Ему так больше нравится.
- А обрабатывает на том берегу, вон там, да?
- Иногда на берегу, иногда нет. Когда как.
- А если идти берегом, то можно дойти до станции?
- Да, но берегом не пройти, все заросло.
Грегори подошел к окнам. Одно окно был открыто, вернее,
выдавлено, стекла разбиты, острый осколок торчал в снегу. Он
заглянул внутрь, но ничего не увидел, было слишком темно.
- Кто-нибудь заходил туда?
- Только комендант.
- А доктор?
- Нет, доктор не заходил.
- Как его фамилия?
- Адамс. Мы не знали, успеет ли "скорая" из Лондона. Первой
прибыла из Хэйка, доктор Адамс как раз был там ночью и приехал с
нею.
- Да? - пробормотал Грегори. Он уже не слушал полисмена.
На раме разбитого окна висела желтая ленточка стружки. А у
самой стены виднелся глубокий нечеткий отпечаток босой ступни.
Грегори наклонился. Снег тут был весь изрыт, точно по нему
волокли что-то тяжелое. Местами отчетливо вырисовывались
продолговатые углубления, как будто выдавленные округлым
удлиненным караваем хлеба. В одном из них что-то лежало. Грегори
присел на корточки и поднял несколько спирально закрученных
стружек. Склонив голову набок, он некоторое время смотрел на
второе, целое, окно. Оно было заляпано изнутри известкой. Потом,
сойдя в глубокий нетронутый снег, приподнял полы пальто,
опустился на одно колено, а затем встал и, сунув руки в карманы,
долго рассматривал получившийся отпечаток. Глубоко вздохнул и
обвел взглядом пространство между зарослями, моргом и первым
рядом могил. Дорожка глубоко оттиснутых, продолговатых
бесформенных следов начиналась под разбитым окном, делала петлю и
по кривой шла к двери. Иногда следы сбивались в стороны;
создавалось впечатление, будто какой-то пьяный тащил на животе
мешок. Соренсен стоял сбоку и полубезразлично наблюдал за Грегори.
- Почему нет замка? Он был? - обратился Грегори к
полисмену.
- Был, господин лейтенант, но сломался. Могильщик собирался
отнести к слесарю, да запамятовал, а потом было воскресенье, ну
и... - полисмен махнул рукой.
Грегори молча подошел к брезенту, осторожно приподнял край,
заглянул и отбросил полотнище в сторону.
На снегу, поджав к животу руки и ноги, лежал на боку
обнаженный человек. Поза была такая, словно он то ли рухнул
ничком на что-то невидимое, то ли отталкивал это невидимое
локтями и коленями. Там, где он лежал, пропаханная в снегу колея,
которая начиналась у окна, кончалась. Неполных два шага отделяли
его голову от порога. Перед порогом снег был нетронутый.
- Ну что, может, взглянете на него? - предложил Грегори
Соренсену, поднявшись с корточек; из-за неудобной позы у него к
лицу прилила кровь. - Кто это? - спросил он полисмена, который
надвигал шлем на глаза, чтобы защитить их от солнца.
- Хансел, господин лейтенант. Джон Хансел, владелец
красильни.
Грегори не спускал глаз с Соренсена, который, вынув из
чемодана резиновые перчатки и надев их, осторожно ощупал руки и
ноги покойника, оттянул веки, а потом обследовал его изогнутую
колесом спину, буквально водя по ней носом.
- Он что, немец?
- Не знаю. Может, и из немцев, точно сказать не могу. Уже
его отец и мать жили в здешних местах.
- Когда он умер?
- Вчера утром, господин лейтенант. Доктор сказал, что от
сердца. У него было больное сердце, доктор запрещал ему работать,
да он не слушался. С той поры, как от него сбежала жена, он
вообще махнул на себя рукой.
- Были тут еще покойники?
