Этот полуоткрытый рот вбирал в себя всю его душу, все его мысли.
Он шел куда глаза глядят, подставляя белокурую голову летнему ветру.
Но, как ни был он рассеян и поглощен своими безумными фантазиями, его зоркие, как у рыси, глаза заметили на другом тротуаре тетушку Сильвию.
Марк поспешно завернул за угол. Ему вовсе не хотелось с ней встречаться.
Он не боялся, что она будет его журить за отлынивание от занятий:
Сильвия только посмеялась бы над этим. Но у Марка сейчас была своя тайна, а в таких случаях он при тетушке никогда не чувствовал себя в безопасности. Она не то, что мать: инстинкт подсказывал ему, что Сильвия мастерица угадывать такого рода секреты.
Она его не заметила. Марк вздохнул с облегчением.
Теперь можно будет все утро бродить и упиваться мыслями о своей любви. Слоняясь без дела по улицам (любовь не мешала ему останавливаться у витрин, чтобы полюбоваться тут галстуком, там тросточкой или посмотреть иллюстрированный журнал), он незаметно для себя шел прямо к цели – как парижские голуби, которые каждое утро пролетают над кварталами пыльных домов, ища свежести тенистых парков. Мальчик искал того же, его тянуло под своды старых деревьев, где так хорошо мечтать под голубиное воркованье.
Он спустился с холма св. Женевьевы и, выбравшись из лабиринта старинных и людных улиц, очутился среди светлых просторов тихого Ботанического сада раньше, чем сообразил, что он именно сюда и хотел прийти.
Здесь, как всегда в эти часы, было мало народу. Только изредка попадались навстречу гуляющие. Париж гудел вдали, как шершень. Вокруг разливалась лазурь ясного летнего утра. Марк отыскал уединенную скамейку среди группы деревьев; сел, закрыл глаза, наслаждаясь своей драгоценной тайной. Длинные нервные руки юноши были прижаты к груди, словно он хотел закрыть свое сердце от нескромных глаз. Что же это было за сокровище, которое он хранил так бережно, о котором едва осмеливался думать? Слова Ноэми – она их сказала, не думая, а он жадно подхватил и создал из них целый мир… Когда он был у нее в прошлый раз, Ноэми почти не замечала присутствия мальчика и только время от времени машинально улыбалась ему: она была всецело занята мыслями о великих событиях. (Филипп отвоеван, Аннета унижена – полная победа!.. Но никогда ни за что нельзя ручаться.
Завтра все может измениться. Что же, хоть день, да мой!..) При этой мысли Ноэми вздохнула удовлетворенно и устало. Марк спросил, отчего она вздыхает. Ее позабавила искренняя тревога мальчика, и, чтобы заинтриговать его, она, вздохнув еще раз, проговорила:
– Это секрет…
– Какой секрет? В голове Ноэми мелькнула коварная мысль. Она ответила:
– Не могу сказать. Догадайся сам!
Дрожа от волнения, Марк попросил:
– Скажите! Я не знаю.
Полуопустив веки, Ноэми метнула на него томный взгляд:
– Нет, нет, нет!..
Марк, краснея, бормотал что-то – он уже боялся узнать эту тайну. Чтобы продлить забаву, Ноэми сделала таинственную мину и сказала.
– Хочешь знать? Волнение Марка было так велико, что он готов был крикнуть:
«Нет, не хочу!»
– Ну хорошо, но только не сегодня!.. Я тебе все расскажу в другой раз.
– Когда?
– Скоро.
– Ну когда же?
– Скоро… На будущей неделе, когда ты придешь к нам обедать.
