Есть два вида поражения: полная апатия и горечь… От второй и я не спасся, а вы сумели избежать обеих… Мне, хорошо знакомому с борьбой за жизнь, ясно, чего стоит такая женщина, как вы. Эта серьезная улыбка, ясные глаза, спокойная линия бровей, эти неутомимые, честные руки, светлая гармония во всем, а внутри – палящий огонь, радостный трепет борьбы всегда, даже когда вы бываете побеждены… «Ничего, мы еще повоюем!..» Неужели вы думаете, что такой человек, как я, не способен оценить такую женщину, как вы, а оценив, не пой дет на все: чтобы завоевать ее?.. Ривьер, вы мне нужны. Я хочу, чтобы вы были моей. Послушайте, я не стану вас обманывать: хотя я и желаю вам добра, я не ради вас, а ради себя хочу любить вас. И со мной вас ждут не радости, а скорее новые испытания… Вы не знаете моей жизни… Сядьте вот здесь подле меня, моя прекраснобровая!..
Аннета села на пол и подняла глаза на Филиппа.
Он взял ее за руки и уже не выпускал их все время, пока говорил.
– Я завоевал себе имя, успех, у меня есть деньги и то, что они могут дать. Но вы не знаете, как я этого добился и как теперь удерживаю за собой. Я все вырывал силой и силой удерживаю. Я совершил насилие над своей судьбой, – если верно, что есть судьба. Я пробился вопреки обстоятельствам и воле людей. И никогда я не умел (да и не хотел) врачевать раны, нанесенные мною чужому самолюбию, не старался, чтобы люди простили мне мои удачи и растоптанные на ходу чужие интересы. Мои милейшие коллеги рассчитывали, что успех наконец подействует на меня как наркоз. Ничего подобного не случилось. Они чувствуют, что я человек им чужой и, сколько ни умасливай меня, не стану для них своим. Это потому, что я не могу забыть чудовищный обман и несправедливость, которые видел по ту сторону перегородки. У меня было достаточно времени, чтобы поразмыслить о лжи, царящей в нашем обществе, лжи, которую каста интеллигенции всегда охраняла как самый верный пес, вопреки всему тому, чего от нее ждут и что она сама себе приписывает. Не стоит говорить о тех немногих ловкачах, которые, замкнувшись в башне своего искусства и теорий, слывут за людей, ничего не уважающих, но, выходя из своей башни, весьма вежливо снимают шляпу перед царящей в мире глупостью. Я же совершаю неслыханное безумие: не желаю с нею заигрывать! Я даже сейчас собираюсь в поход против некоторых священных обманов, которые тяжелым грузом ложатся на плечи, и так уже согбенные нищетой, и обрекают тысячи людей на безысходные муки. Меня, конечно, встретит лаем цербер о трех пастях, имя которым: лицемерная мораль, лицемерный патриотизм, религиозное ханжество. Но об этом я вам расскажу потом… Меня тоже ждет поражение, я это знаю, но все-таки дерусь, потому что это нужно и еще потому, что люблю радость и муки борьбы… Теперь вы понимаете, почему ваши слова в тот вечер были для меня вестью, которую сердце подает сердцу… А вы этого и не подозревали! Да, ваши слова были предназначены для меня, и я хочу, чтобы губы, которые их произносили, тоже стали моими.
Аннета подставила ему губы. Он ласково сжал ее щеки своими сильными руками.
– Ривьер, вы мне нужны. Я не надеялся, что найду вас. А теперь вы моя, я вас не выпущу.
– Держите крепко! Смотрите, как бы я от вас не ускользнула!
– А я знаю, чем вас привязать: я предлагаю вам делить со мной мою трудную жизнь, опасности, борьбу с врагами.
– Да, вы меня знаете… Но как вы можете предлагать мне то, что отдали вашей Ноэми? Вы не имеете на это права!
