Постепенно из кладки вываливаются камни, стены распадаются, внизу, под замком, пасутся козы…»
Первые три недели, прожитые Гашеком в Липнице вдвоем с Панушкой, позднее казались ему самыми прекрасными из всего проведенного здесь времени. Но Гашек не был бы Гашеком, если бы не испытывал судьбу и не старался обмануть самого себя. В скорбные минуты он вспоминает Шуру, которую оставил в Праге одну, без всякой помощи. В полночь он пишет ей открытку со своим адресом и приглашением приехать. И сразу же относит на почту, помещавшуюся тогда во втором этаже дома Инвальда. Утром, раздумав, он хотел было вернуть свою открытку, да опоздал — почту уже отправили.
Вскоре прибыла Шура с Франтой Сауэром, идиллии пришел конец. А когда Панушка уехал домой, в свое пражское «ателье», в Липнице стало тоскливо. Кредит был исчерпан, нужда опять стучалась в дверь.
Гашек пишет отчаянное письмо своему пражскому издателю:
«Ради бога, всех святых и памяти покойного императора Франца-Иосифа, прошу тебя — пришли денег, потому что мы здесь вдвоем — я и Шуринька. У меня не осталось ни геллера, и даже чтобы послать это письмо, приходится одалживать, а мне это ужасно неприятно, потому что, как тебе известно, я человек в высшей степени порядочный».
Сауэр посылает четыреста крон, однако настойчиво требует очередное продолжение «Швейка». Следует второе письмо, несомненно, самое нежное из всех, что Сауэр когда-либо получал от Гашека: «Милый и дорогой Франта! Посылаю тебе пока девять страниц, которые я написал вчера и сегодня до 12 часов, до ухода почты. После полудня буду писать дальше и завтра наверняка вышлю новую порцию. У меня сейчас необыкновенное желание писать, а тебя прошу тоже не забывать о моем существовании, непременно приезжай, как ты мне обещал, но не в понедельник, а еще в воскресенье! Я, сам понимаешь, в чрезвычайно затруднительной ситуации, но не хочу ни у кого одалживать, чтобы не подорвать нашу репутацию, раз я должен остаться здесь до окончания всей книги! Теперь у меня постоянно рабочее настроение, и будь уверен — я охотно приложу все силы, чтобы наши дела пошли на лад. Итак, приезжай и убедись в моей работоспособности. Шуринька передает тебе сердечный привет и ждет тебя не дождется… А я, Франта, очень по тебе соскучился, потому что искренне тебя люблю. Передай дома всем привет, целует тебя твой
Ярка».
Сауэр приехал только в понедельник. Дело в том, что накануне он посетил премьеру инсценированного «Швейка» в пражской «Адрии». Приехал он главным образом для того, чтобы вытянуть из автора очередное продолжение рукописи и тем самым успокоить пана Нейберта, владельца типографии. Но никакие просьбы, обещания и клятвы на Гашека не действуют. Обрадованный встречей со старым приятелем, он таскает Сауэра по липницким и дольноместским трактирам, ведет его в Радостовицы но гулянье по случаю какого-то праздника, но сесть за рукопись не желает. Тут лесничему приходит в голову сумасбродная идея — запереть писателя в замке и не выпускать до тех пор, пока он не «выдаст» требуемого количества страниц. Гашек этой шутки не принял. Он невозмутимо выпил бутылку коньяка, приготовленную для него в домике лесника при замке, но напрасно лесник простоял с ружьем у двери — Гашек не написал ни строчки. Несчастный Сауэр уезжает в Прагу, утомленный деревенскими кутежами, но без тех «четвертушек» бумаги, ради которых сюда явился, — Гашек никому не позволял диктовать себе, когда и сколько он должен писать.
Вскоре после этого визита между двумя компаньонами наступает разлад. По мере того как возрастает успех «Швейка», медленно, но все же неотвратимо рвутся нити, которыми Гашек был связан со своими друзьями, между ними обнаруживаются резкие расхождения.
Гашек и Сауэр издавали «Швейка» на правах совладельцев собственного издательства. Но когда строились планы, все выглядело куда заманчивее. Сауэра неотступно преследовали кредиторы; из-за беззаботности и нерадивости Гашека издание тормозилось.
Сауэр разочаровался в своем предприятии, а вдобавок друзья еще попрекают его, что-де он не отдает компаньону положенной доли. Еще в Липнице художник Панушка уговаривал Сауэра не оставлять Гашека без денег.
Утрата доверия ускорила распад издательства «Гашек, Сауэр и К°». По взаимному соглашению компаньоны полностью передают печатанье и распространение «Швейка» в руки преуспевающей фирмы, возглавляемой предприимчивым издателем Сынеком.
После выхода первой части «Швейка» ситуация меняется: возрастает интерес к книге, тираж стремительно растет. В следующем году выходит уже пять изданий первой части и четыре второй; третья часть, написанная весной 1922 года, вышла до конца того же года двумя изданиями.
