Скажи, пожалуйста… Для меня это важно.
— Что, если я… не смогу?
Она почувствовала, как его мускулы судорожно сжались, напряглись, потом медленно, неохотно расслабились. Он отстранялся от нее!
— Нет, не уходи! Не надо…
Какой смысл ей было отпираться, отрицать то, что было очевидно? Это существовало между ними всегда, с самого начала. Не было ничего позорного или низкого в обычной плотской страсти, особенно после того как Рафаэль сам признался, что хочет ее.
— Я… я тоже хочу тебя, — произнесла Джессика, немея от сладкой боли, разлившейся в теле. — Сейчас. Мне…
Он не дал ей договорить и, закрыв ей рот горячим и глубоким поцелуем, подсунул руки под ее ягодицы и слегка приподнял ее, готовя Джессику к новому вторжению.
Это ощущение показалось ей таким изысканно-прекрасным, что у нее захватило дух. Рафаэль был внутри ее, и она почувствовала себя наполненной до краев. Джессика не могла ни думать, ни дышать; она чувствовала лишь, как ее пульсирующая плоть обволакивает его, принимает его как долгожданную награду, а он продолжал наступать, проникая все глубже и глубже.
Это продолжалось несколько бесконечных секунд. Когда Рафаэль подошел к завершению, Джессика не то всхлипнула, не то вскрикнула, и он, как будто испугавшись, сразу же отступил, но тотчас задвигался неторопливо и мощно, растягивая удовольствие и испытывая ее терпение.
Подстраиваясь под него, Джессика инстинктивно обвила ногами его бедра, плотнее прижимая Рафаэля к себе. Это движение раскрыло перед ним еще большие глубины, которые он покорил одним судорожным рывком, так что их тела сошлись в еще более близком соединении. На мгновение он задержался в самой глубине, слегка покачиваясь, так что, казалось, в ней уже не осталось пространства, где бы ни торжествовала его плоть. Ее члены отозвались на это движение судорожной дрожью, и Рафаэль снова начал свое уверенное наступление, раз за разом покоряя ее до самых потаенных глубин.
Его кожа стала влажной и скользкой от пота, и Джессика видела, как заблестели могучие мускулы на его плечах. Грудь Рафаэля вздымалась словно чудовищные мехи, а на лице появилось выражение мрачной сосредоточенности и свирепой жажды. Раскачиваясь в такт его движениям и чувствуя в себе его горячую, напряженную плоть, Джессика внезапно осознала, как внутри ее нарастает новое, незнакомое ощущение, которое по своей силе и интенсивности было бы сродни острой боли, если бы оно не было таким сладостно-захватывающим. Могучее и неостановимое, оно поднималось в ней как приливная волна, грозя затопить ее чем-то, что было очень похоже на любовь. При мысли об этом горло у нее перехватило внезапной судорогой, а глаза защипало от подступивших слез. Еще несколько мгновений, и они пролились, увлажнив ей кожу на висках и тут же затерявшись в шелке ее густых, спутанных волос.
И вместе со слезами к ней вдруг пришло ощущение легкости, как будто Джессика окончательно сдалась, отворив перед ним ворота своего последнего бастиона, который она защищала изо всех сил, не пропуская его в святая святых своей души, где обитало ее подлинное «я». Он ли одолел ее, или она сама уступила нарастающей в себе нежности — сейчас это было совершенно не важно. Она только почувствовала, как сердце шевельнулось у нее в груди, а кожа запылала от прилива крови, в то время как внутри ее с бешеной скоростью раскручивалась какая-то огромная пружина, которая столько лет оставалась сжатой до опасного предела.
С невнятным криком Джессика всем телом рванулась вверх, навстречу ему. Ее губы в смятении коснулись его влажного лба, потом прижались к плечу и снова отпрянули, но стоило ей только приоткрыть рот, чтобы схватить глоток воздуха, как губы Рафаэля приникли к ее губам и бешено танцующий язык ворвался между ее влажно блестящими зубами. Не в силах даже застонать от удовольствия, Джессика схватила его за плечи и, впиваясь пальцами в его влажную кожу, задвигалась вместе с ним — вверх и вниз — в мерном, как удары молота, ритме.
Рафаэль негромко шептал что-то по-португальски, и его слова звучали то как молитва, то как богохульство, то как любовная клятва. Еще никогда его голос не казался Джессике таким чужим — и таким любящим. Она и сама была на грани того, чтобы прошептать ему слова признания, как вдруг Рафаэль изменил темп и задвигался так быстро, что Джессика, ошеломленная внезапностью перехода от мерного биения прибоя к неистовой ярости урагана, почувствовала, как рвутся последние ниточки, привязывавшие ее тело к ее душе и ко всему, что она считала главными составляющими своего собственного «я». Еще несколько мгновений Джессика боролась, но тело ее стало воздушно-невесомым, и она поняла, что взлетает вместе с Рафаэлем над смятыми простынями, над темной спальней, стремительно поднимаясь туда, где в черной пустоте космоса нет ничего, кроме света далеких звезд.
