Теперь у нее наступила реакция, нервы не выдержали, все ее тело сотрясал озноб. Марк прошептал:
– Ложись под одеяло! Дай, деточка, я тебе помогу?
Он приподнял ее, чтобы постелить постель. Она позволила себя раздеть – глаза ее были открыты, но смотрела она отсутствующим взглядом. Ее худые плечи не чувствовали прикосновения неловких пальцев, которые ее раздевали. Он прикрыл ее всем, что только нашлось у него в чемодане тяжелого и теплого из платья. И покуда на спиртовке согревалось питье, он сидел возле кровати и, сунув руки под одеяло, согревал ее окоченевшие ноги. Оба были измучены и оба неподвижны. Марк вышел из оцепенения, как только зашипела вода, выливавшаяся из чайника на огонь. Он встал, приготовил грог и приподнял Генриетте голову, чтобы заставить ее сделать несколько глотков. Сначала жидкость вылилась у нее изо рта и побежала по подбородку и вдоль шеи. Горячий грог привел ее в чувство. Она посмотрела на Марка и наконец увидела его. Она взглянула в его встревоженные глаза, заметила дымящийся стакан в его руке, – он в это время неловким движением пытался влить ей в рот ложку горячего питья. Она открыла рот и глотнула, как ребенок. Легкая краска проступила у нее на щеках. Слабым движением руки она отвела ложку. Марк с облегчением следил за тем, как она возвращается к жизни. Он крепко сжал ей виски и сказал:
– А теперь спи! Тебе тепло? Почти в тот же момент он заметил, что голова ее лежит на подушке с грязной наволочкой, и ему стало ужасно неловко. Но, вместо того, чтобы скрыть свое смущение, он сказал:
– Извини! И пошел за чистым полотенцем, чтобы положить ей под голову.
Его наивное смущение вернуло Рюш к жизни. Приподняв краешек полотенца, она улыбнулась, стащила его, сбросила на пол, прижалась щекой к подушке и закрыла глаза.
Марк подождал еще минуту, затем, увидев, что она успокоилась, кое-как устроился на двух стульях и потушил свет.
В темноте послышался голос Рюш:
– А ты? Где же ты будешь спать?
– Не беспокойся! Я отлично устроился.
– Ты не уснешь на стуле.
– Мне не впервой.
– Подвинь по крайней мере стул к кровати. Иначе ты свалишься!
Он устроился на двух стульях рядом с кроватью, ногами в головах у Рюш, почти упираясь головой в ее ноги.
– Подержи мне ноги! – сказала Рюш. – Так хорошо!
Он опять начал греть ей ноги. Спустя некоторое время она сказала:
– Ты хороший.
– Не знаю… Не думаю…
– Когда я говорю: «хороший», я тебя сравниваю…
– С кем?
– С другими кобелями…
– Да ведь и я кобель…
– А я сука.
– Да, сегодня ты была сукой.
– И все-таки не сумела прокусить ему брюхо! Она забила ногами по постели.
– Ладно, ладно, довольно! Не дрыгай ногами. Не вырвешься!
Он крепко сжал ей щиколотки.
– Послушай, Марк: я хочу, чтобы ты знал все, раз уж судьбе угодно было, чтобы ты попал в мою паутину…
– Не надо мне ничего знать… Да и что тут знать? Какая-нибудь дурацкая история обманутой любви, если только можно это назвать любовью…
– Да! Я это так и называю… А какая разница, так это называется или иначе? Он меня хотел, и я его хотела. Он меня взял, и я взяла его. А теперь он меня бросает, я ему надоела. Он хочет другую, он берет другую. Я хочу его убить…
Марк проворчал:
– Рюш! С этими глупостями кончено! Это больше не повторится?
Рюш проглотила слюну и, несколько раз глубоко вздохнув, сказала:
– Кончено. Да. Сорвалось. Таких вещей два раза не делают… Но я должна тебе все рассказать, чтобы облегчить себе душу, чтобы отомстить.