Перед рождеством в Липницу приезжает еще один известный представитель пражской богемы — Эмиль Артур Лонген, по случайному совпадению обстоятельств тоже из-за «Швейка». Сауэр сообщил Гашеку, что Лонген без авторского разрешения с большим кассовым успехом ставит в «Адрии» инсценировку «Швейка». Гашек написал Лонгену резкое письмо, в котором явственно ощущается напряженность, возникшая в их отношениях.
«Дорогой друг!
Из некоторых газет за 1 ноября я узнал, что 2 числа этого месяца должна состояться премьера: «Я. Гашек. Бравый солдат Швейк во время мировой войны». Это подтвердил мне и наш общий приятель Сауэр, который был на представлении в «Адрии».
Он хвалил постановку и заверил меня, что спектакль очень хорошо оформлен и что ты постарался, чтобы все, до мельчайших диалогов, действительно соответствовало тексту.
Но насколько я помню, между нами еще с декабря не было никаких сношений, а во время нашей случайной встречи в «Унионке» на лицах у нас обоих появилось чрезвычайно глупое выражение — очевидно, мы хотели намекнуть друг другу, что незнакомы.
Тем более меня удивил нынешний твой интерес ко мне и то, что ты дал сценическую жизнь произведению, которое я тогда даже не предполагал писать.
Очень хорошо помню, что я обещал написать что-нибудь для вас и, приняв 300 крон задатка, скрепил подписью свое обещание, которое не отказываюсь выполнить. Но ты должен признать, что «Швейка» я написал не для вас и что вы ставите его без моего ведома. Ты даже не спросил моего согласия, начхал на меня. Прощаю тебе это!
Но при следующих условиях, твердых и незыблемых:
1. Те 300 крон ты вычеркиваешь из памяти и с обратной почтой высылаешь мне письменное тому подтверждение. Это штраф за то, что ты не испросил у меня согласия!
2. Ты сразу же вышлешь мне крупную сумму в качестве задатка (поскольку ты уже давал задаток Фр. Сауэру) телеграфным переводом на адрес: Ярослав Гашек, писатель, Липница у Светлой над Сазавой.
3. Денежная сумма, которую ты мне пришлешь (не думай, что отделаешься какими-нибудь 500 кронами), послужит задатком в счет ежедневных отчислений в размере 10 крон с каждого спектакля, согласно твоей договоренности с Сауэром.
4. Квитанция о высылке мне задатка на указанных условиях будет в твоих руках одновременно и авторским разрешением на постановку пьесы.
В противном случае, то есть если я не получу денег сразу же после 8 ноября 1921 года, я запрещу дальнейшие спектакли.
Тебе известно, какой я свинтус! Твой
Ярослав Гашек».
Письмо нуждается в некоторых комментариях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Первые три недели, прожитые Гашеком в Липнице вдвоем с Панушкой, позднее казались ему самыми прекрасными из всего проведенного здесь времени. Но Гашек не был бы Гашеком, если бы не испытывал судьбу и не старался обмануть самого себя. В скорбные минуты он вспоминает Шуру, которую оставил в Праге одну, без всякой помощи. В полночь он пишет ей открытку со своим адресом и приглашением приехать. И сразу же относит на почту, помещавшуюся тогда во втором этаже дома Инвальда. Утром, раздумав, он хотел было вернуть свою открытку, да опоздал — почту уже отправили.
Вскоре прибыла Шура с Франтой Сауэром, идиллии пришел конец. А когда Панушка уехал домой, в свое пражское «ателье», в Липнице стало тоскливо. Кредит был исчерпан, нужда опять стучалась в дверь.
Гашек пишет отчаянное письмо своему пражскому издателю:
«Ради бога, всех святых и памяти покойного императора Франца-Иосифа, прошу тебя — пришли денег, потому что мы здесь вдвоем — я и Шуринька. У меня не осталось ни геллера, и даже чтобы послать это письмо, приходится одалживать, а мне это ужасно неприятно, потому что, как тебе известно, я человек в высшей степени порядочный».
Сауэр посылает четыреста крон, однако настойчиво требует очередное продолжение «Швейка». Следует второе письмо, несомненно, самое нежное из всех, что Сауэр когда-либо получал от Гашека: «Милый и дорогой Франта! Посылаю тебе пока девять страниц, которые я написал вчера и сегодня до 12 часов, до ухода почты. После полудня буду писать дальше и завтра наверняка вышлю новую порцию. У меня сейчас необыкновенное желание писать, а тебя прошу тоже не забывать о моем существовании, непременно приезжай, как ты мне обещал, но не в понедельник, а еще в воскресенье! Я, сам понимаешь, в чрезвычайно затруднительной ситуации, но не хочу ни у кого одалживать, чтобы не подорвать нашу репутацию, раз я должен остаться здесь до окончания всей книги! Теперь у меня постоянно рабочее настроение, и будь уверен — я охотно приложу все силы, чтобы наши дела пошли на лад. Итак, приезжай и убедись в моей работоспособности. Шуринька передает тебе сердечный привет и ждет тебя не дождется… А я, Франта, очень по тебе соскучился, потому что искренне тебя люблю. Передай дома всем привет, целует тебя твой
Ярка».
