Полицейского проняло, и он даже не скрывал этого. Лицо его пылало, и уши тоже. Он потребовал сообщить номер машины того типа, горбоносого, с хвостиком. Номер я ему назвала по памяти, категорически отказавшись еще раз разыскивать еще и безликий клочок бумаги, а Марта подтвердила – правду говорю, и ей я называла такой же. В благодарность Цезарь Прекрасный пошел нам на колоссальные уступки, согласившись просто присутствовать в монтажной, когда Марта станет переписывать найденные Ханей пленки, видимо уразумев, что иначе он фиг получит. У нас еще, слава богу, не дают статью за склероз.
А потом полицейский вдруг замолчал. Достаточно изучив его натуру, я уже не сомневалась – опять борется с собой. И даже догадывалась, в чем дело. Он уже начал раскаиваться в своей снисходительности и теперь рассматривал альтернативу. Альтернатива была такая: произвести немедленно законный обыск в моей квартире, получив от прокурора ордер, или оставить все как есть. Что касается первого варианта, то я не сомневалась, что у полиции, как всегда, не хватает людей, к тому же прокурор – не пожарная команда, не торчит на своем посту круглосуточно и вообще не обязан действовать молниеносно, не говоря уже о том, что его рабочее время давно закончилось. Пока заловят, пока разъяснят, что от него требуется, убедят в необходимости выдачи ордера на обыск – это при условии, что он вообще пожелает заниматься этим сверхурочно, – наступит уже завтра. Выходит, следователю придется удалить меня на ночь из моей собственной квартиры, желательно сразу в камеру предварительного заключения. Или, в крайнем случае, оставить у моей двери кого-нибудь из своих людей, опять же предположив, что такие у него найдутся. Ведь за ночь я могла разыскать кассеты и вынести их из квартиры, передать кому-нибудь, уничтожить… Ага, тогда уж своего человека полиции лучше оставить в квартире, а не за дверью. А злоумышленники? Вломятся, перережут мне горло, отыщут и унесут бесценные вещдоки… Впрочем, если насчет своего горла у меня никаких сомнений не возникло, то вот насчет двери я была уверена – с нею им так просто не справиться. И насчет обнаружения кассет тоже. Да после меня никаким злоумышленникам их не найти!
И еще одна возможность: я могла выбросить обнаруженные кассеты в окно, тогда следовало и там поставить полицейского. Причем не одного, ведь окна моей квартиры выходили на обе стороны, так что меньше чем тремя не обойдешься.
И я посочувствовала младшему инспектору: столько сложностей! Гораздо проще положиться на мою Ханну.
Похоже, полицейский и сам пришел к этому выводу. Еще раз попросив обязательно немедленно известить его, как только кассеты будут найдены, и оставив номер своего мобильного телефона, он наконец ушел. Но что все-таки не поставил часового у моего дома, не поручусь.
Мы с Мартой остались вдвоем. Помолчали, пытаясь хоть немного справиться с хаосом в головах, вызванным вопросами пана майора и его реакцией на некоторые из моих сообщений. Было ощущение, что с реакцией что-то не так, а вот что именно? У меня и без того окончательно перепутались давние преступления с недавними, похоже, у Марты теперь тоже, хотя она непосредственно с историей и не сталкивалась. Возможно, как раз это обстоятельство позволило ей первой упорядочить сумятицу в мозгах. Она же и нарушила молчание, заявив:
– Знаешь, такое впечатление, что Бартек стал ухлестывать за мной.
Очень интересная новость! И приятная. Я выжидающе глядела на девушку, пусть выскажется подробнее. Оказывается, это все, уже высказалась.
– Явно ухаживает за мной. И что скажешь?
– Скажу, что удивилась бы, если бы не ухлестывал. К тому же бородатый. Так в чем дело?
– Сама не знаю. Доминик сидит в печенках, вероятно, из-за него…
– Лично я бы предпочла, чтобы за мной ухлестывали, а не сидели в печенках.