– Милая ты моя, да они мне противны, твои истории! Молчи!.. И потом я больше не могу, я хочу спать. Я умираю…
Рюш нервно рассмеялась:
– Ну и что же?.. Умирай!.. Но только выслушай!.. Меня это не трогает, что тебе противно. Мне тоже противно… И тут я тебе еще утру нос…
(Она схватила его за оба уха и стала возить носом по простыне.) Ты мой ньюфаундлендский пес! Ты вытащил меня из воды – против моей воли, но вытащил… И на свою голову! Теперь ты должен довершить спасение, ты должен вышить всю чашу моей горечи.
– Ладно! – покорно сказал Марк.
И сейчас же заснул. А Рюш, сидя в постели, склонясь над ним, с яростью выкладывала ему свою историю. Чтобы привлечь его внимание, она время от времени запускала дрожащие пальцы ему в волосы И трясла за голову. Но сон был сильнее. Марк воспринимал поток ее слов лишь как беспокойную колыбельную. Ему снилась ночь в море… И последнее, что еще задержалось в его сознании, это ноги, которые он сжимал и которые двигались, двигались и извивались, как руки, покуда она говорила…
Хотя Рюш и знала, что Марк давно уже ничего не слышит, все же она досказала свою историю до конца. И только вдоволь наговорившись и опустошив себя, она остановилась. Когда мельница внезапно умолкла, Марк задвигался во сне. Стул, на котором лежали его ноги, опрокинулся. Рюш удержала Марка за поясок и, обхватив обеими руками вокруг бедер, втащила его спящего, в кровать, рядом с собой. Он был одет, не разут. Она положила его босые ноги на подушку, рядом со своей щекой, а его голову к своим ногам. И тоже заснула. Так провели они ночь рядом, – юна под одеялом, он на одеяле. Оба изнемогали от усталости. Они спали, как умеют спать только в этом возрасте, – семь часов подряд, не пошевельнувшись. Около одиннадцати утра они проснулись, – оба одновременно и в том же положении, как легли.
Марк был изумлен. Одним рывком он сел на кровати и, увидев, что щека Рюш прижимается к его ногам, быстро подобрал их под себя, бормоча:
– Извини, извини!..
Рюш рассмеялась, сказала:
– Спасибо! И тоже села на пятки, как он.
Так они и сидели на кровати, точно китайские болванчики, и смотрели друг на друга.
– Мне стыдно перед тобой, – сказал Марк.
Рюш потерлась носом о нос Марка.
– Ну и стыдись, ну и стыдись, глупый мальчишка!.. Лучшей подушки у меня никогда еще не было… Как я чудесно спала! Я умылась, я освободилась от всей дряни, которая меня отравляла. Ты, конечно, ничего не слышал и не запомнил из всего того, что я тебе высыпала ночью на голову…
Марк попытался вспомнить:
– Ни единого слова.
– Неважно! Я тебе все вывалила. Как хочешь, друг мой, но когда-нибудь ты все припомнишь, по кусочкам. Ведь я говорила тебе прямо в ухо, я тебе все вдула в мозг.
– Хорош подарок!
– А что? Только тогда и становится легче, когда переложишь свое бремя на кого-нибудь другого.
– И тебе стало легче?
– Мне стало совсем легко. Желудок пуст, сердце свободно. Я чиста и свежа.
– Ну тогда ладно. Я молчу.
– И отлично делаешь! Если бы ты теперь посмел намекнуть на что-нибудь, связанное с этой ночью, я бы стала все отрицать. Я отрицаю…
Только посмей! Ничего не было, ровно ничего.
Она поддразнивала его. Он только рот раскрыл, глядя на это самоуверенное, смеющееся, отдохнувшее лицо, на котором ночные судороги не оставили никаких следов.
– Чертовы бабы! – сказал он. – У них семь душ и семь лиц.
– Это еще очень мало, – заметила Рюш.
Она сжала ему руками лицо и ущипнула за щеку:
– Славный ты мой мальчик!.. Маленький мой мальчик!.. Какой же ты худой!.. Как я тебе благодарна!.. Ты не можешь себе представить!.. Даже и не пытайся! Пусть лучше я одна буду об этом знать.
– Я тоже это отлично знаю.
– Скажите, пожалуйста!.. Каков наглец! Глупый хвастунишка!.. Теперь он станет домогаться, чтобы я признала его услуги… еще чего доброго потребует, чтобы я ему заплатила…
– Конечно, потребую!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284
– Ложись под одеяло! Дай, деточка, я тебе помогу?