Неделя прошла. И вот сегодня вечером Марк надеялся увидеть Ноэми. Он жил ожиданием этой минуты. Он переживал ее в своем воображении. Но никак не решался дойти до конца: это слишком сильно волновало его… А угадывать наполовину было так сладостно! И, сидя на скамейке в парке, мальчик изнемогал от блаженного томления. Где-то колокол прозвонил полдень. За деревьями, на залитой солнцем аллее, хрустел песок под ножками маленькой девочки. Девочка напевала. Дальше какие-то экзотические птицы в вольере щебетали на своем странном и трогательном языке. А совсем далеко, на Сене, протяжно выла сирена буксирного парохода. Не замечая Марка, бесшумно и медленно прошли мимо него, обнявшись, влюбленные-высокая темноволосая девушка и молодой бледный рабочий. Они на ходу целовались и жадно глядели в глаза друг другу. Мальчик, затаив дыхание, проводил их взглядом до поворота аллеи, а когда они скрылись из виду, всхлипнул от счастья, того счастья, которое только что прошло рядом, и того, которое придет для него, – от счастья, которое было воплощено в этой молодой паре, которым дышал июльский полдень и все вокруг, которое переполняло его сердце, сгоравшее от любви и открытое для всего.
Марк вернулся домой, окрыленный этими минутами экстаза, бесконечно более прекрасного, чем породивший его женский образ. Тень Ноэми растворилась в золотом потоке, и снова вызвать ее можно было лишь усилием воли. Марк хотел этого, но тень от него ускользала; он хитрил с собой, воображая, будто узнает ее в облике счастья острого до боли, во всем, что наполняло его душу, – в безбрежных надеждах, в героических решениях, в том сознании своей силы и доброты, которое несло его, как на крыльях, когда он мчался по лестнице, перескакивая через четыре ступеньки. Но едва он встретил суровый взгляд матери (он на три четверти часа опоздал к завтраку), как золотое сияние погасло, и он снова укрылся в тучу хмурого молчания.
Аннета и не пыталась с ним заговаривать. У нее было свое бремя печали, которым она ни с кем не могла поделиться. Сын, сидевший против нее за столом, казался ей холодным эгоистом. Он жадно ел, потому что очень проголодался и еще потому, что ему хотелось поскорее уйти в свои мечты.
Аннета смотрела на него и думала:
«Я для него только человек, который его кормит, – и больше ничего».
У нее уже не хватало мужества протестовать. Она чувствовала себя брошенной всеми. К концу завтрака Марк спохватился, что не сказал матери ни одного слова. Ему стало неловко, совестно, но заговорить он боялся, чтобы не вызвать расспросов. Кое-как сложив салфетку и сунув ее в кольцо, он торопливо встал, избегая глаз матери, и пошел к двери… Хотел уже выйти, но вдруг его остановила мысль… Он спросил:
– Мы сегодня идем к Вилларам? Он был в этом уверен – ведь так сказала Ноэми, но ему хотелось еще раз убедиться.
Аннета все еще сидела за столом в унылом оцепенении. Не глядя на сына, она ответила:
– Никуда мы не пойдем.
Ошеломленный Марк застыл на пороге.
– Как! А мне сказали…
– Кто тебе сказал? Мальчик в замешательстве молчал: мать не знала, что он бывает у Ноэми. Не ответив, он поспешил отвлечь ее внимание другим вопросом.
– А когда же мы к ним пойдем? – спросил он разочарованно.
Аннета пожала плечами. Теперь не могло быть и речи об обедах у Вилларов. Ноэми сказала Марку в шутку: «на будущей неделе», как могла бы сказать: «через сто лет»…
Марк выпустил ручку двери и с беспокойством шагнул к столу. Аннета посмотрела на него и, заметив, что он огорчен, ответила:
– Не знаю.
– Как не знаешь?
– Виллары уехали, – пояснила она.
Марк крикнул:
– Не правда! Аннета, казалось, не слышала. Марк нетерпеливо дотронулся до ее рук, лежавших на столе, и взмолился:
– Ведь это же не правда! Аннета, выйдя из оцепенения, встала и принялась убирать со стола.
– Да куда же? Куда они уехали? – допытывался потрясенный Марк.
– Не знаю, – повторила Аннета.
Она собрала посуду и вышла.
