Мы оставались трезвыми как свиньи и в то же время сумели адекватно включиться в Мартусину эйфорию. Еще бы, появились реальные шансы осуществить наконец давно задуманные планы, приступить к съемкам трех первых серий. Вспомнив об этих сериях, взглянула на Бартека, и он показался мне каким-то бледненьким. Может, потому, что эти первые серии были нами давно написаны и требовалось немедленно начинать постановочные работы. Наверняка теперь у Марты высвободится много времени для казино…
– 27 -
– Слушай, что происходит? – нервно спросила Марта, позвонив на следующий день. – Никак не могу понять Бартека, ничего толком не говорит, твердит лишь о какой-то срочной работе. Вроде бы ты знаешь. Объясни хоть ты, ради бога.
– Я и в самом деле все знаю, а кроме того, привожу в порядок одиннадцатую серию, так что тебе все равно надо ко мне приехать. Приезжай, все скажу.
– Сейчас у меня запись, освобожусь не раньше четырех.
– Так приезжай к четырем.
Марта прибыла пунктуально, а я еще так и не решила, в какой форме сообщить ей о своей посреднической деятельности.
Скрыть кое-что из нашей беседы с Бартеком или, напротив, подчеркнуть некоторые места?.. И кто виноват, он или я? Из двух зол уж лучше я, ведь неизвестно, какой реакции можно ждать от Марты. А вдруг она на него разгневается? За что, за что? Да ни за что, ей могут не понравиться его сомнения и вообще обращение к третьему лицу.
Короче, у меня опустились руки и я испытывала угрызения совести, но решила держаться твердо.
– Свои банки поставь и вынь охлажденные, – командовала я, стоя над присевшей у холодильника Мартой. – Холодное там, ниже.
– У меня тоже две банки холодного, а остальное затолкаю куда получится. Стаканы ты возьмешь? Ну так в чем дело? Говори же!
Садясь за стол, я со вздохом пояснила:
– Дело в соусе.
– Каком соусе?!
– Хреновом сосисочном. Именно он стал причиной теперешнего конфликта. Скажем прямо, пустякового.
– Езус-Мария, Иоанна, матерь божья! Кто-то отравился?
– Нет, не отравился, но вред нанесен ощутимый.
– Кому же?
– Бартеку, кому же еще? Соус капнул ему на брюки.
По Марте было видно, что она очень старается хоть что-то понять. Наконец, отставив стакан с недопитым пивом, она перевела тупой взгляд из пространства на меня и призналась:
– Нет, ни за что не догадаюсь. Изволь пояснить. Что общего у недельной давности сосисочного соуса с теперешним состоянием Бартека? Я ведь в него сосисками не швырялась. Ох, да что я несу, даже если бы и швырялась… Он потерял брюки?
– Брюк не терял, но они сыграли главную роль.
Сосредоточившись, я по возможности кратко и без эмоций описала то, что приключилось с Бартеком. Поскольку о попытке увезти его машину Марта уже знала, то остальное поняла довольно быстро. Даже головой кивала. И вот я подошла к концу, старательно обходя проблему детей:
– И теперь он боится признаться тебе в том, что принял срочный заказ, боится, ты подумаешь – он пренебрегает твоими интересами, ставя свои на первое место, и вообще не знает, как ты к этому отнесешься.
– Он и в самом деле считает меня такой идиоткой? – не поверила Марта.
– Как сказать… Между нами, ты сама очень постаралась…
– Ну, знаешь!..
– Однако идиоткой он тебя не считает. Просто не хочет расхлюдрынить…
– Что он хочет со мной сделать?!
– Напротив, не хочет. И нечего придираться по мелочам. Не хочет тебя расстраивать, боится, ты расхлюпаешься, изведешься, да мало ли что еще.
– Ага, если я тебя правильно поняла, он боится, что я подумаю, будто он меня… того… хлюдрынит?
– Что-то в этом роде. Но одно я точно знаю: он безумно увлечен тобой.
– Откуда знаешь? Он тебе сказал?
– И он сказал, и сама вижу. А в данный момент очень переживает из-за того, что ты можешь разобидеться, если он откажется немедленно заняться твоим сериалом.
Марта вдруг и впрямь решила разобидеться.
– Знаешь, чего мне больше всего хочется? Чтобы вы оба перестали гадать, что я думаю да что может меня расстроить. Предоставьте мне думать самой. И возможно, окажется, я даже смогу сама сказать, что именно я думаю.
– Наверняка сможешь, – саркастически заметила я. – Особенно хорошо у тебя это получается как раз тогда, когда думаешь глупо.
– Иоанна, молчи, не то я тебя убью! Обоих вас убью! Не сейчас, позже, когда закончим сериал.
