Внутренняя логика работы отдела сводилась к поиску конструктивной идеи, которая рождалась бы из самой сути уже имеющейся информации.
Однако большая часть информации, имевшейся на Крестного в его досье, шла под грифом «ретро» и почерпнута была, в основном, из воспоминаний Никитина, ну, и еще из старых архивных отчетов. О сегодняшней жизни и деятельности Крестного почти ничего не было известно. Сплошные обрывки и осколки. Ничего цельного.
И все же Герасимов чувствовал, что для него, для его логики и анализа существует в информационном пространстве, сложившемся вокруг Крестного, вполне определенное поле деятельности. И связано оно как с той ситуацией, которая разворачивается сейчас, так и мемуарной «ретро»-информацией. Герасимов уже не один час ломал над этим голову, но так ни к каким выводам пока и не пришел. Он чувствовал, что здесь его одной головы как-то недостаточно – не для анализа, а для принятия какого-то решения. Для выбора направления анализа, что ли?.. Короче, Герасимов хорошо чувствовал, что ему не хватает никитинской погруженности в суть личности объекта анализа.
– Товарищ генерал, – нерешительно начал Герасимов, решив то ли Никитина подключить к своим размышлениям, то ли самому подключиться к его, – у нас так и остался полностью не определен один из самых существенных моментов в том плане, который сейчас осуществляет Крестный с помощью Отмороженного.
Никитин взглянул на него, как бы разрешая продолжать, но смотрел все так же мрачно.
– Согласен, очень неприятно, что мы потеряли следы Крестного, – Герасимов тоже помрачнел, как бы поддаваясь настроению своего начальника. – Но надо признаться самим себе – по настоящему у нас и не было никаких его следов. И мы их не потеряли, на самом деле мы лишь убедились, что их не было...
Видно было, что Никитину не очень нравится выслушивать подобную констатацию фактов от своего подчиненного. Он еще больше насупился, но молча продолжал слушать, в надежде, что его молодой по сравнению с ним аналитик сумеет все же вырулить куда-нибудь, куда еще не забредала мысль самого Никитина.
– У нас есть лишь проект его плана, – продолжал Герасимов, – очень приблизительный, эскизный набросок. Есть наши представления о его будущих действиях. Есть алгоритм этих действий. Нет только наполнения этого плана жизненными реалиями – именами, адресами, названиями, фактами. Наш успех сейчас полностью зависит от того, насколько мы сумеем наложить известный нам абстрактный алгоритм на условия конкретной задачи...
– Ты мне что, ликбез тут хочешь устроить? – не выдержал затянувшегося предисловия Никитин. – Разродишься ты или нет?
– Да, собственно... – промямлил Герасимов, который оказался еще не готов высказать постоянно ускользавшую от него мысль и надеялся выскочить на нее с разгона, – Все дело-то в цели. Не так ли? Ради чего он все это затеял? Ведь даже в патологии есть цель! А судя по вашим рассказам, Крестный вовсе не похож на патологического психа. И у него просто должна быть крупная и очень важная для него цель. Ради которой можно было затеять эту громоздкую, но в то же время и грандиозную аферу. Ответ на этот вопрос должны найти лично вы, товарищ генерал – что могло волновать этого человека столь сильно. Без этого мы не сдвинемся с мертвой точки...
– Так ты над этим, что ли, голову ломаешь? – Никитин вздохнул и посмотрел на Герасимова как на полного идиота. – Оказывается, это я должен объяснить тебе элементарные вещи... Так вот, слушай! Этим человеком, как и подавляющим большинством других людей, исключая психов и маньяков, руководят всего две вещи: страх смерти и страсть к деньгам. И все его поступки, если разобраться, определяются только этой парочкой. Но поскольку взрывы в Поволжье и поджог леса я не могу объяснить страхом смерти, который испытывает Володька Крестов, он же Крестный, остается предположить, что целью затеянной им операции являются деньги. Да, Герасимов – именно деньги! Для того, чтобы это понять, не нужно быть начальником аналитического отдела службы безопасности. Достаточно просто – уметь видеть, как жизнь вокруг тебя устроена...
– Насколько большими должны быть эти деньги? – успел вставить Герасимов, когда Никитин переводил дух перед новой тирадой.
Герасимов был рад завязавшемуся разговору о целях Крестного. Это был как раз такой предмет, в котором Никитин обладал эксклюзивными правами на информацию. И очень хорошо, что он повелся за Герасимовым и начал говорить на эту тему. Теперь оставалось только аккуратно направлять его мысли в нужную сторону, и Никитин сам расскажет, все, что думает об этой проблеме, а может быть даже и решит ее тут же, по ходу дела.
– Я зачем про Сальвадор рассказывал, Гена? – укоризненно посмотрел на него Никитин. – Чтобы ты понял масштабы этого человека. И еще учти, что теперь и деньги не те, и человек этот стал другим.