И вдруг дрожь пробежала по плечам и груди Рафаэля, и, совершив резкое, атакующее движение, он вжался в ее напряженное тело и словно закаменел, хотя его мускулы продолжали судорожно сокращаться. Из горла его исторгся низкий, протяжный стон, и Джессика крепко, обхватив его руками и ногами, с силой прижала Рафаэля к своему лону, которое все еще вздрагивало и пульсировало, продолжая звать его, словно признавая его своей неотъемлемой частью.
Этот диалог двух душ и двух тел, диалог, во время которого ни один из них не произнес ни слова, и был той самой древней на земле тайной, к которой привела их горячка любовного неистовства. В ней было и обещание скорой весны, и надежда на обильную жатву, и намек на начало чего-то неназванного, что не имеет конца, и ощущение новой жизни, открывшейся перед ними. Это была загадка, которую нельзя, невозможно было разрешить, потому что ни один из них не осмелился бы отправиться на поиски ответа. И все же каждый из них знал, что если они будут любить друг друга долго, то рано или поздно наступит такой день, когда понимание придет к ним изнутри, как озарение, и тогда они смогут посмотреть в глаза один другому и увидеть в них долгожданную истину.
Прошло несколько долгих секунд, прежде чем Рафаэль расслабился и, выпустив Джессику, вытянулся на одеяле рядом с ней. Уловив ее протестующее движение, он, однако, снова привлек ее к себе, и Джессика, удобно устроившись у него на плече, перекинула одну ногу через его колени. Тогда Рафаэль повернул к ней лицо и принялся поглаживать ее по голове, убирая с лица пряди длинных густых волос.
Джессика буквально купалась в его нежности, впитывая в себя ритмичные удары его сердца и движение его груди, которая поднималась и опускалась в такт глубокому и ровному дыханию. Незаметно для себя она уснула, чувствуя, как его руки продолжают обнимать ее, заслоняя от всех напастей и невзгод.
Когда она проснулась, в спальне было совсем темно. Рафаэль продолжал обнимать ее, и его руки дарили ей уверенность и безмятежный покой, одновременно поощряя ее снова отдаться тлевшему в ней желанию. Заметив, что Джессика пошевелилась, он потянул ее на себя так, что она оказалась сидящей на нем верхом, после чего снова затих. Он ждал, что она предпримет.
В первое мгновение Джессика не могла ни на что решиться. Но, ощутив под собой его горячую и твердую плоть, она почувствовала, как желание словно электрический разряд пронзило ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
— Что, если я… не смогу?
Она почувствовала, как его мускулы судорожно сжались, напряглись, потом медленно, неохотно расслабились. Он отстранялся от нее!
— Нет, не уходи! Не надо…
Какой смысл ей было отпираться, отрицать то, что было очевидно? Это существовало между ними всегда, с самого начала. Не было ничего позорного или низкого в обычной плотской страсти, особенно после того как Рафаэль сам признался, что хочет ее.
— Я… я тоже хочу тебя, — произнесла Джессика, немея от сладкой боли, разлившейся в теле. — Сейчас. Мне…
Он не дал ей договорить и, закрыв ей рот горячим и глубоким поцелуем, подсунул руки под ее ягодицы и слегка приподнял ее, готовя Джессику к новому вторжению.
Это ощущение показалось ей таким изысканно-прекрасным, что у нее захватило дух. Рафаэль был внутри ее, и она почувствовала себя наполненной до краев. Джессика не могла ни думать, ни дышать; она чувствовала лишь, как ее пульсирующая плоть обволакивает его, принимает его как долгожданную награду, а он продолжал наступать, проникая все глубже и глубже.
Это продолжалось несколько бесконечных секунд. Когда Рафаэль подошел к завершению, Джессика не то всхлипнула, не то вскрикнула, и он, как будто испугавшись, сразу же отступил, но тотчас задвигался неторопливо и мощно, растягивая удовольствие и испытывая ее терпение.
Подстраиваясь под него, Джессика инстинктивно обвила ногами его бедра, плотнее прижимая Рафаэля к себе. Это движение раскрыло перед ним еще большие глубины, которые он покорил одним судорожным рывком, так что их тела сошлись в еще более близком соединении. На мгновение он задержался в самой глубине, слегка покачиваясь, так что, казалось, в ней уже не осталось пространства, где бы ни торжествовала его плоть. Ее члены отозвались на это движение судорожной дрожью, и Рафаэль снова начал свое уверенное наступление, раз за разом покоряя ее до самых потаенных глубин.