– На что оно ей? Она ни о чем таком и слышать не хочет. Она изгоняет из жизни правду, труд и страдания.
Аннета молча посмотрела на Филиппа, и он прочел в ее глазах вопрос, которого она не задала.
– Вы думаете: «Так зачем же он на ней женился?..». Эта женщина всегда лжет, да, да, в ней все ложь, от корней волос до кончиков ногтей… А самое главное, я ведь именно за это ее и взял! Я ее почти люблю за это… Когда ложь – искусство, доведенное до совершенства, она стоит хорошего театра… Разве мы не знаем, что театр, что почти всякое искусство лжет? Исключение составляют разве только несколько чудаков, которые смущают своим поведением собратьев по ремеслу, и те утверждают, что эти люди не художники, что они только портят марку и сбивают цену…
Ну, а если в нашем обществе все ложь, так мы вправе требовать, чтобы ложь была хотя бы приятна. Поэтому я предпочитаю жить и общаться с тем, кто лжет красиво. Им меня не обмануть, я все вижу. Прелести Ноэми так же поддельны, как ее чувства. Но подделка удалась! Она делает честь Ноэми.
Я наслаждаюсь ею по вечерам, когда прихожу домой со своей живодерни, где вид и запах гнилого мяса оскорбляет глаз и отравляет дыхание. Ноэми – весело журчащий ручей, и я в нем омываюсь. Пусть себе лжет! Какое это имеет значение? Если бы она вдруг вздумала говорить правду, ей нечего было бы сказать.
– Как вы жестоки! Она вас любит.
– Несомненно. Я ее тоже.
– А если вы ее любите, для чего вам я?
– Я люблю ее только так, как ей нужно.
– Это много.
– Много? Для нее, быть может. Но не для меня.
– Но смогу ли я дать вам то, что дает она?
– Вы? Вы не игрушка.
– А я жалею, что не могу быть игрушкой. Вся жизнь – игра.
– Да, но вы-то ведь верите в нее! Вы из тех игроков, которые очень серьезно относятся к игре.
– И вы тоже.
– Ну, я сознательно иду на серьезную игру.
– А кто вам сказал, что я на нее не иду?
– Вот и отлично, будем вместе играть серьезно!
– Нет, я не хочу счастья, построенного на развалинах. Я сама страдала и не хочу, чтобы из-за меня страдали другие.
– В жизни все покупается страданием. Таков уж закон природы – счастье всегда строится на развалинах. И все в конце концов превращается в развалины – по крайней мере все то, что построено!
– Не могу я на это решиться – сделать несчастной другую женщину. Бедная Ноэми!
– Она меньше жалела бы вас, если бы ей нужно было вас растоптать.
– Я тоже так думаю. Но она вас любит. А убить любовь – преступление.
– Хотите вы или нет, с этим все кончено. Вы ее убили одним своим появлением.
– Вы думаете только о себе!
– Когда любишь, всегда так бывает!
– Не правда! Вот я думаю и о себе, и о вас, и о женщине, которая вас любит, и обо всем, что вам дорого, и о том, что дорого мне. Я хотела бы, чтобы моя любовь для всех была радостью и благом.
– Любовь – поединок. Нельзя смотреть по сторонам, иначе ты погиб.
Смотрите прямо в глаза противнику, который стоит перед вами!
– Противнику? Это кому же?
– Мне.
– Ах, вам!.. Это меня не пугает. А вот Ноэми… Она мне не враг, она не сделала мне ничего дурного. Как я могу разбить ей жизнь?
– Что же, по-вашему, лучше ее обманывать?
– Обманывать? Нет, уж лучше разбить жизнь ей… или себе: отказаться от вас.
– Вы не откажетесь.
– Почем вы знаете?
– Такая женщина, как вы, не отступает из слабости.
– Почему из слабости? Может, это не слабость, а сила?
– Не вижу силы в отречении. Мы с вами любим друг друга. Я уверен, что вы не уйдете от меня.
