Дело в том, что стихи Озерова после наскучивших трагедий Сумарокова и Княжнина нравились публике и она не желала выслушивать «несправедливые» замечания «ученого педанта». Естественно, что публика была в неистовстве от того, что с кафедры кто-то «смеет назы­вать стихи по большей части дрянными, а всю траге­дию - нелепостью...».
Несмотря на многообразие литературной и научной деятельности - поэт, переводчик, профессор - препода­ватель русской словесности, ученый-историк, - наибо­лее заметный след Мерзляков оставил, пожалуй, как автор песен.
Его вместе с композитором и собирателем фолькло­ра Данилой Никитичем Кашиным (позднее Кашин со­стоял капельмейстером при Большом Петровском теат­ре - А. С.) можно считать родоначальниками жанра русской песни.
«Как поэт он замечателен своими лирическими сти­хами, особенно русскими песнями, в коих он первый умел быть народным, как Крылов в своих баснях», - писал о нем М.А. Максимович в 1831 году.
На чрезвычайную распространенность мерзляков­ских песен указывал и Н.А. Полевой в «Московском телеграфе»: «Песни А.Ф. Мерзлякова потому еще бо­лее вошли в народный быт, что они извлечены из про­стонародных песен».
И на самом деле, многие песни Мерзлякова, особен­но те, музыка к которым написана Кашиным, прямо восходили к фольклорному тексту, а некоторые даже и начинались точно так же, как народные песни: «Я не думала ни о чем на свете тужить...», «Вылетала бедна пташка на долину...», «Ах, что же ты, голубчик, неве­сел сидишь...», «Чернобровый, черноглазый...».
Такая близость песен поэта к фольклорным источникам приводила к тому, что они быстро становились известными самым широким слоям городского населе­ния.
Впрочем, та же участь выпала на долю песен, не имевших непосредственной связи с фольклором, на­пример, всем знакомой, упоминавшейся уже «Среди долины ровныя...», а также «Велизария» («Малютка, шлем нося, просил...»).
Песня «Среди долины ровныя...» сочинена была поэтом на уже известную мелодию О. А. Козловского (к стихотворному тексту П.М. Карабанова «Лети к мо­ей любезной...»).
Создание стихотворений «на голос» было довольно частым явлением во второй половине XVIII и в начале XIX века. Ссылки «на голос», то есть на уже существу­ющие мелодии, встречаются при издании песен А.П. Су­марокова, Н.П. Николева, И.И. Дмитриева, псалмов М.В. Ломоносова («Хвалу всевышнему владыке...») и многих других.
Автором музыки другой известной песни Мерзлякова - «Велизарий» был композитор А. Д. Жилин, напи­савший более двадцати песен и романсов на слова Мерз­лякова, Дмитриева, Державина, Хераскова, Жуковско­го, Нелединского-Мелецкого и других.
Искренность песен Мерзлякова не могла не подку­пить. «...Какое глубокое чувство, какая неизмеримая то­ска в его песнях!»-писал в «Литературных мечтани­ях» В.Г. Белинский. Великий критик особенно выделял песни Мерзлякова «Чернобровый, черноглазый...», «Не липочка кудрявая...», «Ах, что ж ты, голубчик...», назы­вая их бессмертными: «Это не песенки, это не подделки под народный такт - нет. Это живое, естественное чув­ство, где все безыскусственно и естественно». «Это был талант мощный, энергический», - говорил Белинский о Мерзлякове.
Мерзляков использовал и собранные Кашиным пес­ни, при этом иногда существенно переделывая, чтобы усилить драматизм ситуации, а иногда лишь изменяя зачины и концовки, усиливая в них элементы народной поэтической лексики: «печальная победная головушка молодецкая», «грусть-злодейка», «забавушки - алы цве­тики».
Часто применял поэт смысловые и звуковые повто­ры:
Птичка пугана пугается всего!
Горько мучится для горя одного!
