Разверзлась пропасть между дворянством (сначала
одним дворянством) и народом (всеми остальными классами общества) — та пропасть,
которую пытается завалить своими трупами интеллигенция XIX века. Отныне рост
одной культуры, импортной, совершается за счет другой — национальной. Школа и
книга делаются орудием обезличения, опустошения народной души. Я здесь не
касаюсь социальной опасности раскола: над крестьянством, по безграмотности своей
оставшимся верным христианству и национальной культуре, стоит класс господ,
получивших над ними право жизни и смерти, презиравших его веру, его быт, одежду
и язык и, в свою очередь презираемых им. Результат приблизительно получился тот
же, как если бы Россия подверглась польскому или немецкому завоеванию, которое
обратив в рабство туземное население, поставило бы над, ним класс
иноземцев-феодалов, лишь постепенно, с каждым поколением поддающихся обрусению".
(81)
В книге Г. Федотова "И есть и будет" ("Размышления о России и революции")
мы встречаем такие признания:
"Россия с Петра перестала быть понятной русскому народу. Он не
представлял себе ни ее границ, ни ее задач, ни ее внешних врагов, которые были
ясны и конкретны для него в Московском Царстве. Выветривание государственного
сознания продолжалось беспрерывно в народных массах Империи".
"Петровская реформа, как мокрой губкой, стерла родовые воспоминания.
Кажется, что вместе с европейской одеждой русский дворянин впервые родился на
свет. Забыты века, в течение которых этот класс складывался и воспитывался в
старой Москве на деле государевом".
"Со времени европеизации высших слоев русского общества, дворянство
видело в народе дикаря, хотя бы и невинного, как дикарь Руссо; народ смотрел на
господ как на вероотступников и полунемцев. Было бы преувеличением говорить о
взаимной ненависти, но можно говорить о презрении, рождающемся из непонимания".
"Разумеется, за всеми частными поводами для недоброжелательства зияла все
та же пропасть, разверзшаяся с Петра. Интеллигенция, как дворянское детище
осталась на той стороне, немецкой безбожной, едва ли не поганой"...
Такие признания делает Г. Федотов, убежденный западник, интеллигент 96
пробы.
Яростный противник самодержавия А. Герцен и тот признался, что "Крестьяне
не приняли преобразований Петра Великого. Они остались верными хранителями
народности". (82)
В статье "Новая фаза русской литературы" А. Герцен, вождь русских
западников, дал следующую оценку результатов совершенной Петром революции: "Петр
I хотел создать сильное государство с пассивным народом. Он презирал русский
народ, в котором любил одну численность и силу, и доводил денационализацию
гораздо дальше, чем делает это современное правительство в Польше.
Борода считалась за преступление; кафтан — за возмущение; портным
угрожала смерть за шитье русского платья для русских, — это, конечно, nec plus
ultra.
Правительство, помещик, офицер, столоначальник, управитель (интендант),
иноземец только то и делали, что повторяли — и это в течении, по меньшей мере
шести поколений — повеление Петра I: перестань быть русским и ты окажешь великую
услугу отечеству". (83)
IV
Петр в наши дни имеет горячих защитников не только в лице большевиков.
Имеет он поклонников и в лице разношерстной интеллигентской камарильи,
обретающейся заграницей (эсеров, либералов, меньшевиков, кадетов и т.д.).
Уважают Петра Великого, конечно, и жалкие эпигоны русского западничества,
поклонники западных дирижизмов и солидаризмов — бывшие русские
националисты-солидаристы.
Большевики давно и серьезно признали Петра своим предшественником и все
время проводят, и надо сказать не без основания, параллели между жестокой,
антинациональной эпохой Петра и такой же жестокой и антинациональной эпохой
Ленина и Сталина. Даже памятник Петру собираются ставить в Воронеже.
В главе "Самосознание Петербургского периода" Л. Тихомиров, подводя итоги
начатого Петром периода просвещения, говорит, что "сильный рост Империи,
вхождение в ее состав множества разных племен сильно затруднял работу по
выработке национального самосознания.
В период ученического просвещения, когда приходилось вырабатывать свое
самосознание, Россия вливала в себя массу новых, нерусских элементов, каждый из
которых должен был изменять самую природу ее национальности. Работа самосознания
происходила так сказать, в субъекте беспрерывно меняющемся".