– Не ручайтесь!
– Но ведь вы меня любите?
– Люблю.
– Значит?..
– Значит… Вы правы, я не могу… я не в силах от вас отказаться!
– Значит?..
– Значит, будь что будет!..
Они все еще ничего не сказали «ей».
Аннета давала себе клятву, что не будет принадлежать Филиппу, пока не поговорит с Ноэми. Но сила страсти взяла верх над ее решимостью. Страсти нельзя назначать час, она сама его выбирает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284
Аннета села на пол и подняла глаза на Филиппа.
Он взял ее за руки и уже не выпускал их все время, пока говорил.
– Я завоевал себе имя, успех, у меня есть деньги и то, что они могут дать. Но вы не знаете, как я этого добился и как теперь удерживаю за собой. Я все вырывал силой и силой удерживаю. Я совершил насилие над своей судьбой, – если верно, что есть судьба. Я пробился вопреки обстоятельствам и воле людей. И никогда я не умел (да и не хотел) врачевать раны, нанесенные мною чужому самолюбию, не старался, чтобы люди простили мне мои удачи и растоптанные на ходу чужие интересы. Мои милейшие коллеги рассчитывали, что успех наконец подействует на меня как наркоз. Ничего подобного не случилось. Они чувствуют, что я человек им чужой и, сколько ни умасливай меня, не стану для них своим. Это потому, что я не могу забыть чудовищный обман и несправедливость, которые видел по ту сторону перегородки. У меня было достаточно времени, чтобы поразмыслить о лжи, царящей в нашем обществе, лжи, которую каста интеллигенции всегда охраняла как самый верный пес, вопреки всему тому, чего от нее ждут и что она сама себе приписывает. Не стоит говорить о тех немногих ловкачах, которые, замкнувшись в башне своего искусства и теорий, слывут за людей, ничего не уважающих, но, выходя из своей башни, весьма вежливо снимают шляпу перед царящей в мире глупостью. Я же совершаю неслыханное безумие: не желаю с нею заигрывать! Я даже сейчас собираюсь в поход против некоторых священных обманов, которые тяжелым грузом ложатся на плечи, и так уже согбенные нищетой, и обрекают тысячи людей на безысходные муки. Меня, конечно, встретит лаем цербер о трех пастях, имя которым: лицемерная мораль, лицемерный патриотизм, религиозное ханжество. Но об этом я вам расскажу потом… Меня тоже ждет поражение, я это знаю, но все-таки дерусь, потому что это нужно и еще потому, что люблю радость и муки борьбы… Теперь вы понимаете, почему ваши слова в тот вечер были для меня вестью, которую сердце подает сердцу… А вы этого и не подозревали! Да, ваши слова были предназначены для меня, и я хочу, чтобы губы, которые их произносили, тоже стали моими.
Аннета подставила ему губы. Он ласково сжал ее щеки своими сильными руками.
– Ривьер, вы мне нужны. Я не надеялся, что найду вас. А теперь вы моя, я вас не выпущу.
– Держите крепко! Смотрите, как бы я от вас не ускользнула!
– А я знаю, чем вас привязать: я предлагаю вам делить со мной мою трудную жизнь, опасности, борьбу с врагами.
– Да, вы меня знаете… Но как вы можете предлагать мне то, что отдали вашей Ноэми? Вы не имеете на это права!
– На что оно ей? Она ни о чем таком и слышать не хочет. Она изгоняет из жизни правду, труд и страдания.
Аннета молча посмотрела на Филиппа, и он прочел в ее глазах вопрос, которого она не задала.
