Несмотря на серьезное содержание, в пьесе были и сатирические моменты.
Каждодневная работа требовала от Гашека большого напряжения, и времени для литературного творчества почти не оставалось. Несколько раз он упоминал о намерении написать военный роман, но никаких документальных следов работы над ним не сохранилось. Собирался написать книгу о попах. После возвращения в Чехословакию якобы рассказывал о ней своей жене Ярмиле, однако и это произведение до сих пор не найдено. Гордость Гашека газета «Sturm — Roham», поглощавшая все его творческие силы, вероятно, тоже навсегда утрачена. Бывший работник политотдела 5-й армии сообщил Карелу Крейбиху, автору статьи, затрагивающей этот период жизни Гашека, интересные сведения: «Мы познакомились с Гашеком в теплушке; он не вполне хорошо говорил по-русски, но с остротами в стиле русского народного юмора. В его обществе много говорилось о еде; больше всего и весьма многословно он восхвалял гуляш. Он делал гуляш из гусей, которых мы купили па одной станции. Чтобы сохранить их свежими и холодными, мы подвесили их внизу вагона, так как была зима. Когда они исчезли, все шутя уверяли, что Гашек их украл, чтобы тайком приготовить гуляш, В Красноярске я жил с ним в одном доме (…). Насколько я наблюдал и знал, он работал хорошо. В области теории тогда ведь немного требовалось. Он не был марксистом или коммунистом в теоретическом смысле, но это был сознательный революционер. О роли нашей революции он имел правильное представление и хорошо знал, какому делу он служит (…). Несмотря на свою полноту, он был очень подвижен. Пожалуй, его живой темперамент и вовлек его в революцию. По моему впечатлению, он к своей работе относился добросовестно».
Другой свидетель рассказывает о многообразной деятельности Гашека: «Гашек заведовал тогда подотделом нацменьшинств… Он руководил целым штабом инструкторов, организовывал собрания, писал листовки и издавал (…) на разных языках газеты. Позднее (…) в Иркутске к этому прибавилась еще газета на бурят-монгольском языке.
Это была политически трудная и ответственная работа…» Тот же свидетель сообщает характеристику, которую дал Гашеку тогдашний начальник политотдела 5-й армии: «Старательный, надежный и действительно неплохой политический работник…» (Кстати, по словам этого свидетеля, Гашек и при нем упоминал о том, что хочет создать военный роман, в котором собирается описать эволюцию австро-венгерского солдата от «серой скотинки» до красноармейца.)
Комиссар Гашек относился к своим обязанностям с исключительной ответственностью и серьезностью. Но все, кто с ним встречался в то время, когда он был работником политотдела, подтверждают, что и в ту пору ему не изменяло чувство юмора. Писатель Мате Залка рисует свою встречу с ним так: «С Ярославом Хашеком я познакомился на собрании политработников, комиссаров и командиров интернациональных частей V Красной Армии после взятия Красноярска.
Хашек был членом редколлегии армейского интернационального органа «Штурм», и, если память мне не изменяет, он же был начальником нацменсектора политотдела в V армии.
Я обратил на него внимание, как и все остальные, ибо в присутствии Хашека мрачным оставаться было невозможно. Он рассказывал, а мы, кругом стоящие, улыбались, смеялись, хохотали или просто ржали, надрываясь от смеха.
Разговор Хашека — сплошной поток остроумнейших положений. Его стихией была, несомненно, журналистика, он метко и быстро формулировал — делал это внешне спокойно, чем еще более подчеркивал действенность его фраз.
Не помню хорошо, кого он тогда задевал этими беседами, я только помню, что я спросил кого-то — кто этот шутник? Мне ответили: это Хашек.
— Да, наши умники повоевали для Клемансо, Масарика, Колчака и голландских молочных ферм… а теперь у них появился проблеск ума… они хотят с нами вести мирные переговоры… сейчас, когда они уже битые…
Это было в январе 1920 года, когда чешские части арьергарда отступающих белых выкинули красный флаг и отказались далее подчиняться своим офицерам».
К слабым и побежденным Гашек был по-человечески великодушен. Особенно это проявляется в отношении к бывшим товарищам по легиону, которым он не раз помогал. С.М. Бирюков вспоминает:
«Когда в трибунал попадали бывшие легионеры, мы вызывали Гашека. Он с удивительным чутьем умел отделять людей ошибающихся, тот сырой материал, как он говорил, который поддается „обработке“, от матерых, неисправимых врагов революции, часто прикидывающихся овечками и прячущих свои волчьи клыки».