– Отлично, после сериала, на том и порешим. А Бартек сейчас будет занят по двадцать пять часов в сутки и сам не знает, как тебе сообщить об этом. Он боится… а он ведь совсем не глуп, напротив, и хорошо знает себя, так вот, он боится, что разговор заведет ну самый что ни на есть идиотский. Ведь так обычно бывает, когда говоришь с любимым человеком и страшно боишься его обидеть. А тут, гляди, сколько всего переплелось: чувство вины, что подводит тебя, самого дорогого для него человека, боязнь этого человека потерять, тем более что не уверен в твоих чувствах, особенно после той свиньи, которую тебе подложил… Ох, кажется, и я запуталась в своих доводах. Да и признайся откровенно: найдется ли во всем мире хоть один нормальный мужчина, который сумеет объяснить любимой женщине все эти тончайшие нюансы?
– Нет! – без раздумья ответила Марта. – Точно нет! Только ненормальный бы сумел. В этом ты права.
Она еще подумала, откупорила банку с пивом, и напрасно, ведь у нас были полные стаканы, убедилась, что наливать некуда, тряхнула головой, как лошадь, отмахиваясь от докучной мухи, и задала самый главный вопрос:
– Так он и правда до такой степени потерял из-за меня голову?
А когда я подтвердила, решила уж выяснить все до конца:
– И не будет придираться ко мне из-за моей несчастной страсти к азартным играм?
Я с чистой совестью заверила – не будет. Ну, может, совсем немножко.
– Так, выходит, все эти недоразумения между нами из-за этого… как его… хлюдрения?
– Вот именно! – победоносно закончила я.
– 28 -
Недели через две Бартек уже столько наработал, что сумел выкроить время и приехал ко мне. Договорились, что прибудут с Мартой к семи вечера.
Так случилось, что в этот день с самого утра у меня было много интересных посетителей и телефонных разговоров. Все они подтверждали правильность наших выводов: подозреваемый в убийстве и поджоге особняка Лех Пащик оказался совершенно невиновным; Грохольский – чистым как слеза младенца, а его контакты с прокуратурой абсолютно легальными; Липчак-Трупский стал жертвой собственной неосторожности; в архивах телевидения не обнаружили ничего интересного; замена же одного из телебоссов другим объяснялась исключительно ухудшением состояния здоровья прежнего. Таинственный Плуцек, правда, и в самом деле существовал, но как раз сейчас окончательно ушел на пенсию, и неизвестно, продолжает ли кому-либо давать свои ценные советы, знакомых у него великое множество, не разберешься.
Телевидение, как таковое, оставалось незапятнанным, не имеющим ничего общего с постоянными мафиозными разборками, бушующими по стране, а единственной креатурой, дипломатично покинувшей его, оказался Ящер Збинь.
И еще: если мне и доведется когда-нибудь случайно встретиться с пресловутым майором Блонским, ни в коем случае не следует заговаривать с ним, разве что в условиях, когда нас точно никто не увидит и не услышит.
Вот это последнее сообщение, честно говоря, мне показалось самым интересным, позволяло сохранить хоть тень надежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– 27 -
– Слушай, что происходит? – нервно спросила Марта, позвонив на следующий день. – Никак не могу понять Бартека, ничего толком не говорит, твердит лишь о какой-то срочной работе. Вроде бы ты знаешь. Объясни хоть ты, ради бога.
– Я и в самом деле все знаю, а кроме того, привожу в порядок одиннадцатую серию, так что тебе все равно надо ко мне приехать. Приезжай, все скажу.
– Сейчас у меня запись, освобожусь не раньше четырех.
– Так приезжай к четырем.
Марта прибыла пунктуально, а я еще так и не решила, в какой форме сообщить ей о своей посреднической деятельности.
Скрыть кое-что из нашей беседы с Бартеком или, напротив, подчеркнуть некоторые места?.. И кто виноват, он или я? Из двух зол уж лучше я, ведь неизвестно, какой реакции можно ждать от Марты. А вдруг она на него разгневается? За что, за что? Да ни за что, ей могут не понравиться его сомнения и вообще обращение к третьему лицу.
Короче, у меня опустились руки и я испытывала угрызения совести, но решила держаться твердо.
– Свои банки поставь и вынь охлажденные, – командовала я, стоя над присевшей у холодильника Мартой. – Холодное там, ниже.
– У меня тоже две банки холодного, а остальное затолкаю куда получится. Стаканы ты возьмешь? Ну так в чем дело? Говори же!
Садясь за стол, я со вздохом пояснила:
– Дело в соусе.
– Каком соусе?!
– Хреновом сосисочном. Именно он стал причиной теперешнего конфликта. Скажем прямо, пустякового.
– Езус-Мария, Иоанна, матерь божья! Кто-то отравился?
– Нет, не отравился, но вред нанесен ощутимый.
– Кому же?
– Бартеку, кому же еще? Соус капнул ему на брюки.
По Марте было видно, что она очень старается хоть что-то понять. Наконец, отставив стакан с недопитым пивом, она перевела тупой взгляд из пространства на меня и призналась:
– Нет, ни за что не догадаюсь. Изволь пояснить. Что общего у недельной давности сосисочного соуса с теперешним состоянием Бартека? Я ведь в него сосисками не швырялась. Ох, да что я несу, даже если бы и швырялась… Он потерял брюки?
