Может быть, гордость? Именно в этом пытался убедить ее Карлос. Но так ли это на самом деле? Что, если Рафаэль знал, кто сделал эти снимки — вернее, по чьему заказу они были сделаны? Что, если он знал или догадывался, кто прислал их Арлетте? В этом случае Рафаэль мог молчать, чтобы случайно не проговориться и не подвести этих людей или этого человека. Неужели он не стал защищаться только потому, что не хотел давать ей ключа ко всей этой запутанной ситуации?
Могло ли это быть причиной его упрямого молчания?
Или — ведь всякое бывает — он собирался сделать с этими фотографиями что-то такое, что было для него важнее доказательств собственной невиновности? Что-то такое, что он еще не осуществил, но обязательно осуществит в ближайшем будущем?
Да или нет?
Джессика не исключала также, что в кадр могло случайно попасть нечто такое, чего Рафаэль ни в коем случае не хотел ей показывать. Но кто или что это было? Все это время Джессика не сомневалась, что, кроме них двоих и фотографа, в патио никого больше не было, но сейчас ее одолели сомнения. Что, если за каждым окном, за каждой дверью и за каждым кустом жасмина скрывались наблюдатели и слушатели, любопытные гости или извращенцы-вуайеристы, наблюдавшие за ее приобщением к греховному миру запретных наслаждений?
Непонятно и странно. Безумно странно. Безумно…
Все сценарии Джессики, один невероятнее другого, словно о камни разбивались о глубокую внутреннюю убежденность, что человек, который даже пальцем не тронул ее в своем собственном доме, где он был «патроном» — полновластным хозяином, никогда бы не стал утверждать свое мужское достоинство таким нечестным и грязным способом. Человек, который спас ее не один, не два, а целых три раза, не мог намеренно подвергнуть ее публичному унижению и опасности.
Берегись Рафаэля!
Дед сказал ей эти слова перед смертью. Значит, он что-то знал, что-то подозревал, если решился предупредить ее.
Или она ошиблась? Тогда она знала слишком мало и поэтому восприняла как должное, что дед пытается предостеречь ее против Рафаэля. Но что, если она просто ослышалась? Ведь Рафаэль был ее мужем — человеком, на брак с которым Клод Фрейзер фактически благословил свою внучку. Они с ним встречались, разговаривали, и у Джессики сложилось впечатление, что ее дед признавал и уважал Рафаэля. Тогда почему он заподозрил его в каких-то злых намерениях?
Что, если он пытался сказать ей что-то совсем другое, как и предполагала Мадлен? Что, если он сказал «Береги Рафаэля!»?
Но с чего он взял, что это необходимо? Почему дед решил, что эта задача ей по плечу?
Если только…
Если только опасность не исходит от кого-то из членов семьи… Ее семьи.
Эта мысль была довольно неожиданной, и она не принесла Джессике успокоения. Куда легче было подозревать в злом умысле не своего, а чужака, человека со стороны, который обманом проник в их клан и перевернул ее жизнь самым невероятным образом.
Мысленно Джессика уже почти сделала Рафаэля козлом отпущения, и теперь она задумалась, возможно ли, чтобы кто-то еще — кто-то из тех, кого она знала, — использовал его в том же качестве? Для кого он оказался самой удобной мишенью, человеком, на которого при малейшем шуме можно указать, как на самого вероятного виновника всех неприятностей? Кому захотелось бы взвалить на него всю вину и всю ответственность только потому, что душной и жаркой карнавальной ночью он позволил страсти возобладать над рассудком и своими самыми лучшими намерениями?
Рафаэль не стал защищаться, и Джессика поспешно вынесла вердикт: виновен! Она прогнала его, и теперь у нее были все основания радоваться. У себя в Бразилии он не стоял ни у кого на дороге и был вне опасности. И очень может быть, что, покуда Рафаэль будет оставаться там, опасность не будет угрожать ни ему, ни самой Джессике.
Она все еще держала в руке листок бумаги с телефоном, который записала для нее Софи. Взгляд Джессики упал на него по чистой случайности, и тут же разум ее очистился, переключившись на новую задачу. Записанный на бумажке номер был ей незнаком, и Джессика подумала, что это, должно быть, сотовый телефон. На Зою это было совсем не похоже, и Джессика, удивленно приподняв брови, набрала номер, заранее готовая к тому, что вот сейчас с ней соединится автоответчик и сообщит, что абонента нет дома. В трубке действительно раздалось три гудка, потом что-то клацнуло, пискнуло, и Джессика услышала голос своей тетки.
— Боже мой, тетя Зоя! — воскликнула Джессика. — С каких пор у вас телефон в машине? Неужели вы наконец решились приобщиться к миру современной техники?
— Еще в прошлое Рождество, — отдуваясь, ответила Зоя и, не дав Джессике сказать ни слова, поспешно продолжила:
— Сейчас не об этом речь! Ты можешь сейчас приехать в «Мимозу»? Это срочно.
— Что-нибудь случилось, тетя? — встревоженно спросила Джессика.
— Да, случилось, но это не телефонный разговор.
— Это… это касается Кейла? Он с вами? — Когда Зоя упомянула про усадьбу, Джессика сразу подумала, что тетя что-то скрывает, но от этого ее беспокойство только возросло.
— О, Джессика, это так ужасно! Ты должна приехать сюда немедленно. Ты слышишь, немедленно! Да, можешь не заезжать в «Мимозу»; поворачивай сразу на ту дорогу, которая ведет на Айл-Кокиль. Ты знаешь, о чем я говорю?
— Разумеется, тетя. Старая гравийная дорога, она же — взлетная полоса. Но скажите, с Кейлом ничего не случилось?
— Я действительно не могу обсуждать с тобой подробности, Джессика. Я слышала, что разговоры по сотовому телефону может подслушать любой, у кого есть достаточно мощный приемник. Приезжай скорее, и я тебе все объясню. Жду!
В последних словах Зои прозвучала откровенно истерическая нотка, и Джессика поймала себя на том, что уже стоит за столом, слегка наклонившись вперед, словно бегун на старте.
— Может, вызвать полицию? — спросила она в сильнейшей тревоге. — Или… Тетя Зоя?
Но в трубке раздавались только гудки. Зоя бросила трубку.
Запереть стол. Выключить компьютер, закрыть дверь кабинета и запереть ее. Эти операции Джессика проделывала, наверное, тысячу раз, и сейчас ее руки двигались почти автоматически. Спускаясь в подземный гараж, Джессика прикинула, хватит ли ей бензина. Она залила полный бак сразу после возвращения с похорон, так что теперь ей не было необходимости останавливаться в пути, чтобы дозаправиться. Значит, до усадьбы она доберется без задержек.
Кейл всегда был ей как родной брат, а в последние годы они с ним сошлись особенно близко. Их сроднили и выговоры, на которые не скупился Клод Фрейзер, и его неумелые, грубоватые шутки, и долгие разговоры о бизнесе, которые порой затягивались далеко за полночь. Они вдвоем уничтожили, наверное, целый вагон кофе, они вместе шутили и смеялись, помогали друг другу справиться с бумажной рутиной, и каждый считал делом чести выручить другого, если кому-то из них случалось допустить ошибку или промах. Правда, после того как над «Голубой Чайкой» нависла угроза поглощения, после инсульта деда и злосчастной вечеринки в Рио, Джессика начала ощущать в отношениях с Кейлом некоторую напряженность, однако все это было ерундой по сравнению с тем, что соединяло их прежде.
Отрезок шоссе номер десять, шедший вдоль дамбы Бон-Карре до Батон-Ружа, еще никогда не казался Джессике таким бесконечно длинным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127