Большевистский комиссар Гашек постоянно задает себе вопрос, как отнесется чешский народ к мировой революции. И тут им овладевает прежний скепсис. Он вспоминал свой довоенный опыт и высказывал опасение, что старая традиция застольных обществ, решения всех проблем за кружкой пива, характерная для политической жизни Чехии, поглотит и революционное движение. Прекрасно зная мелкотравчатость отечественной политической среды, эгоизм чешского мещанина, писатель не надеялся когда-нибудь вернуться на родину. Не мог он и обмануть доверие, которое ему было оказано в России. И решил, что останется здесь навсегда.
Весной 1920 года Гашек женится на русской девушке Александре Львовой, работнице типографии, с которой он познакомился в Уфе. Александра Львова жила там с матерью. В их доме комиссар Гашек обрел семейный уют. 15 мая 1920 года в присутствии свидетеля — немецкого коммуниста Брауна — он официально зарегистрировал свой брак в городском Совете Красноярска. Желая покончить с прошлым и намереваясь начать в России новую жизнь, он заявил, что холост.
В своей тогдашней деятельности, как мы узнаём из интервью, опубликованного в газете «Красноярский рабочий», Гашек по-прежнему руководствуется идеей Красной Европы. В этом интервью он говорит о революционном настроении примерно 400 тысяч бывших военнопленных, которые находятся еще на территории России и по возвращении домой могут стать важным резервом пролетарской революции. Напоминает, что чехословацкое правительство боится не только возвращающихся военнопленных, но и собственных войск — чехословацкого корпуса, так как информировано об их «плохом настроении» и видит в них «красную угрозу». Основываясь на новейших сообщениях, Гашек рассказывает о создании в Кладно первой Чешской советской республики, с которой буржуазия просто не знает, что делать.
Несмотря на довольно благоприятные известия о положении в Чехословакии, Гашек не выказывал желания вернуться на родину. Может быть, он боится преследований, может, не хочет встречаться с бывшими легионерами, а возможно, просто избегает личных осложнений. Ведь со своей первой женой Ярмилой он не развелся.
С начала июня 1920 года Гашек живет в Иркутске. Он часто бывает хмур, задумчив. Выглядит старше своих лет. Носил он тогда старую, мешковато сидевшую гимнастерку. Штаб 5-й армии разместился в гостинице «Модерн» на Большой улице. Комиссар Гашек жил неподалеку, в домике на берегу реки Ангары, где находился агитотдел. После отъезда большинства военнопленных европейцев интернациональное отделение сибирской армии развернуло работу среди представителей азиатских народов. В это время Гашек изучает китайский язык и собирается издавать газету для красноармейцев-китайцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Каждодневная работа требовала от Гашека большого напряжения, и времени для литературного творчества почти не оставалось. Несколько раз он упоминал о намерении написать военный роман, но никаких документальных следов работы над ним не сохранилось. Собирался написать книгу о попах. После возвращения в Чехословакию якобы рассказывал о ней своей жене Ярмиле, однако и это произведение до сих пор не найдено. Гордость Гашека газета «Sturm — Roham», поглощавшая все его творческие силы, вероятно, тоже навсегда утрачена. Бывший работник политотдела 5-й армии сообщил Карелу Крейбиху, автору статьи, затрагивающей этот период жизни Гашека, интересные сведения: «Мы познакомились с Гашеком в теплушке; он не вполне хорошо говорил по-русски, но с остротами в стиле русского народного юмора. В его обществе много говорилось о еде; больше всего и весьма многословно он восхвалял гуляш. Он делал гуляш из гусей, которых мы купили па одной станции. Чтобы сохранить их свежими и холодными, мы подвесили их внизу вагона, так как была зима. Когда они исчезли, все шутя уверяли, что Гашек их украл, чтобы тайком приготовить гуляш, В Красноярске я жил с ним в одном доме (…). Насколько я наблюдал и знал, он работал хорошо. В области теории тогда ведь немного требовалось. Он не был марксистом или коммунистом в теоретическом смысле, но это был сознательный революционер. О роли нашей революции он имел правильное представление и хорошо знал, какому делу он служит (…). Несмотря на свою полноту, он был очень подвижен. Пожалуй, его живой темперамент и вовлек его в революцию. По моему впечатлению, он к своей работе относился добросовестно».
Другой свидетель рассказывает о многообразной деятельности Гашека: «Гашек заведовал тогда подотделом нацменьшинств… Он руководил целым штабом инструкторов, организовывал собрания, писал листовки и издавал (…) на разных языках газеты. Позднее (…) в Иркутске к этому прибавилась еще газета на бурят-монгольском языке.
Это была политически трудная и ответственная работа…» Тот же свидетель сообщает характеристику, которую дал Гашеку тогдашний начальник политотдела 5-й армии: «Старательный, надежный и действительно неплохой политический работник…» (Кстати, по словам этого свидетеля, Гашек и при нем упоминал о том, что хочет создать военный роман, в котором собирается описать эволюцию австро-венгерского солдата от «серой скотинки» до красноармейца.)