– Брюк не терял, но они сыграли главную роль.
Сосредоточившись, я по возможности кратко и без эмоций описала то, что приключилось с Бартеком. Поскольку о попытке увезти его машину Марта уже знала, то остальное поняла довольно быстро. Даже головой кивала. И вот я подошла к концу, старательно обходя проблему детей:
– И теперь он боится признаться тебе в том, что принял срочный заказ, боится, ты подумаешь – он пренебрегает твоими интересами, ставя свои на первое место, и вообще не знает, как ты к этому отнесешься.
– Он и в самом деле считает меня такой идиоткой? – не поверила Марта.
– Как сказать… Между нами, ты сама очень постаралась…
– Ну, знаешь!..
– Однако идиоткой он тебя не считает. Просто не хочет расхлюдрынить…
– Что он хочет со мной сделать?!
– Напротив, не хочет. И нечего придираться по мелочам. Не хочет тебя расстраивать, боится, ты расхлюпаешься, изведешься, да мало ли что еще.
– Ага, если я тебя правильно поняла, он боится, что я подумаю, будто он меня… того… хлюдрынит?
– Что-то в этом роде. Но одно я точно знаю: он безумно увлечен тобой.
– Откуда знаешь? Он тебе сказал?
– И он сказал, и сама вижу. А в данный момент очень переживает из-за того, что ты можешь разобидеться, если он откажется немедленно заняться твоим сериалом.
Марта вдруг и впрямь решила разобидеться.
– Знаешь, чего мне больше всего хочется? Чтобы вы оба перестали гадать, что я думаю да что может меня расстроить. Предоставьте мне думать самой. И возможно, окажется, я даже смогу сама сказать, что именно я думаю.
– Наверняка сможешь, – саркастически заметила я. – Особенно хорошо у тебя это получается как раз тогда, когда думаешь глупо.
– Иоанна, молчи, не то я тебя убью! Обоих вас убью! Не сейчас, позже, когда закончим сериал.
– Отлично, после сериала, на том и порешим. А Бартек сейчас будет занят по двадцать пять часов в сутки и сам не знает, как тебе сообщить об этом. Он боится… а он ведь совсем не глуп, напротив, и хорошо знает себя, так вот, он боится, что разговор заведет ну самый что ни на есть идиотский. Ведь так обычно бывает, когда говоришь с любимым человеком и страшно боишься его обидеть. А тут, гляди, сколько всего переплелось: чувство вины, что подводит тебя, самого дорогого для него человека, боязнь этого человека потерять, тем более что не уверен в твоих чувствах, особенно после той свиньи, которую тебе подложил… Ох, кажется, и я запуталась в своих доводах. Да и признайся откровенно: найдется ли во всем мире хоть один нормальный мужчина, который сумеет объяснить любимой женщине все эти тончайшие нюансы?
– Нет! – без раздумья ответила Марта. – Точно нет! Только ненормальный бы сумел. В этом ты права.
Она еще подумала, откупорила банку с пивом, и напрасно, ведь у нас были полные стаканы, убедилась, что наливать некуда, тряхнула головой, как лошадь, отмахиваясь от докучной мухи, и задала самый главный вопрос:
– Так он и правда до такой степени потерял из-за меня голову?
А когда я подтвердила, решила уж выяснить все до конца:
– И не будет придираться ко мне из-за моей несчастной страсти к азартным играм?
Я с чистой совестью заверила – не будет. Ну, может, совсем немножко.
– Так, выходит, все эти недоразумения между нами из-за этого… как его… хлюдрения?
– Вот именно! – победоносно закончила я.
– 28 -
Недели через две Бартек уже столько наработал, что сумел выкроить время и приехал ко мне. Договорились, что прибудут с Мартой к семи вечера.
Так случилось, что в этот день с самого утра у меня было много интересных посетителей и телефонных разговоров. Все они подтверждали правильность наших выводов: подозреваемый в убийстве и поджоге особняка Лех Пащик оказался совершенно невиновным; Грохольский – чистым как слеза младенца, а его контакты с прокуратурой абсолютно легальными; Липчак-Трупский стал жертвой собственной неосторожности; в архивах телевидения не обнаружили ничего интересного; замена же одного из телебоссов другим объяснялась исключительно ухудшением состояния здоровья прежнего. Таинственный Плуцек, правда, и в самом деле существовал, но как раз сейчас окончательно ушел на пенсию, и неизвестно, продолжает ли кому-либо давать свои ценные советы, знакомых у него великое множество, не разберешься.
Телевидение, как таковое, оставалось незапятнанным, не имеющим ничего общего с постоянными мафиозными разборками, бушующими по стране, а единственной креатурой, дипломатично покинувшей его, оказался Ящер Збинь.
И еще: если мне и доведется когда-нибудь случайно встретиться с пресловутым майором Блонским, ни в коем случае не следует заговаривать с ним, разве что в условиях, когда нас точно никто не увидит и не услышит.
Вот это последнее сообщение, честно говоря, мне показалось самым интересным, позволяло сохранить хоть тень надежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76