Соренсен поднялся, отряхнул колени, смахнул платком
невидимую пылинку с рукава и аккуратно уложил резиновые перчатки
в чехол.
- Позавчера был один, господин лейтенант, да уже
похоронили. Вчера в полдень.
- Значит, с того времени был только этот труп?
- Да.
- Ну, доктор, как?
Грегори подошел к Соренсену. Они стояли под высоким кустом,
на его верхушку падали солнечные лучи, и с веток на снег сыпалась
частая капель.
- Ну что я могу сказать?
Вид у Соренсена был обиженный, если не оскорбленный.
- Смерть наступила сутки назад, а то и раньше. Появились
трупные пятна, лицевые мышцы полностью окостенели.
- А конечности? А? Ну что вы молчите?
Они разговаривали шепотом, но с какой-то странной
ожесточенностью.
- Сами видите.
- Я ведь не врач.
- Нету окостенения. Да, нету, нарушил кто-то - и баста!
- Оно не вернется?
- Частично должно возвратиться, но не обязательно. А что,
это очень важно?
- Но оно было?
- Окостенение бывает всегда, это-то вы должны знать. И
кончайте, пожалуйста, расспросы, я ничего больше не могу сообщить.
- Благодарю вас, - не скрывая раздражения, бросил Грегори
и направился ко входу в морг.
Дверь была приоткрыта, но чтобы войти в морг, пришлось бы
перешагивать, вернее, перепрыгивать через труп. "Тут и так все
истоптано, - подумал Грегори, - лучше не оставлять лишних
следов". Он потянул сбоку за скобу. Никакого результата. Тогда он
рванул, и дверь с размаху ударила в стену. Внутри было темно. В
щель под дверью намело немного снега, теперь он таял и
расплывался по полу лужицей. Грегори зажмурился и, поеживаясь от
промозглого холода, которым тянуло от стен, ждал, когда глаза
привыкнут к темноте.
Разбитое окно пропускало немного света, второе же,
забеленное известкой, было почти непрозрачным. В центре барака
стоял гроб, выстланный стружками. К нему прислонен венок, обвитый
черной лентой. Можно было прочесть слова: "безутешной скорби". В
углу стояла крышка гpo6a. Под окном на земляном полу были
разбросаны стружки. Напротив, у другой стены, стояли кирка,
лопаты и лежал моток перепачканных глиной веревок. И еще лежало
несколько досок.
Грегори вышел на улицу и прикрыл глаза, отвыкшие в темноте
от света. Полицейский, стараясь не дотрагиваться до трупа,
осторожно накрывал его брезентом.
- Вы дежурили до трех ночи? - подойдя к нему, спросил
Грегори.
- Да, господин лейтенант. - Полисмен выпрямился.
- И где было тело?
- Пока я дежурил? В гробу.
- Вы проверяли?
- Да.
- Открывали дверь?
- Нет, я светил фонарем в окно.
- Стекло было разбито?
- Нет.
- А гроб?
- Простите?
- Гроб был открыт?
- Да.
- Как лежал покойник?
- Обыкновенно.
- Почему он голый?
Полицейский оживился.
- Хоронить его должны были сегодня, а с одеждой это целая
история. С тех пор как от него сбежала жена (это было два года
назад), он жил с сестрой. Страшно тяжелая женщина, ни с кем не
ладит. Костюм, который был на нем (он умер сразу после завтрака),
она не дала, потому что он, дескать, новый и ей жалко. Она
собиралась дать старый, а когда приехали из похоронного бюро,
сказала, что перекрасит в черный цвет какой-нибудь похуже, но
тот, из похоронного бюро, не захотел приезжать во второй раз и
взял труп, как был, без одежды. Сегодня она собиралась привезти
костюм...
- Слушайте, Грегори, я, пожалуй, поеду. Мне тут делать
нечего, - заявил вдруг Соренсен, внимательно прислушивавшийся к
разговору. - Дайте мне машину. А сами возьмете здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
- А обрабатывает на том берегу, вон там, да?