Марк стоял в полной растерянности. Рушилась его мечта! Он ничего не понимал… Этот внезапный отъезд без предупреждения… Не может быть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284
Он шел куда глаза глядят, подставляя белокурую голову летнему ветру.
Но, как ни был он рассеян и поглощен своими безумными фантазиями, его зоркие, как у рыси, глаза заметили на другом тротуаре тетушку Сильвию.
Марк поспешно завернул за угол. Ему вовсе не хотелось с ней встречаться.
Он не боялся, что она будет его журить за отлынивание от занятий:
Сильвия только посмеялась бы над этим. Но у Марка сейчас была своя тайна, а в таких случаях он при тетушке никогда не чувствовал себя в безопасности. Она не то, что мать: инстинкт подсказывал ему, что Сильвия мастерица угадывать такого рода секреты.
Она его не заметила. Марк вздохнул с облегчением.
Теперь можно будет все утро бродить и упиваться мыслями о своей любви. Слоняясь без дела по улицам (любовь не мешала ему останавливаться у витрин, чтобы полюбоваться тут галстуком, там тросточкой или посмотреть иллюстрированный журнал), он незаметно для себя шел прямо к цели – как парижские голуби, которые каждое утро пролетают над кварталами пыльных домов, ища свежести тенистых парков. Мальчик искал того же, его тянуло под своды старых деревьев, где так хорошо мечтать под голубиное воркованье.
Он спустился с холма св. Женевьевы и, выбравшись из лабиринта старинных и людных улиц, очутился среди светлых просторов тихого Ботанического сада раньше, чем сообразил, что он именно сюда и хотел прийти.
Здесь, как всегда в эти часы, было мало народу. Только изредка попадались навстречу гуляющие. Париж гудел вдали, как шершень. Вокруг разливалась лазурь ясного летнего утра. Марк отыскал уединенную скамейку среди группы деревьев; сел, закрыл глаза, наслаждаясь своей драгоценной тайной. Длинные нервные руки юноши были прижаты к груди, словно он хотел закрыть свое сердце от нескромных глаз. Что же это было за сокровище, которое он хранил так бережно, о котором едва осмеливался думать? Слова Ноэми – она их сказала, не думая, а он жадно подхватил и создал из них целый мир… Когда он был у нее в прошлый раз, Ноэми почти не замечала присутствия мальчика и только время от времени машинально улыбалась ему: она была всецело занята мыслями о великих событиях. (Филипп отвоеван, Аннета унижена – полная победа!.. Но никогда ни за что нельзя ручаться.
Завтра все может измениться. Что же, хоть день, да мой!..) При этой мысли Ноэми вздохнула удовлетворенно и устало. Марк спросил, отчего она вздыхает. Ее позабавила искренняя тревога мальчика, и, чтобы заинтриговать его, она, вздохнув еще раз, проговорила:
– Это секрет…
– Какой секрет? В голове Ноэми мелькнула коварная мысль. Она ответила:
– Не могу сказать. Догадайся сам!
Дрожа от волнения, Марк попросил:
– Скажите! Я не знаю.
Полуопустив веки, Ноэми метнула на него томный взгляд:
– Нет, нет, нет!..
Марк, краснея, бормотал что-то – он уже боялся узнать эту тайну. Чтобы продлить забаву, Ноэми сделала таинственную мину и сказала.
– Хочешь знать? Волнение Марка было так велико, что он готов был крикнуть:
«Нет, не хочу!»
– Ну хорошо, но только не сегодня!.. Я тебе все расскажу в другой раз.
– Когда?
– Скоро.
– Ну когда же?
– Скоро… На будущей неделе, когда ты придешь к нам обедать.