– Да? Вообще-то я тоже, да вот никак не могу от него отвязаться! Я о Доминике говорю. Отвязаться внутренне, потому что внешне он мне все же начальник, так что служебные отношения рвать никак нельзя. Приходится с ним встречаться, общаться. А каждый раз, как его увижу, все во мне так и вздымается…
Я кивнула издевательски сочувственно:
– Понимаю, сразу вспоминаются его умилительные истерики, рыдания в постели и прочие взбрыки.
– Бессердечная ты все же, Иоанна! – вздохнула Марта. – Знаешь, когда-нибудь не выдержу и пристукну тебя чем-нибудь тяжелым. "Взбрыки"! Не могла выразиться поделикатнее.
– Ладно, пусть будут выкрутасы, если они тебе больше по вкусу.
Мартуся задумалась, попивая пиво маленькими глотками. Опять вздохнула.
– Я бы предпочла слово "депрессия". Не возражаешь? От этих его депрессий человек готов бежать на край света, отыскать там самый глубокий колодец и броситься вниз головой. Надеюсь, ты поняла, что я говорю о себе.
– Поняла. И радуюсь, что ты живешь не в деревне. Во многих деревнях есть подходящие колодцы. В Варшаве с ними хуже.
– А в Кракове?
– За Краков не поручусь, просто не в курсе, но очень надеюсь, что во время наездов в Краков ты слишком занята делами, не остается времени на поиски глубоких колодцев. К тому же, если не ошибаюсь, у Бартека мастерская как раз в Кракове? – безжалостно закончила я.
– В Кракове, а что?
– Да ничего особенного. Ты в Кракове, он в Кракове…
Мартуся не сводила с меня напряженного взгляда в ожидании окончания фразы. Не дождалась. Вздохнув, опять принялась попивать пиво. Прошло немало времени, прежде чем она решилась на признание:
– Знаешь, в принципе он мне нравится.
– Догадываюсь. И мне бы понравился, если бы сбрил бороду. Абстрактно, конечно, – возраст не тот. А он женат или свободный?
– Разведенный. По-хорошему. У них с женой ребенок, сын, у жены другой муж. Все в нормальных отношениях. Других подробностей не знаю.
– А эти от кого узнала? Люди говорят?
– Представь себе, из первоисточника. Я знакома со вторым мужем его жены, он юрисконсульт в нашем краковском отделении. Мы как-то разговорились, и он рассказал, что остается в прекрасных отношениях с первым мужем своей жены, и с ребенком никаких проблем. А жена Бартека каждый день благодарит небеса за то, что развелась с первым мужем, ведь чуть не спятила с ним. Она, видишь ли, особа чрезвычайно аккуратная, просто педантка, патологически пунктуальная, ей с Бартеком была не жизнь.
– Прекрасно ее понимаю и не удивляюсь. Есть такие качества, которые в людях несовместимы. Из-за сходных несовместимостей со мной развелся муж, только у нас все было наоборот…
– То есть?..
– То есть он был педантом, а я разгильдяйкой.
– Понятно. А с нашим юрисконсультом я знакома давно, но что первый муж его жены именно Бартек, выяснилось лишь сейчас. Вот я и не знаю, что делать. Если бы не Доминик…
Нет, это ж какое нужно терпение! Чтобы не сорваться, собрала со стола пустые пивные банки и отправилась в кухню за новыми. В холодильнике оказалась лишь одна. Прихватив ее, поставила охлаждаться еще несколько и вернулась в гостиную. Теперь я могла говорить более-менее спокойно.
– Ну разумеется, Доминик, как же ты обойдешься без ночных истерик? Уверена, именно воспоминания о них помогают тебе воздерживаться от дурацких хихиканий во время ваших ежедневных летучек, когда кто-то выдает очередной идиотизм…
– Слушай, перестань, пожалуйста…
– А что, разве не правда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76