Включал и распространенные в народной песне па­раллелизмы:
Нельзя солнцу быть холодным,
Светлому погаснуть;
Нельзя сердцу жить на свете
И не жить любовью!
Одновременно с песнями поэт создает стихотворе­ния, запечатлевающие современную ему московскую жизнь. Мерзляков высмеивает черты московского бар­ства, того общества, где гордятся богатством и где поэт-разночинец чувствует себя затерянным, чужим:
Там, в кружке младых зевак,
В камнях, золоте дурак.
Мерзляков выводит в своих стихотворениях и «уче­ных шумных круг», имея в виду своих коллег по Мос­ковскому университету.
Тема затерянности, одиночества, так остро прозву­чавшая в знаменитой песне «Среди долины ровныя...», присутствует и во многих других стихотворениях Мерз­лякова.
Письмо друга Мерзлякова разночинца 3.А. Буринского к Н.И. Гнедичу точно раскрывает мотивы, побу­дившие поэта создавать подобные произведения:
«Люди нашего состояния, - пишет он, - живут в раб­стве обстоятельств и воли других... Сколько чувств и идей должны мы у себя отнять! Как должны переина­чить и образ мыслей, и волю желаний, и требований своих самых невинных, самых благородных склоннос­тей! Мы должны исказить самих себя, если хотим хоро­шо жить в этой свободной тюрьме, которую называют светом».
После 1812 года Мерзляков все меньше обращается в своем творчестве к прославившим его русским песням. Он больше пишет торжественные оды, много времени и сил отдает переводам. Работа его над переводом «Осво­божденного Иерусалима» Тассо продолжалась чуть ли не восемнадцать лет: начат он был еще перед войной 1812 года и появился в печати только в 1828 году.
Начиная с 20-х годов особенно заметен спад творче­ской активности Мерзлякова.
В одном из писем В.К. Кюхельбекер так выскажет­ся о поэте: «Мерзляков, некогда довольно счастливый лирик, изрядный переводчик древних, знаток языков русского и славянского... но отставший по крайней мере на 20 лет от общего хода ума человеческого».
В последние годы жизни Мерзлякову угрожает бед­ность. В письме Жуковскому он открыто жалуется на нужду, просит помочь: «Право, брат, старею и слабею в здоровье, уже не работается так, как прежде, и, кроме того, отягчен многими должностями по университету; время у меня все отнято или должностью, или частны­ми лекциями, без которых нашему брату-бедняку обой­тись неможно, а дети растут и требуют воспитания. Кто после меня издать может мои работы и будут ли они полезны для них, ничего не имеющих».
Умер Мерзляков в 1830 году совсем еще не ста­рым - ему было пятьдесят два года.
Примечательно, что именно в год смерти поэта уви­дела свет книга его «Песен и романсов». Она словно на­поминала о былой славе Мерзлякова, о времени созда­ния лучших его произведений, подготовивших почву для появления таких поэтов, как Николай Цыганов и Алексей Кольцов.
Песни и романсы Мерзлякова не забылись, они жи­вут до сих пор.
В «Воспоминаниях декабриста» А.Е. Розен расска­зывает, как песня помогла ему в тюремном заключении: «Фейерверкер Соколов и сторож Шибаев были хуже не­мых: немой хоть горлом гулит или руками и пальцами делает знаки, а эти молодцы были движущиеся истука­ны... Однажды запел я «Среди долины ровныя на глад­кой высоте...», при втором куплете слышу, что мне вто­рит другой голос в коридоре, за бревенчатой перегород­кой; я узнал в нем голос моего фейерверкера. Добрый знак, - подумал я, - запел со мною, так и заговорит. Еще раз повторил песню, и он на славу вторит ей с нача­ла до конца. Когда он через час принес мой ужин, оло­вянную мисочку, то я поблагодарил его за пение, и он решился мне ответить вполголоса: «Слава богу, что вы не скучаете, что у вас сердце веселое».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37