Поставив вопрос не является ли нынешний русский народ психологически
новым народом, Тихомиров на этот вопрос отвечает отрицательно. "Общий тип
современной русской национальности, в психологическом типе, несомненно, остался
тот же, как был в Московской Руси. Сравнение исторически известных личностей и
деятелей, сравнение песен, пословиц и т.д. несомненно убеждает, что в общем
русский народ XX века в высшей степени сходен с народом ХVII века".
Объясняется это по мнению Л. Тихомирова тем, что "русская национальность
и раньше сложилась, как тип смешанный. Новые примеси, — особенно столь
разнообразные — не мешали, поэтому, сохранению прежнего типа и, быть может, даже
способствовали его более яркому выражению".
"Если тип русского, — пишет Л. Тихомиров, — остался тот же, то его
характеристическая "универсальность" проявилась еще больше и сознательная
разгадка его всеми наблюдателями признавалась очень нелегкою. Русским, ввиду
указанных выше причин, в период его ученического просвещения выпали очень
тяжелые задачи в области самопознания. Усложнило эту работу еще больше
заимствование Петром западных форм государственного строительства.
Рабское усвоение образованными русскими духа и форм западной культуры,
которую они восприняли как "общечеловеческую" привело к сильнейшей форме
космополитизма и презрению ко всему русскому, в том числе и к национальному
государству и национальной власти".
"Несмотря на то, что проблески национального самосознания у русского
народа проявились очень рано, сильное подражание образованных слоев европейской
культуре сильно затруднили выработку национального политического сознания".
"Развитие монархического принципа, его самосознание, — замечает Л.
Тихомиров в главе "Инстинкт и сознание", — после Петра у нас понизилось и он
держался у нас по-прежнему голосом инстинкта, но разумом не объяснялся".
"Монархический принцип развивался у нас до тех пор, пока народный
нравственно-религиозный идеал, не достигая сознательности, был фактически жив и
крепок в душе народа. Когда же европейское просвещение поставило у нас всю нашу
жизнь на суд и оценку сознания, то ни православие, ни народность не могли дать
ясного ответа на то, что мы такое, и выше мы или ниже других, должны ли, стало
быть, развивать свою правду, или брать ее у людей ввиду того, что настоящая
правда находится не у нас, а у них?"
"Чувство инстинкта, — пишет он в другом месте, — проявлялось в России
постоянно, достаточно, но сознательности теории царской власти и взаимоотношения
царя с народом — очень мало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
одним дворянством) и народом (всеми остальными классами общества) — та пропасть,
которую пытается завалить своими трупами интеллигенция XIX века. Отныне рост
одной культуры, импортной, совершается за счет другой — национальной. Школа и
книга делаются орудием обезличения, опустошения народной души. Я здесь не
касаюсь социальной опасности раскола: над крестьянством, по безграмотности своей
оставшимся верным христианству и национальной культуре, стоит класс господ,
получивших над ними право жизни и смерти, презиравших его веру, его быт, одежду
и язык и, в свою очередь презираемых им. Результат приблизительно получился тот
же, как если бы Россия подверглась польскому или немецкому завоеванию, которое
обратив в рабство туземное население, поставило бы над, ним класс
иноземцев-феодалов, лишь постепенно, с каждым поколением поддающихся обрусению".
(81)
В книге Г. Федотова "И есть и будет" ("Размышления о России и революции")
мы встречаем такие признания:
"Россия с Петра перестала быть понятной русскому народу. Он не
представлял себе ни ее границ, ни ее задач, ни ее внешних врагов, которые были
ясны и конкретны для него в Московском Царстве. Выветривание государственного
сознания продолжалось беспрерывно в народных массах Империи".
"Петровская реформа, как мокрой губкой, стерла родовые воспоминания.
Кажется, что вместе с европейской одеждой русский дворянин впервые родился на
свет. Забыты века, в течение которых этот класс складывался и воспитывался в
старой Москве на деле государевом".
"Со времени европеизации высших слоев русского общества, дворянство
видело в народе дикаря, хотя бы и невинного, как дикарь Руссо; народ смотрел на
господ как на вероотступников и полунемцев. Было бы преувеличением говорить о
взаимной ненависти, но можно говорить о презрении, рождающемся из непонимания".
"Разумеется, за всеми частными поводами для недоброжелательства зияла все
та же пропасть, разверзшаяся с Петра. Интеллигенция, как дворянское детище
осталась на той стороне, немецкой безбожной, едва ли не поганой"...
Такие признания делает Г. Федотов, убежденный западник, интеллигент 96
пробы.
