И одна из них, оглянувшись, встретилась со мной взглядом, словно спрашивала, смеюсь ли я. Меня сразу покорили искрившиеся лукавством огромные карие глаза стройной, как лань, девушки, с изящным овалом лица и очаровательно пухлыми губками, обнажавшими в улыбке чудесные зубы. Эффект был потрясающим и мгновенным. За кулисами она попросила меня подержать зеркальце, пока поправит волосы, и это дало мне возможность рассмотреть ее поближе. Это было начало. В среду я спросил, не могу ли я с ней встретиться в воскресенье. Она рассмеялась:
– Я даже не знаю, как вы выглядите без этого красного носа!
Я играл тогда пьяницу в «Молчаливых пташках», во фраке с белым галстуком.
– Право же, мой собственный нос не такой уж красный, да и сам я не так дряхл, как выгляжу, – заверил я ее. – А чтобы это доказать, я вам завтра принесу свою фотографию.
И я принес ей портрет печального юнца в черном галстуке, по моему мнению, весьма мне льстивший.
– Да вы еще совсем молодой,– искренне удивилась она. – Я думала, вы гораздо старше.
– Сколько же лет вы мне давали?
– По крайней мере, тридцать.
Я улыбнулся:
– Мне скоро исполнится девятнадцать.
По будням мы репетировали, и я никак не мог назначить ей свидание, но она обещала, что будет ждать меня в воскресенье в четыре часа у Кеннингтон-гэйт.
Был чудесный солнечный день. На мне был темный костюм, элегантно облегавший талию, темный галстук, и я небрежно помахивал черной эбеновой тростью. До четырех часов оставалось только десять минут, я с волнением вглядывался в каждую женщину, выходившую из трамвая.
Тут я сообразил, что ни разу не видел ее без грима, и вдруг вообще забыл, как она выглядит. Как я ни старался, я не мог вспомнить ее лица. Ужас охватил меня. Может, ее красота всего лишь подделка?! Иллюзия?! Стоило выйти некрасивой девушке из трамвая, и я погружался в бездну отчаяния. Неужели мне предстоит разочарование? Неужели меня обмануло собственное воображение или театральный грим?
Без трех минут четыре какая-то девушка сошла с трамвая и направилась прямо ко мне. У меня упало сердце – нет, это далеко не красавица. Одна мысль о том, что мне придется провести с ней весь вечер, да еще прикидываться, будто это доставляет мне неизъяснимое удовольствие, приводила меня в ужас. Однако я приподнял шляпу и радостно улыбнулся. Испепелив меня возмущенным взглядом, незнакомка прошла мимо. Слава богу, это была не она.
Затем в одну минуту пятого из трамвая выпрыгнула молоденькая девушка, подошла ко мне и остановилась. Она была без грима и казалась еще прелестней в простенькой матросской шапочке, синей матросской курточке с блестящими медными пуговицами, в карманы которой она глубоко засунула руки,
– Ну вот и я! – сказала она.
Я вдруг так растерялся, что лишился дара речи. От смущения я не знал, что сказать и что сделать.
– Давайте возьмем такси, – хрипло сказал я, оглядываясь по сторонам. Но потом я все-таки повернулся к ней.
– Куда бы вы хотели поехать?
Она пожала плечиками.
– Мне все равно.
– Тогда давайте поедем обедать в Вест-Энд.
– Я уже обедала, – невозмутимо сказала она.
– Мы это обсудим в такси, – возразил я.
Мое лихорадочное волнение, должно быть, смутило ее.
В такси я без конца повторял:
– Я знаю, что еще пожалею об этих минутах – вы слишком прекрасны!
Я пытался быть остроумным и веселым, но у меня ничего не получалось. Я взял в банке три фунта и собирался повезти ее в «Трокадеро», где в атмосфере музыки и плюшевой элегантности мог бы предстать перед ней в самом романтическом свете. Мне хотелось ее поразить. Однако она сохраняла полнейшую невозмутимость, а мои тирады просто ставили ее в тупик, особенно когда я назвал ее своей Немезидой, – это слово я узнал незадолго перед нашим знакомством.
