Когда мы вошли в его бунгало, было уже темно, но хозяин зажег свет, и я был потрясен. Дом оказался совершенно пуст и на редкость убог. В комнате Бронко Билли стояла старая железная кровать, над изголовьем свисала с потолка электрическая лампочка без абажура. Убранство комнаты дополняли старый шаткий стол и стул. Возле кровати стоял дощатый ящик, а на нем – медная пепельница, полная окурков. Предоставленная мне комната выглядела точно так же – в ней не хватало лишь ящика. Все в доме не работало: ванна была в немыслимом состоянии, для того чтобы спустить воду в уборной, надо было взять кувшин, наполнить его водой в ванной и слить в унитаз. Таков был дом Дж.-М. Андерсона, ковбоя-мультимиллионера.
Познакомившись с ним поближе, я понял, что он и впрямь человек со странностями. Хотя и миллионер, он тем не менее был совершенно равнодушен к роскошной жизни, его увлечениями были красные автомашины, боксеры и собственный театр, в котором он сам ставил музыкальные ревю. Если он не работал в Найлсе, то почти все свое время проводил в Сан-Франциско, живя в маленьких скромных гостиницах. Нрава он был скрытного, беспокойного, куда-то исчезал, постоянно был чем-то озабочен. Он предпочитал развлекаться в одиночестве. В Чикаго у него были очаровательная жена и дочь, но он очень редко виделся с ними – они жили врозь, каждый своей жизнью.
Переходить из одной студии в другую было трудно. Нужно было создавать группу, искать хорошего оператора, ассистента режиссера и, наконец, актеров, а в Найлсе это было почти невыполнимо – не из кого было выбирать. Кроме андерсоновских ковбоев там была только одна группа комиков, из рук вон плохих – фильмы с их участием едва возмещали студии издержки, если не работал Андерсон. У Андерсона было двенадцать актеров, в основном ковбоев. Снова передо мной встала проблема – найти красивую девушку на роли героинь, а мне хотелось как можно скорее приступить к работе. У меня не было сюжета для будущего фильма, но я уже приказал построить декорацию шикарного кафе. Когда в голову ничего не приходило, декорация кафе всегда подсказывала мне какой-нибудь трюк или комедийное положение. Пока ее строили, я отправился с Андерсоном в Сан-Франциско поискать героиню среди хористок в его театре. Занятие это было из приятнейших, но среди красоток не нашлось ни одной фотогеничной. И тут Карл Штраус, красивый молодой немец, он же американский ковбой, снимавшийся у Андерсона, рассказал нам, что в кафе Тейта, на Хилл-стрит, бывает очень хорошенькая девушка. Сам он с ней не знаком, но думает, что хозяин кафе может знать ее адрес.
Мистер Тейт знал ее очень хорошо. Девушка жила со своей замужней сестрой, приехала она из Невады, из Ловлока, и зовут ее Эдна Первиэнс []. Мы сейчас же разыскали ее и условились встретиться в отеле св. Франциска. Девушка оказалась не хорошенькой, а просто красавицей. Она выглядела грустной и серьезной – потом я узнал, что она как раз в эту пору переживала горести неудачного романа. Эдна окончила колледж и занималась на коммерческих курсах. Держалась она спокойно и замкнуто. У нее были чудесные большие глаза, прекрасные зубы и чувственный рот. Я сомневался лишь, сможет ли она играть, есть ли у нее хоть какое-нибудь чувство юмора – она была слишком серьезна. Но, несмотря на все мои сомнения, мы все-таки пригласили ее – она по крайней мере должна была послужить украшением моих комедий.
На следующий день мы вернулись в Найлс. Кафе еще не было готово, а то, что уже было построено, выглядело немыслимо грубо и уродливо – техника на студии оставляла желать много лучшего. Указав, какие изменения следует внести в декорацию, я стал думать о сюжете фильма. Прежде всего я придумал название «Ночь напролет» – пьяница в погоне за развлечениями, – для начала этого уже было вполне достаточно, Я распорядился установить в моем ночном ресторане фонтан; имея партнером Бена Тюрпина, я знал, что смогу построить на этом несколько хороших трюков.