Комиссар Гашек относился к своим обязанностям с исключительной ответственностью и серьезностью. Но все, кто с ним встречался в то время, когда он был работником политотдела, подтверждают, что и в ту пору ему не изменяло чувство юмора. Писатель Мате Залка рисует свою встречу с ним так: «С Ярославом Хашеком я познакомился на собрании политработников, комиссаров и командиров интернациональных частей V Красной Армии после взятия Красноярска.
Хашек был членом редколлегии армейского интернационального органа «Штурм», и, если память мне не изменяет, он же был начальником нацменсектора политотдела в V армии.
Я обратил на него внимание, как и все остальные, ибо в присутствии Хашека мрачным оставаться было невозможно. Он рассказывал, а мы, кругом стоящие, улыбались, смеялись, хохотали или просто ржали, надрываясь от смеха.
Разговор Хашека — сплошной поток остроумнейших положений. Его стихией была, несомненно, журналистика, он метко и быстро формулировал — делал это внешне спокойно, чем еще более подчеркивал действенность его фраз.
Не помню хорошо, кого он тогда задевал этими беседами, я только помню, что я спросил кого-то — кто этот шутник? Мне ответили: это Хашек.
— Да, наши умники повоевали для Клемансо, Масарика, Колчака и голландских молочных ферм… а теперь у них появился проблеск ума… они хотят с нами вести мирные переговоры… сейчас, когда они уже битые…
Это было в январе 1920 года, когда чешские части арьергарда отступающих белых выкинули красный флаг и отказались далее подчиняться своим офицерам».
К слабым и побежденным Гашек был по-человечески великодушен. Особенно это проявляется в отношении к бывшим товарищам по легиону, которым он не раз помогал. С.М. Бирюков вспоминает:
«Когда в трибунал попадали бывшие легионеры, мы вызывали Гашека. Он с удивительным чутьем умел отделять людей ошибающихся, тот сырой материал, как он говорил, который поддается „обработке“, от матерых, неисправимых врагов революции, часто прикидывающихся овечками и прячущих свои волчьи клыки».
Большевистский комиссар Гашек постоянно задает себе вопрос, как отнесется чешский народ к мировой революции. И тут им овладевает прежний скепсис. Он вспоминал свой довоенный опыт и высказывал опасение, что старая традиция застольных обществ, решения всех проблем за кружкой пива, характерная для политической жизни Чехии, поглотит и революционное движение. Прекрасно зная мелкотравчатость отечественной политической среды, эгоизм чешского мещанина, писатель не надеялся когда-нибудь вернуться на родину. Не мог он и обмануть доверие, которое ему было оказано в России. И решил, что останется здесь навсегда.
Весной 1920 года Гашек женится на русской девушке Александре Львовой, работнице типографии, с которой он познакомился в Уфе. Александра Львова жила там с матерью. В их доме комиссар Гашек обрел семейный уют. 15 мая 1920 года в присутствии свидетеля — немецкого коммуниста Брауна — он официально зарегистрировал свой брак в городском Совете Красноярска. Желая покончить с прошлым и намереваясь начать в России новую жизнь, он заявил, что холост.
В своей тогдашней деятельности, как мы узнаём из интервью, опубликованного в газете «Красноярский рабочий», Гашек по-прежнему руководствуется идеей Красной Европы. В этом интервью он говорит о революционном настроении примерно 400 тысяч бывших военнопленных, которые находятся еще на территории России и по возвращении домой могут стать важным резервом пролетарской революции. Напоминает, что чехословацкое правительство боится не только возвращающихся военнопленных, но и собственных войск — чехословацкого корпуса, так как информировано об их «плохом настроении» и видит в них «красную угрозу». Основываясь на новейших сообщениях, Гашек рассказывает о создании в Кладно первой Чешской советской республики, с которой буржуазия просто не знает, что делать.
Несмотря на довольно благоприятные известия о положении в Чехословакии, Гашек не выказывал желания вернуться на родину. Может быть, он боится преследований, может, не хочет встречаться с бывшими легионерами, а возможно, просто избегает личных осложнений. Ведь со своей первой женой Ярмилой он не развелся.
С начала июня 1920 года Гашек живет в Иркутске. Он часто бывает хмур, задумчив. Выглядит старше своих лет. Носил он тогда старую, мешковато сидевшую гимнастерку. Штаб 5-й армии разместился в гостинице «Модерн» на Большой улице. Комиссар Гашек жил неподалеку, в домике на берегу реки Ангары, где находился агитотдел. После отъезда большинства военнопленных европейцев интернациональное отделение сибирской армии развернуло работу среди представителей азиатских народов. В это время Гашек изучает китайский язык и собирается издавать газету для красноармейцев-китайцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86