Прошу выяснить, действительно ли он является редактором и где в Праге проживает?»
Согласно заявлению Барты, у правонарушителей был интеллигентный вид, можно даже предположить, что они принадлежат к какой-нибудь театральной труппе.
Розыски места жительства Ярослава Гашека, начатые земской императорско-королевской жандармской управой, продолжались в течение 1912 и 1913 годов. Усердная полицейская бюрократия накопила полную папку донесений. В бездне бумаг как-то теряется пометка, что сразу же по возвращении в Прагу, 30 июля 1912 года, Гашек послал трактирщику Барте 40 крон и тот отказался от своей жалобы.
Между тем Гашек скитается по Праге. Гостит у случайных знакомых, иной раз ночует у ближайших друзей, удивляя всех скромностью и неприхотливостью. О его поведении Г.Р. Опоченский пишет: «В этой квартире Ярослав появился, очевидно, на первый или второй год после моего переселения. Сначала заглянул лишь на минутку. Но позже, когда его судьба стала складываться более чем неудачно, провел у меня немало ночей. Как я уже сказал, он был поразительно нетребователен: даже зимой спал на кушетке не иначе, как прикрываясь собственным пальто, под головой — скатанный старый коврик, от подушек и одеял решительно отказывался».
О необычайной неприхотливости Гашека вспоминает и художник Лада, поселивший его в кухоньке своей маленькой квартиры на Диттриховой улице. Лада описывает развлечения, за которыми приятели коротали время. Так, они придумывали новый иностранный язык или вместе сочиняли оперу (Лада импровизировал на гармонике, а Гашек диктовал либретто на тему «Как Колумб открыл Америку»); порой даже на улице разыгрывали громкие ссоры, привлекая внимание окружающих: например, Гашек изображал упрямого богатого крестьянина, не желавшего, чтобы его сын Вацлав женился на Анежке, дочери бедняка Лады, и т. п.
Для Гашека-импровизатора такие забавы служили своего рода репетициями. Лада интересно рассказывает о его своеобразной манере работать: «Писал Гашек легко и свободно. Свои юморески он мог создавать, как говорится, в присутствии заказчика и притом где угодно: в трамвае, в трактире, в кафе, как бы шумно там ни было. Да еще демонстрировал чудеса литературной эквилибристики. Один раз в кафе „Унион“ он писал какую-то юмореску, и любой из сидевших там, заплатив десять крейцаров, мог придумать произвольное имя, а Гашек умудрялся вставить его в следующую же фразу, не нарушая естественного развития фабулы.
Когда он жил у меня, то писал обычно с четырех часов дня. И всякий раз сам заранее заявлял, что начнет работать именно в это время, когда после часу дня заходил ко мне в мастерскую вздремнуть на оттоманке. Действительно, ровно в четыре он торопливо вставал и принимался за дело. Иногда у него был готовый замысел, но чаще он придумывал сюжет, уже сидя за столом. Что писать — над этим он никогда не ломал голову. Минутку сидел неподвижно, уставившись на чистый лист бумаги, потом брался за перо. Писал он быстро, разборчивым, красивым почерком и работал без длительных перерывов часов до шести, к этому времени юмореска бывала готова, и он торопился с ней в какую-нибудь редакцию, чтобы тут же обратить свое произведение в звонкую монету. Гашек предпочитал получать гонорар из рук в руки, пусть даже с некоторой потерей, но не ждать, пока вещь будет напечатана, а размер вознаграждения высчитан по количеству строк». Художественную литературу, то есть романы и стихи, Гашек вообще не читал. Зато любил литературу факта, различные пособия и руководства, археологические труды, книги о происхождении человека, научные статьи. Он знал «Учение о людях странного и эксцентрического поведения» Гевероха, интересовался миссионерскими путеописаниями, астрономией и хиромантией. Нередко Гашек раскрывает тома выходившего в ту пору «Научного словаря Отто» и на тему какой-либо из статей этой чешской энциклопедии пишет очередную юмореску, нашпигованную всякого рода сведениями.
О круге его чтения свидетельствует Сауэр: «Он с наслаждением читал рецепты из поваренной книги, катехизис и букварь для младших классов начальной школы, который бог весть где достал и в который потом часто углублялся. Всему предпочитал критические статьи пана Секанины в газете «Народни политика», которую вообще любил больше остальных. Он сам с абсолютно серьезным лицом утверждал, что из высокой литературы наибольшее впечатление на него произвела «Ивонна» (псевдоним Ольги Фастровой и Павла Моудра. У него был широкий политический кругозор, ибо данные о современной политической ситуации он черпал из самых информированных печатных органов — из газет «Листы обувницке» («Газета сапожников») и «Листы кожелужницке» («Газета кожевников»), из журнала для пивоваров «Квас» («Закваска») и из «Гостимила». Над страницами библии Гашек всегда благодушно улыбался и был одним из ее вольных толкователей. Запоем читал «Жизнь животных» Брема и с удовольствием перелистывал «Кронен-цайтунг» («Коронную газету»), которую любил за ее сообщения о подробностях жизни кронпринца Рудольфа. Но самым любимым его чтением были объявления в газете «Народни политика». Им он отдавал много времени и изучал весьма основательно. Заглядывал в рубрику «Письма», чтобы узнать, продолжает ли еще Ирча искать Лексу и не влюбилась ли в него какая-нибудь «дама в велюровой шляпе». И всякий раз бывал обманут в своих ожиданиях. Читал разделы «Брачные предложения», «Дела торговые», «Квартиры» и на закуску «Вести отовсюду».