Накануне того дня, когда мы должны были начать съемки, кто-то из актеров группы Андерсона пригласил меня поужинать. Это была очень скромная вечеринка с пивом и бутербродами. Приглашенных было человек двадцать, и среди них – мисс Первиэнс. После ужина кое-кто занялся игрой в карты, а остальные, усевшись в кружок, стали беседовать. Разговор зашел о гипнотизме, и тут я похвастался, что обладаю гипнотической силой. Я утверждал, что за одну минуту могу загипнотизировать любого в этой комнате, и говорил это так убедительно, что большинство присутствующих – вернее, все, кроме Эдны, – поверили мне. Она рассмеялась.
– Какая чепуха! Меня никто не загипнотизирует!
– А вы как раз самый подходящий объект для гипнотизера, – сказал я. – Держу пари на десять долларов, что через минуту вы у меня уснете.
– Согласна, – ответила Эдна, – принимаю ваше пари.
– Только не вините меня, если вы потом плохо себя почувствуете! Разумеется, ничего особенно опасного не будет.
Я пытался запугать ее, надеясь, что она отступится, но Эдна была настроена решительно. Какая-то женщина убеждала ее:
– Вы делаете глупость!
– Пари остается в силе, – спокойно заявила Эдна.
– Прекрасно, – сказал я. – Прошу вас стать спиной к стене, но подальше от всех, чтобы я мог полностью овладеть вашим вниманием.
Скептически улыбаясь, Эдна повиновалась. Все присутствующие были очень заинтересованы моим сеансом.
– Попрошу кого-нибудь точно заметить время, – сказал я.
– Но помните, – предупредила Эдна, – вы обещали усыпить меня за одну минуту.
– Через минуту вы потеряете сознание, – ответил я.
– Начинайте! – дал знак тот, кто смотрел на часы.
Я немедленно сделал два-три очень эффектных пасса, пристально глядя Эдне прямо в глаза, а потом, подойдя к ней, быстро шепнул так, чтобы остальные не слышали:
– Разыграйте их!
Я продолжал делать пассы, приговаривая:
– Вы заснете! Вы засыпаете… Вы спите!..
Тут я отступил назад, и Эдна слегка пошатнулась. Я быстро подхватил ее, двое зрителей вскрикнули.
– Скорей ко мне! – сказал я. – Помогите мне уложить ее на диван.
Когда Эдна «пришла в себя», она казалась очень взволнованной, говорила, что чувствует ужасную усталость.
Она могла выиграть пари, доказать свою правоту, но щедро пожертвовала триумфом ради хорошей шутки. Этим Эдна заслужила мое уважение и привязанность, а главное, убедила меня в том, что она не лишена чувства юмора.
Я отснял в Найлсе четыре комедии, но возможности студии меня не удовлетворяли. Я сказал Андерсону, что предпочел бы обосноваться в Лос-Анжелосе, где снимать комедии было гораздо легче. Он согласился на это еще и потому, что практически я захватил почти всю студию, которая не могла вместить три съемочные группы, да и штат был недостаточен. Андерсон арендовал мне маленькую студию на Бойл-Хайтс, в центре Лос-Анжелоса.
Пока мы там работали, два начинающих киноактера сняли часть нашей студии – это были Хэл Роч [] и Гарольд Ллойд [].
С каждым новым фильмом цена на мои картины повышалась, и фирма «Эссеней» начала ставить владельцам кинотеатров беспрецедентные условия, требуя не менее пятидесяти долларов в день за прокат моей двухчастной комедии. Это значило, что за каждую мою картину фирма получала теперь пятьдесят тысяч долларов авансом.
Как-то вечером, когда я вернулся к себе в «Столл-отель», гостиницу средней руки, однако новую и достаточно комфортабельную, мне позвонили из лос-анжелосского «Экзаминера» и прочли полученную на мое имя из Нью-Йорка срочную телеграмму:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144