Неделя прошла. И вот сегодня вечером Марк надеялся увидеть Ноэми. Он жил ожиданием этой минуты. Он переживал ее в своем воображении. Но никак не решался дойти до конца: это слишком сильно волновало его… А угадывать наполовину было так сладостно! И, сидя на скамейке в парке, мальчик изнемогал от блаженного томления. Где-то колокол прозвонил полдень. За деревьями, на залитой солнцем аллее, хрустел песок под ножками маленькой девочки. Девочка напевала. Дальше какие-то экзотические птицы в вольере щебетали на своем странном и трогательном языке. А совсем далеко, на Сене, протяжно выла сирена буксирного парохода. Не замечая Марка, бесшумно и медленно прошли мимо него, обнявшись, влюбленные-высокая темноволосая девушка и молодой бледный рабочий. Они на ходу целовались и жадно глядели в глаза друг другу. Мальчик, затаив дыхание, проводил их взглядом до поворота аллеи, а когда они скрылись из виду, всхлипнул от счастья, того счастья, которое только что прошло рядом, и того, которое придет для него, – от счастья, которое было воплощено в этой молодой паре, которым дышал июльский полдень и все вокруг, которое переполняло его сердце, сгоравшее от любви и открытое для всего.
Марк вернулся домой, окрыленный этими минутами экстаза, бесконечно более прекрасного, чем породивший его женский образ. Тень Ноэми растворилась в золотом потоке, и снова вызвать ее можно было лишь усилием воли. Марк хотел этого, но тень от него ускользала; он хитрил с собой, воображая, будто узнает ее в облике счастья острого до боли, во всем, что наполняло его душу, – в безбрежных надеждах, в героических решениях, в том сознании своей силы и доброты, которое несло его, как на крыльях, когда он мчался по лестнице, перескакивая через четыре ступеньки. Но едва он встретил суровый взгляд матери (он на три четверти часа опоздал к завтраку), как золотое сияние погасло, и он снова укрылся в тучу хмурого молчания.
Аннета и не пыталась с ним заговаривать. У нее было свое бремя печали, которым она ни с кем не могла поделиться. Сын, сидевший против нее за столом, казался ей холодным эгоистом. Он жадно ел, потому что очень проголодался и еще потому, что ему хотелось поскорее уйти в свои мечты.
Аннета смотрела на него и думала:
«Я для него только человек, который его кормит, – и больше ничего».
У нее уже не хватало мужества протестовать. Она чувствовала себя брошенной всеми. К концу завтрака Марк спохватился, что не сказал матери ни одного слова. Ему стало неловко, совестно, но заговорить он боялся, чтобы не вызвать расспросов. Кое-как сложив салфетку и сунув ее в кольцо, он торопливо встал, избегая глаз матери, и пошел к двери… Хотел уже выйти, но вдруг его остановила мысль… Он спросил:
– Мы сегодня идем к Вилларам? Он был в этом уверен – ведь так сказала Ноэми, но ему хотелось еще раз убедиться.
Аннета все еще сидела за столом в унылом оцепенении. Не глядя на сына, она ответила:
– Никуда мы не пойдем.
Ошеломленный Марк застыл на пороге.
– Как! А мне сказали…
– Кто тебе сказал? Мальчик в замешательстве молчал: мать не знала, что он бывает у Ноэми. Не ответив, он поспешил отвлечь ее внимание другим вопросом.
– А когда же мы к ним пойдем? – спросил он разочарованно.
Аннета пожала плечами. Теперь не могло быть и речи об обедах у Вилларов. Ноэми сказала Марку в шутку: «на будущей неделе», как могла бы сказать: «через сто лет»…
Марк выпустил ручку двери и с беспокойством шагнул к столу. Аннета посмотрела на него и, заметив, что он огорчен, ответила:
– Не знаю.
– Как не знаешь?
– Виллары уехали, – пояснила она.
Марк крикнул:
– Не правда! Аннета, казалось, не слышала. Марк нетерпеливо дотронулся до ее рук, лежавших на столе, и взмолился:
– Ведь это же не правда! Аннета, выйдя из оцепенения, встала и принялась убирать со стола.
– Да куда же? Куда они уехали? – допытывался потрясенный Марк.
– Не знаю, – повторила Аннета.
Она собрала посуду и вышла.
Марк стоял в полной растерянности. Рушилась его мечта! Он ничего не понимал… Этот внезапный отъезд без предупреждения… Не может быть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284