Он приподнял ее, чтобы постелить постель. Она позволила себя раздеть – глаза ее были открыты, но смотрела она отсутствующим взглядом. Ее худые плечи не чувствовали прикосновения неловких пальцев, которые ее раздевали. Он прикрыл ее всем, что только нашлось у него в чемодане тяжелого и теплого из платья. И покуда на спиртовке согревалось питье, он сидел возле кровати и, сунув руки под одеяло, согревал ее окоченевшие ноги. Оба были измучены и оба неподвижны. Марк вышел из оцепенения, как только зашипела вода, выливавшаяся из чайника на огонь. Он встал, приготовил грог и приподнял Генриетте голову, чтобы заставить ее сделать несколько глотков. Сначала жидкость вылилась у нее изо рта и побежала по подбородку и вдоль шеи. Горячий грог привел ее в чувство. Она посмотрела на Марка и наконец увидела его. Она взглянула в его встревоженные глаза, заметила дымящийся стакан в его руке, – он в это время неловким движением пытался влить ей в рот ложку горячего питья. Она открыла рот и глотнула, как ребенок. Легкая краска проступила у нее на щеках. Слабым движением руки она отвела ложку. Марк с облегчением следил за тем, как она возвращается к жизни. Он крепко сжал ей виски и сказал:
– А теперь спи! Тебе тепло? Почти в тот же момент он заметил, что голова ее лежит на подушке с грязной наволочкой, и ему стало ужасно неловко. Но, вместо того, чтобы скрыть свое смущение, он сказал:
– Извини! И пошел за чистым полотенцем, чтобы положить ей под голову.
Его наивное смущение вернуло Рюш к жизни. Приподняв краешек полотенца, она улыбнулась, стащила его, сбросила на пол, прижалась щекой к подушке и закрыла глаза.
Марк подождал еще минуту, затем, увидев, что она успокоилась, кое-как устроился на двух стульях и потушил свет.
В темноте послышался голос Рюш:
– А ты? Где же ты будешь спать?
– Не беспокойся! Я отлично устроился.
– Ты не уснешь на стуле.
– Мне не впервой.
– Подвинь по крайней мере стул к кровати. Иначе ты свалишься!
Он устроился на двух стульях рядом с кроватью, ногами в головах у Рюш, почти упираясь головой в ее ноги.
– Подержи мне ноги! – сказала Рюш. – Так хорошо!
Он опять начал греть ей ноги. Спустя некоторое время она сказала:
– Ты хороший.
– Не знаю… Не думаю…
– Когда я говорю: «хороший», я тебя сравниваю…
– С кем?
– С другими кобелями…
– Да ведь и я кобель…
– А я сука.
– Да, сегодня ты была сукой.
– И все-таки не сумела прокусить ему брюхо! Она забила ногами по постели.
– Ладно, ладно, довольно! Не дрыгай ногами. Не вырвешься!
Он крепко сжал ей щиколотки.
– Послушай, Марк: я хочу, чтобы ты знал все, раз уж судьбе угодно было, чтобы ты попал в мою паутину…
– Не надо мне ничего знать… Да и что тут знать? Какая-нибудь дурацкая история обманутой любви, если только можно это назвать любовью…
– Да! Я это так и называю… А какая разница, так это называется или иначе? Он меня хотел, и я его хотела. Он меня взял, и я взяла его. А теперь он меня бросает, я ему надоела. Он хочет другую, он берет другую. Я хочу его убить…
Марк проворчал:
– Рюш! С этими глупостями кончено! Это больше не повторится?
Рюш проглотила слюну и, несколько раз глубоко вздохнув, сказала:
– Кончено. Да. Сорвалось. Таких вещей два раза не делают… Но я должна тебе все рассказать, чтобы облегчить себе душу, чтобы отомстить.