- Иногда на берегу, иногда нет. Когда как.
- А если идти берегом, то можно дойти до станции?
- Да, но берегом не пройти, все заросло.
Грегори подошел к окнам. Одно окно был открыто, вернее,
выдавлено, стекла разбиты, острый осколок торчал в снегу. Он
заглянул внутрь, но ничего не увидел, было слишком темно.
- Кто-нибудь заходил туда?
- Только комендант.
- А доктор?
- Нет, доктор не заходил.
- Как его фамилия?
- Адамс. Мы не знали, успеет ли "скорая" из Лондона. Первой
прибыла из Хэйка, доктор Адамс как раз был там ночью и приехал с
нею.
- Да? - пробормотал Грегори. Он уже не слушал полисмена.
На раме разбитого окна висела желтая ленточка стружки. А у
самой стены виднелся глубокий нечеткий отпечаток босой ступни.
Грегори наклонился. Снег тут был весь изрыт, точно по нему
волокли что-то тяжелое. Местами отчетливо вырисовывались
продолговатые углубления, как будто выдавленные округлым
удлиненным караваем хлеба. В одном из них что-то лежало. Грегори
присел на корточки и поднял несколько спирально закрученных
стружек. Склонив голову набок, он некоторое время смотрел на
второе, целое, окно. Оно было заляпано изнутри известкой. Потом,
сойдя в глубокий нетронутый снег, приподнял полы пальто,
опустился на одно колено, а затем встал и, сунув руки в карманы,
долго рассматривал получившийся отпечаток. Глубоко вздохнул и
обвел взглядом пространство между зарослями, моргом и первым
рядом могил. Дорожка глубоко оттиснутых, продолговатых
бесформенных следов начиналась под разбитым окном, делала петлю и
по кривой шла к двери. Иногда следы сбивались в стороны;
создавалось впечатление, будто какой-то пьяный тащил на животе
мешок. Соренсен стоял сбоку и полубезразлично наблюдал за Грегори.
- Почему нет замка? Он был? - обратился Грегори к
полисмену.
- Был, господин лейтенант, но сломался. Могильщик собирался
отнести к слесарю, да запамятовал, а потом было воскресенье, ну
и... - полисмен махнул рукой.
Грегори молча подошел к брезенту, осторожно приподнял край,
заглянул и отбросил полотнище в сторону.
На снегу, поджав к животу руки и ноги, лежал на боку
обнаженный человек. Поза была такая, словно он то ли рухнул
ничком на что-то невидимое, то ли отталкивал это невидимое
локтями и коленями. Там, где он лежал, пропаханная в снегу колея,
которая начиналась у окна, кончалась. Неполных два шага отделяли
его голову от порога. Перед порогом снег был нетронутый.
- Ну что, может, взглянете на него? - предложил Грегори
Соренсену, поднявшись с корточек; из-за неудобной позы у него к
лицу прилила кровь. - Кто это? - спросил он полисмена, который
надвигал шлем на глаза, чтобы защитить их от солнца.
- Хансел, господин лейтенант. Джон Хансел, владелец
красильни.
Грегори не спускал глаз с Соренсена, который, вынув из
чемодана резиновые перчатки и надев их, осторожно ощупал руки и
ноги покойника, оттянул веки, а потом обследовал его изогнутую
колесом спину, буквально водя по ней носом.
- Он что, немец?
- Не знаю. Может, и из немцев, точно сказать не могу. Уже
его отец и мать жили в здешних местах.
- Когда он умер?
- Вчера утром, господин лейтенант. Доктор сказал, что от
сердца. У него было больное сердце, доктор запрещал ему работать,
да он не слушался. С той поры, как от него сбежала жена, он
вообще махнул на себя рукой.
- Были тут еще покойники?