Собственно, и в самом образе жизни, и в веселых выходках Гашека видны элементы творчества. Из рассказа Лады мы видим, как серьезно и последовательно превращает он неожиданно осенившую его идею в игру:
«Однажды в день св. Йозефа, 19 марта, Гашек утром спросил меня, как я собираюсь отпраздновать свои именины. Я ответил, что ввиду жалкого состояния моих финансов праздник будет не ахти… Гашек на миг задумался, уставился куда-то в пространство, а потом медленно произнес: „Гм, это глупо! У тебя есть именины и нет денег! Н-да… Послушай, а у меня как раз есть деньги и нет именин. Знаешь что? Я куплю у тебя именины, а затем отпраздную их достойно и красиво, как и подобает, если имеешь такого „патрона“. Я подумал: денег на торжество у меня все равно нет, а Гашек может всласть попользоваться моими именинами! Гашек посулил мне 10 крон. Мы ударили по рукам. Я пожелал ему всяческого счастья, и он тут же пошел в соседнюю комнату выбирать себе галстук понарядней. И вообще держался как человек, у которого действительно сегодня именины: принял от почтальона почту, узурпировав все присланные мне открытки и поздравления, присвоил и праздничный кулич — подарок домоправительницы. В ресторане заказал роскошный обед, а потом мы совершили обход кофеен и трактиров. Всюду Гашеку желали всяческих благ, угощали сигарами, кофе с ромом, пивом и вином, играли для него на рояле и на гармонике, пели, танцевали с ним популярное тогда танго, жгли бенгальский огонь, стреляли из детских пугачей и черт знает что еще делали. Гашек сиял и только непрестанно шептал мне: „Вот как празднуют именины! Ты бы ими так не попользовался, на твои именины и коза бы не заблеяла“. После полуночи мы забрели еще в винный погребок Петршика, где какой-то почитатель Гашека заказал в его честь десять бутылок мельницкого вина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Согласно заявлению Барты, у правонарушителей был интеллигентный вид, можно даже предположить, что они принадлежат к какой-нибудь театральной труппе.
Розыски места жительства Ярослава Гашека, начатые земской императорско-королевской жандармской управой, продолжались в течение 1912 и 1913 годов. Усердная полицейская бюрократия накопила полную папку донесений. В бездне бумаг как-то теряется пометка, что сразу же по возвращении в Прагу, 30 июля 1912 года, Гашек послал трактирщику Барте 40 крон и тот отказался от своей жалобы.
Между тем Гашек скитается по Праге. Гостит у случайных знакомых, иной раз ночует у ближайших друзей, удивляя всех скромностью и неприхотливостью. О его поведении Г.Р. Опоченский пишет: «В этой квартире Ярослав появился, очевидно, на первый или второй год после моего переселения. Сначала заглянул лишь на минутку. Но позже, когда его судьба стала складываться более чем неудачно, провел у меня немало ночей. Как я уже сказал, он был поразительно нетребователен: даже зимой спал на кушетке не иначе, как прикрываясь собственным пальто, под головой — скатанный старый коврик, от подушек и одеял решительно отказывался».
О необычайной неприхотливости Гашека вспоминает и художник Лада, поселивший его в кухоньке своей маленькой квартиры на Диттриховой улице. Лада описывает развлечения, за которыми приятели коротали время. Так, они придумывали новый иностранный язык или вместе сочиняли оперу (Лада импровизировал на гармонике, а Гашек диктовал либретто на тему «Как Колумб открыл Америку»); порой даже на улице разыгрывали громкие ссоры, привлекая внимание окружающих: например, Гашек изображал упрямого богатого крестьянина, не желавшего, чтобы его сын Вацлав женился на Анежке, дочери бедняка Лады, и т. п.
Для Гашека-импровизатора такие забавы служили своего рода репетициями. Лада интересно рассказывает о его своеобразной манере работать: «Писал Гашек легко и свободно. Свои юморески он мог создавать, как говорится, в присутствии заказчика и притом где угодно: в трамвае, в трактире, в кафе, как бы шумно там ни было. Да еще демонстрировал чудеса литературной эквилибристики. Один раз в кафе „Унион“ он писал какую-то юмореску, и любой из сидевших там, заплатив десять крейцаров, мог придумать произвольное имя, а Гашек умудрялся вставить его в следующую же фразу, не нарушая естественного развития фабулы.