– Милая ты моя, да они мне противны, твои истории! Молчи!.. И потом я больше не могу, я хочу спать. Я умираю…
Рюш нервно рассмеялась:
– Ну и что же?.. Умирай!.. Но только выслушай!.. Меня это не трогает, что тебе противно. Мне тоже противно… И тут я тебе еще утру нос…
(Она схватила его за оба уха и стала возить носом по простыне.) Ты мой ньюфаундлендский пес! Ты вытащил меня из воды – против моей воли, но вытащил… И на свою голову! Теперь ты должен довершить спасение, ты должен вышить всю чашу моей горечи.
– Ладно! – покорно сказал Марк.
И сейчас же заснул. А Рюш, сидя в постели, склонясь над ним, с яростью выкладывала ему свою историю. Чтобы привлечь его внимание, она время от времени запускала дрожащие пальцы ему в волосы И трясла за голову. Но сон был сильнее. Марк воспринимал поток ее слов лишь как беспокойную колыбельную. Ему снилась ночь в море… И последнее, что еще задержалось в его сознании, это ноги, которые он сжимал и которые двигались, двигались и извивались, как руки, покуда она говорила…
Хотя Рюш и знала, что Марк давно уже ничего не слышит, все же она досказала свою историю до конца. И только вдоволь наговорившись и опустошив себя, она остановилась. Когда мельница внезапно умолкла, Марк задвигался во сне. Стул, на котором лежали его ноги, опрокинулся. Рюш удержала Марка за поясок и, обхватив обеими руками вокруг бедер, втащила его спящего, в кровать, рядом с собой. Он был одет, не разут. Она положила его босые ноги на подушку, рядом со своей щекой, а его голову к своим ногам. И тоже заснула. Так провели они ночь рядом, – юна под одеялом, он на одеяле. Оба изнемогали от усталости. Они спали, как умеют спать только в этом возрасте, – семь часов подряд, не пошевельнувшись. Около одиннадцати утра они проснулись, – оба одновременно и в том же положении, как легли.
Марк был изумлен. Одним рывком он сел на кровати и, увидев, что щека Рюш прижимается к его ногам, быстро подобрал их под себя, бормоча:
– Извини, извини!..
Рюш рассмеялась, сказала:
– Спасибо! И тоже села на пятки, как он.
Так они и сидели на кровати, точно китайские болванчики, и смотрели друг на друга.
– Мне стыдно перед тобой, – сказал Марк.
Рюш потерлась носом о нос Марка.
– Ну и стыдись, ну и стыдись, глупый мальчишка!.. Лучшей подушки у меня никогда еще не было… Как я чудесно спала! Я умылась, я освободилась от всей дряни, которая меня отравляла. Ты, конечно, ничего не слышал и не запомнил из всего того, что я тебе высыпала ночью на голову…
Марк попытался вспомнить:
– Ни единого слова.
– Неважно! Я тебе все вывалила. Как хочешь, друг мой, но когда-нибудь ты все припомнишь, по кусочкам. Ведь я говорила тебе прямо в ухо, я тебе все вдула в мозг.
– Хорош подарок!
– А что? Только тогда и становится легче, когда переложишь свое бремя на кого-нибудь другого.
– И тебе стало легче?
– Мне стало совсем легко. Желудок пуст, сердце свободно. Я чиста и свежа.
– Ну тогда ладно. Я молчу.
– И отлично делаешь! Если бы ты теперь посмел намекнуть на что-нибудь, связанное с этой ночью, я бы стала все отрицать. Я отрицаю…
Только посмей! Ничего не было, ровно ничего.
Она поддразнивала его. Он только рот раскрыл, глядя на это самоуверенное, смеющееся, отдохнувшее лицо, на котором ночные судороги не оставили никаких следов.
– Чертовы бабы! – сказал он. – У них семь душ и семь лиц.
– Это еще очень мало, – заметила Рюш.
Она сжала ему руками лицо и ущипнула за щеку:
– Славный ты мой мальчик!.. Маленький мой мальчик!.. Какой же ты худой!.. Как я тебе благодарна!.. Ты не можешь себе представить!.. Даже и не пытайся! Пусть лучше я одна буду об этом знать.
– Я тоже это отлично знаю.
– Скажите, пожалуйста!.. Каков наглец! Глупый хвастунишка!.. Теперь он станет домогаться, чтобы я признала его услуги… еще чего доброго потребует, чтобы я ему заплатила…
– Конечно, потребую!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284