Его кожа стала влажной и скользкой от пота, и Джессика видела, как заблестели могучие мускулы на его плечах. Грудь Рафаэля вздымалась словно чудовищные мехи, а на лице появилось выражение мрачной сосредоточенности и свирепой жажды. Раскачиваясь в такт его движениям и чувствуя в себе его горячую, напряженную плоть, Джессика внезапно осознала, как внутри ее нарастает новое, незнакомое ощущение, которое по своей силе и интенсивности было бы сродни острой боли, если бы оно не было таким сладостно-захватывающим. Могучее и неостановимое, оно поднималось в ней как приливная волна, грозя затопить ее чем-то, что было очень похоже на любовь. При мысли об этом горло у нее перехватило внезапной судорогой, а глаза защипало от подступивших слез. Еще несколько мгновений, и они пролились, увлажнив ей кожу на висках и тут же затерявшись в шелке ее густых, спутанных волос.
И вместе со слезами к ней вдруг пришло ощущение легкости, как будто Джессика окончательно сдалась, отворив перед ним ворота своего последнего бастиона, который она защищала изо всех сил, не пропуская его в святая святых своей души, где обитало ее подлинное «я». Он ли одолел ее, или она сама уступила нарастающей в себе нежности — сейчас это было совершенно не важно. Она только почувствовала, как сердце шевельнулось у нее в груди, а кожа запылала от прилива крови, в то время как внутри ее с бешеной скоростью раскручивалась какая-то огромная пружина, которая столько лет оставалась сжатой до опасного предела.
С невнятным криком Джессика всем телом рванулась вверх, навстречу ему. Ее губы в смятении коснулись его влажного лба, потом прижались к плечу и снова отпрянули, но стоило ей только приоткрыть рот, чтобы схватить глоток воздуха, как губы Рафаэля приникли к ее губам и бешено танцующий язык ворвался между ее влажно блестящими зубами. Не в силах даже застонать от удовольствия, Джессика схватила его за плечи и, впиваясь пальцами в его влажную кожу, задвигалась вместе с ним — вверх и вниз — в мерном, как удары молота, ритме.
Рафаэль негромко шептал что-то по-португальски, и его слова звучали то как молитва, то как богохульство, то как любовная клятва. Еще никогда его голос не казался Джессике таким чужим — и таким любящим. Она и сама была на грани того, чтобы прошептать ему слова признания, как вдруг Рафаэль изменил темп и задвигался так быстро, что Джессика, ошеломленная внезапностью перехода от мерного биения прибоя к неистовой ярости урагана, почувствовала, как рвутся последние ниточки, привязывавшие ее тело к ее душе и ко всему, что она считала главными составляющими своего собственного «я». Еще несколько мгновений Джессика боролась, но тело ее стало воздушно-невесомым, и она поняла, что взлетает вместе с Рафаэлем над смятыми простынями, над темной спальней, стремительно поднимаясь туда, где в черной пустоте космоса нет ничего, кроме света далеких звезд.
И вдруг дрожь пробежала по плечам и груди Рафаэля, и, совершив резкое, атакующее движение, он вжался в ее напряженное тело и словно закаменел, хотя его мускулы продолжали судорожно сокращаться. Из горла его исторгся низкий, протяжный стон, и Джессика крепко, обхватив его руками и ногами, с силой прижала Рафаэля к своему лону, которое все еще вздрагивало и пульсировало, продолжая звать его, словно признавая его своей неотъемлемой частью.
Этот диалог двух душ и двух тел, диалог, во время которого ни один из них не произнес ни слова, и был той самой древней на земле тайной, к которой привела их горячка любовного неистовства. В ней было и обещание скорой весны, и надежда на обильную жатву, и намек на начало чего-то неназванного, что не имеет конца, и ощущение новой жизни, открывшейся перед ними. Это была загадка, которую нельзя, невозможно было разрешить, потому что ни один из них не осмелился бы отправиться на поиски ответа. И все же каждый из них знал, что если они будут любить друг друга долго, то рано или поздно наступит такой день, когда понимание придет к ним изнутри, как озарение, и тогда они смогут посмотреть в глаза один другому и увидеть в них долгожданную истину.
Прошло несколько долгих секунд, прежде чем Рафаэль расслабился и, выпустив Джессику, вытянулся на одеяле рядом с ней. Уловив ее протестующее движение, он, однако, снова привлек ее к себе, и Джессика, удобно устроившись у него на плече, перекинула одну ногу через его колени. Тогда Рафаэль повернул к ней лицо и принялся поглаживать ее по голове, убирая с лица пряди длинных густых волос.
Джессика буквально купалась в его нежности, впитывая в себя ритмичные удары его сердца и движение его груди, которая поднималась и опускалась в такт глубокому и ровному дыханию. Незаметно для себя она уснула, чувствуя, как его руки продолжают обнимать ее, заслоняя от всех напастей и невзгод.
Когда она проснулась, в спальне было совсем темно. Рафаэль продолжал обнимать ее, и его руки дарили ей уверенность и безмятежный покой, одновременно поощряя ее снова отдаться тлевшему в ней желанию. Заметив, что Джессика пошевелилась, он потянул ее на себя так, что она оказалась сидящей на нем верхом, после чего снова затих. Он ждал, что она предпримет.
В первое мгновение Джессика не могла ни на что решиться. Но, ощутив под собой его горячую и твердую плоть, она почувствовала, как желание словно электрический разряд пронзило ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127