Когда он жил у меня, то писал обычно с четырех часов дня. И всякий раз сам заранее заявлял, что начнет работать именно в это время, когда после часу дня заходил ко мне в мастерскую вздремнуть на оттоманке. Действительно, ровно в четыре он торопливо вставал и принимался за дело. Иногда у него был готовый замысел, но чаще он придумывал сюжет, уже сидя за столом. Что писать — над этим он никогда не ломал голову. Минутку сидел неподвижно, уставившись на чистый лист бумаги, потом брался за перо. Писал он быстро, разборчивым, красивым почерком и работал без длительных перерывов часов до шести, к этому времени юмореска бывала готова, и он торопился с ней в какую-нибудь редакцию, чтобы тут же обратить свое произведение в звонкую монету. Гашек предпочитал получать гонорар из рук в руки, пусть даже с некоторой потерей, но не ждать, пока вещь будет напечатана, а размер вознаграждения высчитан по количеству строк». Художественную литературу, то есть романы и стихи, Гашек вообще не читал. Зато любил литературу факта, различные пособия и руководства, археологические труды, книги о происхождении человека, научные статьи. Он знал «Учение о людях странного и эксцентрического поведения» Гевероха, интересовался миссионерскими путеописаниями, астрономией и хиромантией. Нередко Гашек раскрывает тома выходившего в ту пору «Научного словаря Отто» и на тему какой-либо из статей этой чешской энциклопедии пишет очередную юмореску, нашпигованную всякого рода сведениями.
О круге его чтения свидетельствует Сауэр: «Он с наслаждением читал рецепты из поваренной книги, катехизис и букварь для младших классов начальной школы, который бог весть где достал и в который потом часто углублялся. Всему предпочитал критические статьи пана Секанины в газете «Народни политика», которую вообще любил больше остальных. Он сам с абсолютно серьезным лицом утверждал, что из высокой литературы наибольшее впечатление на него произвела «Ивонна» (псевдоним Ольги Фастровой и Павла Моудра. У него был широкий политический кругозор, ибо данные о современной политической ситуации он черпал из самых информированных печатных органов — из газет «Листы обувницке» («Газета сапожников») и «Листы кожелужницке» («Газета кожевников»), из журнала для пивоваров «Квас» («Закваска») и из «Гостимила». Над страницами библии Гашек всегда благодушно улыбался и был одним из ее вольных толкователей. Запоем читал «Жизнь животных» Брема и с удовольствием перелистывал «Кронен-цайтунг» («Коронную газету»), которую любил за ее сообщения о подробностях жизни кронпринца Рудольфа. Но самым любимым его чтением были объявления в газете «Народни политика». Им он отдавал много времени и изучал весьма основательно. Заглядывал в рубрику «Письма», чтобы узнать, продолжает ли еще Ирча искать Лексу и не влюбилась ли в него какая-нибудь «дама в велюровой шляпе». И всякий раз бывал обманут в своих ожиданиях. Читал разделы «Брачные предложения», «Дела торговые», «Квартиры» и на закуску «Вести отовсюду».
Собственно, и в самом образе жизни, и в веселых выходках Гашека видны элементы творчества. Из рассказа Лады мы видим, как серьезно и последовательно превращает он неожиданно осенившую его идею в игру:
«Однажды в день св. Йозефа, 19 марта, Гашек утром спросил меня, как я собираюсь отпраздновать свои именины. Я ответил, что ввиду жалкого состояния моих финансов праздник будет не ахти… Гашек на миг задумался, уставился куда-то в пространство, а потом медленно произнес: „Гм, это глупо! У тебя есть именины и нет денег! Н-да… Послушай, а у меня как раз есть деньги и нет именин. Знаешь что? Я куплю у тебя именины, а затем отпраздную их достойно и красиво, как и подобает, если имеешь такого „патрона“. Я подумал: денег на торжество у меня все равно нет, а Гашек может всласть попользоваться моими именинами! Гашек посулил мне 10 крон. Мы ударили по рукам. Я пожелал ему всяческого счастья, и он тут же пошел в соседнюю комнату выбирать себе галстук понарядней. И вообще держался как человек, у которого действительно сегодня именины: принял от почтальона почту, узурпировав все присланные мне открытки и поздравления, присвоил и праздничный кулич — подарок домоправительницы. В ресторане заказал роскошный обед, а потом мы совершили обход кофеен и трактиров. Всюду Гашеку желали всяческих благ, угощали сигарами, кофе с ромом, пивом и вином, играли для него на рояле и на гармонике, пели, танцевали с ним популярное тогда танго, жгли бенгальский огонь, стреляли из детских пугачей и черт знает что еще делали. Гашек сиял и только непрестанно шептал мне: „Вот как празднуют именины! Ты бы ими так не попользовался, на твои именины и коза бы не заблеяла“. После полуночи мы забрели еще в винный погребок Петршика, где какой-то почитатель Гашека заказал в его честь десять бутылок мельницкого вина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86