достигнув, но надеялся, что каким-то чудом он не будет взрослеть. Есть в нём нечто, отвергающее возраст. «Вечный» – такое тяжёлое, неуклюжее слово. Не хочу его употреблять. Он – как время года. Я знаю, что он останется рядом. Не попадёт ни в какую авиакатастрофу. И всё же не могу не думать. Чума. Иэн Маккэй, двадцать пять лет. Так не бывает.
Из поездки я понял, что теперь это совсем другой город. Я даже не помню названий улиц. Большинство знакомых отсюда уехали. Я не знаю почти никого из тех, кто тусуется рядом. Наверное, чем меньше людей я знаю, тем лучше. Я не собираюсь приезжать сюда в гости – только играть. Нет необходимости проводить время с друзьями. Открывая рот, я лишь трачу время понапрасну. Бесполезно. Когда мы с ними в одной комнате, и мне неловко, и им неловко. Это ложь, это не срабатывает. И не должно срабатывать. Человеческие игры запутывают меня. Завлекают меня в игры с самим собой.
Весь вагон в этом поезде гудит от шума. Все пассажиры у меня за спиной пьяны. Я не могу понять, почему в поездах торгуют алкоголем. Воздух густо пропитан запахом пойла и дурной пищи.
Пьяный парень передо мной рассказывает, как все его знакомые считают его гением, и говорит:
– Ха! По мне, это ерунда!
Компания стариков через проход беседует о всякой скучной чепухе, о своих детишках, о шоу Билла Косби, о жратве – и всё. Человека в ковбойской шляпе надо казнить. Он бродит взад-вперёд по вагону и вопит:
– Кому пива? Какой-то парень орёт:
– Да, я возьму одну! – На нём белая шляпа, должно быть, он – хороший парень! Мужик позади меня скрипит:
– Ага, тащи сюда! Теперь я слышу, что говорят люди впереди.
– Видал этого парня с короткой стрижкой?
Граждане – полный улёт. Слава богу, Брюс Спрингстин держит их на коротком поводке. Эй! Ходи на работу, будь тем, кого ненавидишь, лижи задницу начальству, приходи домой и напивайся, всё нормально, Брюс Спрингстин написал о тебе песню. А если ты не встал в очередь и не работал весь день, и не возненавидел собственные потроха, Боссу будет не о чём писать, и он вылетит из игры. Гражданин и Брюс рука об руку уходят во тьму. Хотя с музыкой у него всё нормально. В такой ситуации я просто вижу, откуда он выплыл. Ещё четыре концерта на этих гастролях. Затем назад в Лос-Анджелес на четыре недели, затем в Трентон на репетиции и новое турне. С нетерпением жду, когда можно будет свалить отсюда. Калифорния – дурная шутка, отыгравшаяся на тебе.
13 февраля 1988 г. 01.07, Чикаго, Иллинойс: Мне двадцать семь лет. Сегодня вечером выступали здесь. Действительно классно провели время. Играли полтора часа;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65