Соренсен поднялся, отряхнул колени, смахнул платком
невидимую пылинку с рукава и аккуратно уложил резиновые перчатки
в чехол.
- Позавчера был один, господин лейтенант, да уже
похоронили. Вчера в полдень.
- Значит, с того времени был только этот труп?
- Да.
- Ну, доктор, как?
Грегори подошел к Соренсену. Они стояли под высоким кустом,
на его верхушку падали солнечные лучи, и с веток на снег сыпалась
частая капель.
- Ну что я могу сказать?
Вид у Соренсена был обиженный, если не оскорбленный.
- Смерть наступила сутки назад, а то и раньше. Появились
трупные пятна, лицевые мышцы полностью окостенели.
- А конечности? А? Ну что вы молчите?
Они разговаривали шепотом, но с какой-то странной
ожесточенностью.
- Сами видите.
- Я ведь не врач.
- Нету окостенения. Да, нету, нарушил кто-то - и баста!
- Оно не вернется?
- Частично должно возвратиться, но не обязательно. А что,
это очень важно?
- Но оно было?
- Окостенение бывает всегда, это-то вы должны знать. И
кончайте, пожалуйста, расспросы, я ничего больше не могу сообщить.
- Благодарю вас, - не скрывая раздражения, бросил Грегори
и направился ко входу в морг.
Дверь была приоткрыта, но чтобы войти в морг, пришлось бы
перешагивать, вернее, перепрыгивать через труп. "Тут и так все
истоптано, - подумал Грегори, - лучше не оставлять лишних
следов". Он потянул сбоку за скобу. Никакого результата. Тогда он
рванул, и дверь с размаху ударила в стену. Внутри было темно. В
щель под дверью намело немного снега, теперь он таял и
расплывался по полу лужицей. Грегори зажмурился и, поеживаясь от
промозглого холода, которым тянуло от стен, ждал, когда глаза
привыкнут к темноте.
Разбитое окно пропускало немного света, второе же,
забеленное известкой, было почти непрозрачным. В центре барака
стоял гроб, выстланный стружками. К нему прислонен венок, обвитый
черной лентой. Можно было прочесть слова: "безутешной скорби". В
углу стояла крышка гpo6a. Под окном на земляном полу были
разбросаны стружки. Напротив, у другой стены, стояли кирка,
лопаты и лежал моток перепачканных глиной веревок. И еще лежало
несколько досок.
Грегори вышел на улицу и прикрыл глаза, отвыкшие в темноте
от света. Полицейский, стараясь не дотрагиваться до трупа,
осторожно накрывал его брезентом.
- Вы дежурили до трех ночи? - подойдя к нему, спросил
Грегори.
- Да, господин лейтенант. - Полисмен выпрямился.
- И где было тело?
- Пока я дежурил? В гробу.
- Вы проверяли?
- Да.
- Открывали дверь?
- Нет, я светил фонарем в окно.
- Стекло было разбито?
- Нет.
- А гроб?
- Простите?
- Гроб был открыт?
- Да.
- Как лежал покойник?
- Обыкновенно.
- Почему он голый?
Полицейский оживился.
- Хоронить его должны были сегодня, а с одеждой это целая
история. С тех пор как от него сбежала жена (это было два года
назад), он жил с сестрой. Страшно тяжелая женщина, ни с кем не
ладит. Костюм, который был на нем (он умер сразу после завтрака),
она не дала, потому что он, дескать, новый и ей жалко. Она
собиралась дать старый, а когда приехали из похоронного бюро,
сказала, что перекрасит в черный цвет какой-нибудь похуже, но
тот, из похоронного бюро, не захотел приезжать во второй раз и
взял труп, как был, без одежды. Сегодня она собиралась привезти
костюм...
- Слушайте, Грегори, я, пожалуй, поеду. Мне тут делать
нечего, - заявил вдруг Соренсен, внимательно прислушивавшийся к
разговору. - Дайте мне машину. А сами возьмете здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47