– Вы думаете: «Так зачем же он на ней женился?..». Эта женщина всегда лжет, да, да, в ней все ложь, от корней волос до кончиков ногтей… А самое главное, я ведь именно за это ее и взял! Я ее почти люблю за это… Когда ложь – искусство, доведенное до совершенства, она стоит хорошего театра… Разве мы не знаем, что театр, что почти всякое искусство лжет? Исключение составляют разве только несколько чудаков, которые смущают своим поведением собратьев по ремеслу, и те утверждают, что эти люди не художники, что они только портят марку и сбивают цену…
Ну, а если в нашем обществе все ложь, так мы вправе требовать, чтобы ложь была хотя бы приятна. Поэтому я предпочитаю жить и общаться с тем, кто лжет красиво. Им меня не обмануть, я все вижу. Прелести Ноэми так же поддельны, как ее чувства. Но подделка удалась! Она делает честь Ноэми.
Я наслаждаюсь ею по вечерам, когда прихожу домой со своей живодерни, где вид и запах гнилого мяса оскорбляет глаз и отравляет дыхание. Ноэми – весело журчащий ручей, и я в нем омываюсь. Пусть себе лжет! Какое это имеет значение? Если бы она вдруг вздумала говорить правду, ей нечего было бы сказать.
– Как вы жестоки! Она вас любит.
– Несомненно. Я ее тоже.
– А если вы ее любите, для чего вам я?
– Я люблю ее только так, как ей нужно.
– Это много.
– Много? Для нее, быть может. Но не для меня.
– Но смогу ли я дать вам то, что дает она?
– Вы? Вы не игрушка.
– А я жалею, что не могу быть игрушкой. Вся жизнь – игра.
– Да, но вы-то ведь верите в нее! Вы из тех игроков, которые очень серьезно относятся к игре.
– И вы тоже.
– Ну, я сознательно иду на серьезную игру.
– А кто вам сказал, что я на нее не иду?
– Вот и отлично, будем вместе играть серьезно!
– Нет, я не хочу счастья, построенного на развалинах. Я сама страдала и не хочу, чтобы из-за меня страдали другие.
– В жизни все покупается страданием. Таков уж закон природы – счастье всегда строится на развалинах. И все в конце концов превращается в развалины – по крайней мере все то, что построено!
– Не могу я на это решиться – сделать несчастной другую женщину. Бедная Ноэми!
– Она меньше жалела бы вас, если бы ей нужно было вас растоптать.
– Я тоже так думаю. Но она вас любит. А убить любовь – преступление.
– Хотите вы или нет, с этим все кончено. Вы ее убили одним своим появлением.
– Вы думаете только о себе!
– Когда любишь, всегда так бывает!
– Не правда! Вот я думаю и о себе, и о вас, и о женщине, которая вас любит, и обо всем, что вам дорого, и о том, что дорого мне. Я хотела бы, чтобы моя любовь для всех была радостью и благом.
– Любовь – поединок. Нельзя смотреть по сторонам, иначе ты погиб.
Смотрите прямо в глаза противнику, который стоит перед вами!
– Противнику? Это кому же?
– Мне.
– Ах, вам!.. Это меня не пугает. А вот Ноэми… Она мне не враг, она не сделала мне ничего дурного. Как я могу разбить ей жизнь?
– Что же, по-вашему, лучше ее обманывать?
– Обманывать? Нет, уж лучше разбить жизнь ей… или себе: отказаться от вас.
– Вы не откажетесь.
– Почем вы знаете?
– Такая женщина, как вы, не отступает из слабости.
– Почему из слабости? Может, это не слабость, а сила?
– Не вижу силы в отречении. Мы с вами любим друг друга. Я уверен, что вы не уйдете от меня.
– Не ручайтесь!
– Но ведь вы меня любите?
– Люблю.
– Значит?..
– Значит… Вы правы, я не могу… я не в силах от вас отказаться!
– Значит?..
– Значит, будь что будет!..
Они все еще ничего не сказали «ей».
Аннета давала себе клятву, что не будет принадлежать Филиппу, пока не поговорит с Ноэми. Но сила страсти взяла верх над ее решимостью. Страсти нельзя назначать час, она сама его выбирает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284