Никитин посмотрел на Герасимова прищурившись, без раздражения, но и не добродушно.
– Могу тебе подсказать, как довольно точно можно посчитать сумму, – сказал Никитин, – которая могла бы удовлетворить Крестного. Все очень просто и математически точно... Подсказать?
– Ну, – согласился Герасимов, который понял, конечно, что ирония генерала направлена в его адрес прежде всего, но ради дела готов был выслушать со вниманием даже «камни в свой огород»..
– Прежде всего нужно прикинуть, хотя бы грубо, сколько долларов поместится вот в такой примерно...
Он показал руками, какой.
– ...рюкзак. Умножить полученную сумму на два. Ведь рюкзаков, как ты помнишь, было два... Затем нужно ввести коэффициент, учитывающий местные условия. Посчитать его просто. Нужно узнать расстояние от Сан-Сальвадора до городка Эскуинтла, где мы, а вернее сказать, я, чуть не взорвал несуществующую атомную станцию...
– Сто тридцать пять километров, – тут же сообщил Никитин, – это если по прямой.
– По прямой, по прямой... – подтвердил, кивая, Никитин. – Облака, ведь, по прямой летают. В том числе и радиоактивные...
Его нисколько не удивило, что Герасимов уже высчитал расстояние. Скорее было бы странно, если бы он его не знал уже через час после того, как Никитин рассказал ему свой сальвадорский «боевик».
– А затем узнать расстояние от Москвы до Димитровграда, где Отмороженный – Иван Марьев пока не взорвал еще тамошнюю атомную станцию, хотя, может быть, уже и собирается...
Никитин выжидающе посмотрел на Герасимова. Знать это вот расстояние было прямой обязанностью начальника аналитиков.
– Восемьсот верст, – ухмыльнулся Герасимов.
– Делишь русскую цифру на сальвадорскую и получаешь тот самый коэффициент, – завершил свои «объяснения» Никитин. – А теперь бери калькулятор и прикинь, что там у тебя получится...
Герасимов и без этого указания уже вовсю нажимал на кнопки.
– Если считать вес одной пачки тысячедолларовых кредиток за сто грамм, – бормотал Герасимов, – получаем по пятьсот пачек в одном рюкзаке, то есть – пятьдесят миллионов долларов. В двух рюкзаках – сто миллионов... На двоих – совсем не плохо... Теперь так: коэффициент почти точно равен шести. Ну, самую чуточку меньше, это не существенно. Итого получаем...
– Шестьсот миллионов американских долларов, – громко сказал Герасимов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Однако большая часть информации, имевшейся на Крестного в его досье, шла под грифом «ретро» и почерпнута была, в основном, из воспоминаний Никитина, ну, и еще из старых архивных отчетов. О сегодняшней жизни и деятельности Крестного почти ничего не было известно. Сплошные обрывки и осколки. Ничего цельного.
И все же Герасимов чувствовал, что для него, для его логики и анализа существует в информационном пространстве, сложившемся вокруг Крестного, вполне определенное поле деятельности. И связано оно как с той ситуацией, которая разворачивается сейчас, так и мемуарной «ретро»-информацией. Герасимов уже не один час ломал над этим голову, но так ни к каким выводам пока и не пришел. Он чувствовал, что здесь его одной головы как-то недостаточно – не для анализа, а для принятия какого-то решения. Для выбора направления анализа, что ли?.. Короче, Герасимов хорошо чувствовал, что ему не хватает никитинской погруженности в суть личности объекта анализа.
– Товарищ генерал, – нерешительно начал Герасимов, решив то ли Никитина подключить к своим размышлениям, то ли самому подключиться к его, – у нас так и остался полностью не определен один из самых существенных моментов в том плане, который сейчас осуществляет Крестный с помощью Отмороженного.
Никитин взглянул на него, как бы разрешая продолжать, но смотрел все так же мрачно.
– Согласен, очень неприятно, что мы потеряли следы Крестного, – Герасимов тоже помрачнел, как бы поддаваясь настроению своего начальника. – Но надо признаться самим себе – по настоящему у нас и не было никаких его следов. И мы их не потеряли, на самом деле мы лишь убедились, что их не было...
Видно было, что Никитину не очень нравится выслушивать подобную констатацию фактов от своего подчиненного. Он еще больше насупился, но молча продолжал слушать, в надежде, что его молодой по сравнению с ним аналитик сумеет все же вырулить куда-нибудь, куда еще не забредала мысль самого Никитина.
– У нас есть лишь проект его плана, – продолжал Герасимов, – очень приблизительный, эскизный набросок. Есть наши представления о его будущих действиях. Есть алгоритм этих действий. Нет только наполнения этого плана жизненными реалиями – именами, адресами, названиями, фактами. Наш успех сейчас полностью зависит от того, насколько мы сумеем наложить известный нам абстрактный алгоритм на условия конкретной задачи...