Она не догадывалась, как много для меня значила. Физическое влечение не играло тут почти никакой роли – мне было важно ее присутствие. Изящество и красота были редкими гостьями в жизни такого человека, как я.
В «Трокадеро» я пытался уговорить ее пообедать, но безуспешно. Она согласилась только съесть бутерброд, чтобы составить мне компанию. Мы занимали отдельный столик в очень дорогом ресторане, и я счел своим долгом заказать изысканный обед, хотя мне вовсе не хотелось есть. Этот обед был тяжким испытанием. Я не знал, что какой вилкой полагается есть. Но все-таки я с грехом пополам одолел обед и даже держался со светской непринужденностью, а после еды ухитрился небрежно сполоснуть пальцы в поданной для этой цели мисочке. Однако я уверен, что, выйдя из ресторана, мы оба вздохнули с облегчением.
После «Трокадеро» она решила вернуться домой. Я предложил отвезти ее в такси, но она предпочла пойти пешком. Это мне было только на руку: она жила далеко, в Кэмберуэлле, и, таким образом, я мог дольше оставаться в ее обществе.
Теперь, когда я немного опомнился, она стала держаться со мной свободнее. Мы шли по набережной Темзы, и Хетти весело рассказывала мне о своих подружках и о всяких пустяках. Но я почти не слышал, что она говорила. Я испытывал невыразимое блаженство, и мне казалось, что мы гуляем в раю.
Расставшись с ней, я, все еще во власти этого вечера, вернулся на набережную и роздал остатки своих трех фунтов спавшим на набережной бродягам – меня переполняли радость и любовь к ближнему.
Мы условились с Хетти встретиться на другой же день в семь утра – в восемь у нее была репетиция, где-то на Шефтсбери-авеню. От ее дома до станции метро Вестминстербридж-роуд было примерно мили полторы, и хотя я поздно возвращался с работы и никогда не ложился раньше двух часов, я вскакивал на рассвете, чтобы встретиться с ней.
Кэмберуэлл-роуд казалась мне теперь волшебной улицей, потому что там жила Хетти Келли. Эти утренние прогулки, когда мы, держась за руки, шли до станции метро, были блаженством, к которому примешивалось какое-то неясное и страстное томление. Убогая, унылая Кэмберуэлл-роуд, которую я раньше всегда обходил стороной, обрела теперь особую притягательную силу, потому что там в утреннем тумане вдруг вырисовывалась тонкая фигурка Хетти, идущей мне навстречу. Я не помнил, что она говорила во время этих прогулок. Я был слишком захвачен мыслью, что нас свела таинственная сила и что наш союз уже предопределен судьбой.
Я провожал ее так три раза – три коротких утра, после которых сутки переставали существовать до следующего утра. Но на четвертый день она вдруг резко переменилась ко мне. Она поздоровалась со мной холодно и не взяла меня за руку. Я упрекнул ее и, шутя, обвинил в том, что она меня не любит.
– Вы требуете слишком многого, – сказала она. – В конце концов, мне только пятнадцать лет, и вы на четыре года старше меня.
Я никак не мог понять, что кроется за этой фразой. Одно было ясно: она вдруг отдалилась от меня. Она шла, глядя прямо перед собой и засунув руки в карманы, как школьница.
– Другими словами, вы в самом деле меня не любите, – повторил я.
– Не знаю, – ответила она.
Я был ошеломлен.
– Если не знаете, значит, не любите.
Она промолчала.
– Вот видите, каким пророком я оказался, – продолжал я шутливым тоном. – Я же говорил, что еще пожалею о том, что мы встретились.
Я пытался разгадать, что происходит у нее в душе, узнать, как она ко мне относится, но на все мои вопросы она продолжала отвечать «не знаю».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144