Яростный противник самодержавия А. Герцен и тот признался, что "Крестьяне
не приняли преобразований Петра Великого. Они остались верными хранителями
народности". (82)
В статье "Новая фаза русской литературы" А. Герцен, вождь русских
западников, дал следующую оценку результатов совершенной Петром революции: "Петр
I хотел создать сильное государство с пассивным народом. Он презирал русский
народ, в котором любил одну численность и силу, и доводил денационализацию
гораздо дальше, чем делает это современное правительство в Польше.
Борода считалась за преступление; кафтан — за возмущение; портным
угрожала смерть за шитье русского платья для русских, — это, конечно, nec plus
ultra.
Правительство, помещик, офицер, столоначальник, управитель (интендант),
иноземец только то и делали, что повторяли — и это в течении, по меньшей мере
шести поколений — повеление Петра I: перестань быть русским и ты окажешь великую
услугу отечеству". (83)
IV
Петр в наши дни имеет горячих защитников не только в лице большевиков.
Имеет он поклонников и в лице разношерстной интеллигентской камарильи,
обретающейся заграницей (эсеров, либералов, меньшевиков, кадетов и т.д.).
Уважают Петра Великого, конечно, и жалкие эпигоны русского западничества,
поклонники западных дирижизмов и солидаризмов — бывшие русские
националисты-солидаристы.
Большевики давно и серьезно признали Петра своим предшественником и все
время проводят, и надо сказать не без основания, параллели между жестокой,
антинациональной эпохой Петра и такой же жестокой и антинациональной эпохой
Ленина и Сталина. Даже памятник Петру собираются ставить в Воронеже.
В главе "Самосознание Петербургского периода" Л. Тихомиров, подводя итоги
начатого Петром периода просвещения, говорит, что "сильный рост Империи,
вхождение в ее состав множества разных племен сильно затруднял работу по
выработке национального самосознания.
В период ученического просвещения, когда приходилось вырабатывать свое
самосознание, Россия вливала в себя массу новых, нерусских элементов, каждый из
которых должен был изменять самую природу ее национальности. Работа самосознания
происходила так сказать, в субъекте беспрерывно меняющемся".
Поставив вопрос не является ли нынешний русский народ психологически
новым народом, Тихомиров на этот вопрос отвечает отрицательно. "Общий тип
современной русской национальности, в психологическом типе, несомненно, остался
тот же, как был в Московской Руси. Сравнение исторически известных личностей и
деятелей, сравнение песен, пословиц и т.д. несомненно убеждает, что в общем
русский народ XX века в высшей степени сходен с народом ХVII века".
Объясняется это по мнению Л. Тихомирова тем, что "русская национальность
и раньше сложилась, как тип смешанный. Новые примеси, — особенно столь
разнообразные — не мешали, поэтому, сохранению прежнего типа и, быть может, даже
способствовали его более яркому выражению".
"Если тип русского, — пишет Л. Тихомиров, — остался тот же, то его
характеристическая "универсальность" проявилась еще больше и сознательная
разгадка его всеми наблюдателями признавалась очень нелегкою. Русским, ввиду
указанных выше причин, в период его ученического просвещения выпали очень
тяжелые задачи в области самопознания. Усложнило эту работу еще больше
заимствование Петром западных форм государственного строительства.
Рабское усвоение образованными русскими духа и форм западной культуры,
которую они восприняли как "общечеловеческую" привело к сильнейшей форме
космополитизма и презрению ко всему русскому, в том числе и к национальному
государству и национальной власти".
"Несмотря на то, что проблески национального самосознания у русского
народа проявились очень рано, сильное подражание образованных слоев европейской
культуре сильно затруднили выработку национального политического сознания".
"Развитие монархического принципа, его самосознание, — замечает Л.
Тихомиров в главе "Инстинкт и сознание", — после Петра у нас понизилось и он
держался у нас по-прежнему голосом инстинкта, но разумом не объяснялся".
"Монархический принцип развивался у нас до тех пор, пока народный
нравственно-религиозный идеал, не достигая сознательности, был фактически жив и
крепок в душе народа. Когда же европейское просвещение поставило у нас всю нашу
жизнь на суд и оценку сознания, то ни православие, ни народность не могли дать
ясного ответа на то, что мы такое, и выше мы или ниже других, должны ли, стало
быть, развивать свою правду, или брать ее у людей ввиду того, что настоящая
правда находится не у нас, а у них?"
"Чувство инстинкта, — пишет он в другом месте, — проявлялось в России
постоянно, достаточно, но сознательности теории царской власти и взаимоотношения
царя с народом — очень мало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37