– Ты мне что, ликбез тут хочешь устроить? – не выдержал затянувшегося предисловия Никитин. – Разродишься ты или нет?
– Да, собственно... – промямлил Герасимов, который оказался еще не готов высказать постоянно ускользавшую от него мысль и надеялся выскочить на нее с разгона, – Все дело-то в цели. Не так ли? Ради чего он все это затеял? Ведь даже в патологии есть цель! А судя по вашим рассказам, Крестный вовсе не похож на патологического психа. И у него просто должна быть крупная и очень важная для него цель. Ради которой можно было затеять эту громоздкую, но в то же время и грандиозную аферу. Ответ на этот вопрос должны найти лично вы, товарищ генерал – что могло волновать этого человека столь сильно. Без этого мы не сдвинемся с мертвой точки...
– Так ты над этим, что ли, голову ломаешь? – Никитин вздохнул и посмотрел на Герасимова как на полного идиота. – Оказывается, это я должен объяснить тебе элементарные вещи... Так вот, слушай! Этим человеком, как и подавляющим большинством других людей, исключая психов и маньяков, руководят всего две вещи: страх смерти и страсть к деньгам. И все его поступки, если разобраться, определяются только этой парочкой. Но поскольку взрывы в Поволжье и поджог леса я не могу объяснить страхом смерти, который испытывает Володька Крестов, он же Крестный, остается предположить, что целью затеянной им операции являются деньги. Да, Герасимов – именно деньги! Для того, чтобы это понять, не нужно быть начальником аналитического отдела службы безопасности. Достаточно просто – уметь видеть, как жизнь вокруг тебя устроена...
– Насколько большими должны быть эти деньги? – успел вставить Герасимов, когда Никитин переводил дух перед новой тирадой.
Герасимов был рад завязавшемуся разговору о целях Крестного. Это был как раз такой предмет, в котором Никитин обладал эксклюзивными правами на информацию. И очень хорошо, что он повелся за Герасимовым и начал говорить на эту тему. Теперь оставалось только аккуратно направлять его мысли в нужную сторону, и Никитин сам расскажет, все, что думает об этой проблеме, а может быть даже и решит ее тут же, по ходу дела.
– Я зачем про Сальвадор рассказывал, Гена? – укоризненно посмотрел на него Никитин. – Чтобы ты понял масштабы этого человека. И еще учти, что теперь и деньги не те, и человек этот стал другим.
Никитин посмотрел на Герасимова прищурившись, без раздражения, но и не добродушно.
– Могу тебе подсказать, как довольно точно можно посчитать сумму, – сказал Никитин, – которая могла бы удовлетворить Крестного. Все очень просто и математически точно... Подсказать?
– Ну, – согласился Герасимов, который понял, конечно, что ирония генерала направлена в его адрес прежде всего, но ради дела готов был выслушать со вниманием даже «камни в свой огород»..
– Прежде всего нужно прикинуть, хотя бы грубо, сколько долларов поместится вот в такой примерно...
Он показал руками, какой.
– ...рюкзак. Умножить полученную сумму на два. Ведь рюкзаков, как ты помнишь, было два... Затем нужно ввести коэффициент, учитывающий местные условия. Посчитать его просто. Нужно узнать расстояние от Сан-Сальвадора до городка Эскуинтла, где мы, а вернее сказать, я, чуть не взорвал несуществующую атомную станцию...
– Сто тридцать пять километров, – тут же сообщил Никитин, – это если по прямой.
– По прямой, по прямой... – подтвердил, кивая, Никитин. – Облака, ведь, по прямой летают. В том числе и радиоактивные...
Его нисколько не удивило, что Герасимов уже высчитал расстояние. Скорее было бы странно, если бы он его не знал уже через час после того, как Никитин рассказал ему свой сальвадорский «боевик».
– А затем узнать расстояние от Москвы до Димитровграда, где Отмороженный – Иван Марьев пока не взорвал еще тамошнюю атомную станцию, хотя, может быть, уже и собирается...
Никитин выжидающе посмотрел на Герасимова. Знать это вот расстояние было прямой обязанностью начальника аналитиков.
– Восемьсот верст, – ухмыльнулся Герасимов.
– Делишь русскую цифру на сальвадорскую и получаешь тот самый коэффициент, – завершил свои «объяснения» Никитин. – А теперь бери калькулятор и прикинь, что там у тебя получится...
Герасимов и без этого указания уже вовсю нажимал на кнопки.
– Если считать вес одной пачки тысячедолларовых кредиток за сто грамм, – бормотал Герасимов, – получаем по пятьсот пачек в одном рюкзаке, то есть – пятьдесят миллионов долларов. В двух рюкзаках – сто миллионов... На двоих – совсем не плохо... Теперь так: коэффициент почти точно равен шести. Ну, самую чуточку меньше, это не существенно. Итого получаем...
– Шестьсот миллионов американских долларов, – громко сказал Герасимов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49