Сауэр приехал только в понедельник. Дело в том, что накануне он посетил премьеру инсценированного «Швейка» в пражской «Адрии». Приехал он главным образом для того, чтобы вытянуть из автора очередное продолжение рукописи и тем самым успокоить пана Нейберта, владельца типографии. Но никакие просьбы, обещания и клятвы на Гашека не действуют. Обрадованный встречей со старым приятелем, он таскает Сауэра по липницким и дольноместским трактирам, ведет его в Радостовицы но гулянье по случаю какого-то праздника, но сесть за рукопись не желает. Тут лесничему приходит в голову сумасбродная идея — запереть писателя в замке и не выпускать до тех пор, пока он не «выдаст» требуемого количества страниц. Гашек этой шутки не принял. Он невозмутимо выпил бутылку коньяка, приготовленную для него в домике лесника при замке, но напрасно лесник простоял с ружьем у двери — Гашек не написал ни строчки. Несчастный Сауэр уезжает в Прагу, утомленный деревенскими кутежами, но без тех «четвертушек» бумаги, ради которых сюда явился, — Гашек никому не позволял диктовать себе, когда и сколько он должен писать.
Вскоре после этого визита между двумя компаньонами наступает разлад. По мере того как возрастает успех «Швейка», медленно, но все же неотвратимо рвутся нити, которыми Гашек был связан со своими друзьями, между ними обнаруживаются резкие расхождения.
Гашек и Сауэр издавали «Швейка» на правах совладельцев собственного издательства. Но когда строились планы, все выглядело куда заманчивее. Сауэра неотступно преследовали кредиторы; из-за беззаботности и нерадивости Гашека издание тормозилось.
Сауэр разочаровался в своем предприятии, а вдобавок друзья еще попрекают его, что-де он не отдает компаньону положенной доли. Еще в Липнице художник Панушка уговаривал Сауэра не оставлять Гашека без денег.
Утрата доверия ускорила распад издательства «Гашек, Сауэр и К°». По взаимному соглашению компаньоны полностью передают печатанье и распространение «Швейка» в руки преуспевающей фирмы, возглавляемой предприимчивым издателем Сынеком.
После выхода первой части «Швейка» ситуация меняется: возрастает интерес к книге, тираж стремительно растет. В следующем году выходит уже пять изданий первой части и четыре второй; третья часть, написанная весной 1922 года, вышла до конца того же года двумя изданиями.
Перед рождеством в Липницу приезжает еще один известный представитель пражской богемы — Эмиль Артур Лонген, по случайному совпадению обстоятельств тоже из-за «Швейка». Сауэр сообщил Гашеку, что Лонген без авторского разрешения с большим кассовым успехом ставит в «Адрии» инсценировку «Швейка». Гашек написал Лонгену резкое письмо, в котором явственно ощущается напряженность, возникшая в их отношениях.
«Дорогой друг!
Из некоторых газет за 1 ноября я узнал, что 2 числа этого месяца должна состояться премьера: «Я. Гашек. Бравый солдат Швейк во время мировой войны». Это подтвердил мне и наш общий приятель Сауэр, который был на представлении в «Адрии».
Он хвалил постановку и заверил меня, что спектакль очень хорошо оформлен и что ты постарался, чтобы все, до мельчайших диалогов, действительно соответствовало тексту.
Но насколько я помню, между нами еще с декабря не было никаких сношений, а во время нашей случайной встречи в «Унионке» на лицах у нас обоих появилось чрезвычайно глупое выражение — очевидно, мы хотели намекнуть друг другу, что незнакомы.
Тем более меня удивил нынешний твой интерес ко мне и то, что ты дал сценическую жизнь произведению, которое я тогда даже не предполагал писать.
Очень хорошо помню, что я обещал написать что-нибудь для вас и, приняв 300 крон задатка, скрепил подписью свое обещание, которое не отказываюсь выполнить. Но ты должен признать, что «Швейка» я написал не для вас и что вы ставите его без моего ведома. Ты даже не спросил моего согласия, начхал на меня. Прощаю тебе это!
Но при следующих условиях, твердых и незыблемых:
1. Те 300 крон ты вычеркиваешь из памяти и с обратной почтой высылаешь мне письменное тому подтверждение. Это штраф за то, что ты не испросил у меня согласия!
2. Ты сразу же вышлешь мне крупную сумму в качестве задатка (поскольку ты уже давал задаток Фр. Сауэру) телеграфным переводом на адрес: Ярослав Гашек, писатель, Липница у Светлой над Сазавой.
3. Денежная сумма, которую ты мне пришлешь (не думай, что отделаешься какими-нибудь 500 кронами), послужит задатком в счет ежедневных отчислений в размере 10 крон с каждого спектакля, согласно твоей договоренности с Сауэром.
4. Квитанция о высылке мне задатка на указанных условиях будет в твоих руках одновременно и авторским разрешением на постановку пьесы.
В противном случае, то есть если я не получу денег сразу же после 8 ноября 1921 года, я запрещу дальнейшие спектакли.
Тебе известно, какой я свинтус! Твой
Ярослав Гашек».
Письмо нуждается в некоторых комментариях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86