– Вы много знаете. Я не посвящён…
– Он не посвящён! А кто у нас в Союзе посвящён? Кто в России посвящён? И есть ли она, Россия? Есть ли Москва, в которой на главной площади лежит непогребённый, не преданный земле еврей Бланк?
– О чём вы? Решительно не могу понять! – впервые возвысил я голос.
– И откуда понять вам, – наклонилась ко мне через стол моя собеседница, сколь прекрасная, столько же и таинственно роковая, извергающая поток разрушительной энергии, сатанинского соблазна, зовущего куда-то в пропасть, зовущего и увлекающего своей новизной и какой-то дерзкой романтической силой.
Окна, светившие нам из соседнего дома, погасли, и я теперь во мраке всё более темнеющей ночи видел один лишь силуэт Елены, – в моменты, когда её речь становилась особенно энергичной и открывала оглушающие новости, она казалась мне ведьмой, принявшей образ юной красавицы, – о чём бы она ни говорила, слова её звучали музыкой, вздымали волны сочувствия, – я верил, мне хотелось верить даже и в то, что казалось невероятным.
А между тем слова валились на меня, как камни, взрывали душу, мутили мозг.
– Маркс – еврей, Ленин – еврей, Сталин – грузин… Вы – русский. Неужто вам не противно ходить под хлыстом этих коварных восточных палачей?.. Когда же вы поймёте, наконец, что с 1917 года мы живём в еврейской оккупации? И что Гитлер нёс нам не порабощение славянских народов, как вас заверяли наши доморощенные Геббельсы, а лишь пытался заменить одну оккупацию – еврейскую – своей оккупацией – немецкой?.. А теперь прикиньте: какая лучше, и вам станет ясно, за что вы воевали, за что положил наш народ двадцать миллионов своих парней.
– Ну, это уж слишком!
– Что слишком?.. Вы рассуждайте, а не возмущайтесь. Попробуйте доказать мою неправоту, и тогда я вам приведу новые факты, от которых ваша прекрасная причёска сделается седой, как у старика. Впрочем…
Она поднялась и подошла ко мне. Положила на голову руку; нежно, по-матерински проговорила:
– Я вовсе не желаю, чтобы эта умная и такая красивая головушка до срока поседела.
Взъерошила волосы:
– На сегодня хватит. Пойдём, покажу тебе твою комнату.
Мы шли в темноте, и я дышал ей в затылок, невольно касался руками её рук, талии, – слышал во всём теле гул закипавшей крови, но умом смирял естественную страсть и только боялся, чтобы инстинкт природы не победил мой разум.
На прощание поблагодарил за участие, за хлопоты, прислонил тыльную сторону её руки к своей пылающей щеке, – что-то и она мне сказала, но что – не помню.
Уснул я скоро, как только привалился к подушке. Но с Леной не расставался и во сне. Она явилась мне в белом платье с большим вырезом на груди и алой розой в волосах. Жестом Улановой подала мне руку. И мы пошли, но не по городу, а будто бы плыли в каком-то бесплотном бледно-голубом пространстве. Я пытался пожать её руку, привлечь к себе, но рука, как и всё вокруг, была прозрачной и невесомой и куда-то ускользала. Потом была комната, и стол, – письменный, с множеством ящичков. Из приоткрытого ящика вдруг показалась голова змеи. И потянулась к моему лицу. Я отпрянул. Знал, что змея не простая – смерть от её укуса наступает почти мгновенно.
– Не бойся меня, – говорил голос. – Я тебя ужалила, – вон, видишь, красное пятнышко на лбу, но это не опасно. От моего укуса ты будешь красивый, как Есенин, и могучий, как Маяковский.
Говорила она, Елена.
Я пробудился, и очень обрадовался тому, что змея была во сне.
Прошёл в комнату, где мы сидели ночью, и тут, на столе, был накрыт завтрак и лежала записка: «Мой милый капитан! Я тебя закрыла на ключ, и ты не пытайся вырваться из моего плена. И не отвечай на телефонные звонки и сам никому не звони. Ни в коем случае! Я скоро приду и всё тебе расскажу».
Успел побриться, принять душ и только что позавтракал, как явилась хозяйка. Глянул на неё и – оторопел: белое платье с глубоким вырезом и алая роза в волосах: всё точно такое, как привиделось во сне.
– Я только что проснулся. Между прочим, во сне вас видел.
– Приятный сюрприз! Хочу почаще являться вам в сновидениях.
Лена смеялась, шутила, – не было и тени вчерашней мудрой вещуньи, – она как бы даже жалела о проведённой на меня атаке.
В ней не было заметно откровенного кокетства, но, как всякая женщина, она невольно принимала эффектные позы, хотела показать все скрытые в ней достоинства и делала это с большим искусством.
– Я готов весь остаток жизни провести у вас в плену, но скажите: мне что-нибудь угрожает?
– У нас мало времени, а потому буду с вами откровенна: по линии Фиша у нас всегда идёт верная информация. Фиш живёт в Париже, но он знает больше, чем наш посол. И, может быть, больше, чем министр иностранных дел. Я шифровальщица, владею четырьмя языками – первая получаю шифровки для посла и отправляю донесения министру, но и мои знания ограничены. В одном только я уверена: информацию о вас получу первая. Если будет опасность – дам знать и возьму вам билет на скоростной поезд до Парижа. Рапидом называется. Там вас встретит Фиш. Он думает, я работаю на него, но я русская и работаю на Россию. Вы мне показались надёжным союзником, – вот вам моя рука.
Я с жаром пожал её и сказал:
– На меня надейтесь, как на себя. Если моей Родине будет нужно, чтобы я жил в Париже, – я готов.
Лена порывисто меня обняла, поцеловала в щёку.
– Вы мне нравитесь.
– Эти слова я вам должен был сказать, но не посмел.
– Тоже мне – фронтовик, да ещё, говорят, лётчик, а перед бабой робеет.
Мы вышли из дома. У подъезда стоял автомобиль – длинный, широкий и – серебристый. Глаза-фары отсвечивали луч солнца… Змея!.. Серебристо-белая с горящими глазами.
Я опешил. Остановился.
– Что с вами?..
– Странно!.. Я видел сон… и ваше платье, и роза в волосах, и этот автомобиль.
– Я этого хотела. Я теперь часто буду приходить к вам во сне.
Широким жестом растворила дверцу переднего салона:
– Садитесь.
И мы поехали.
– У вас такой роскошный автомобиль.
– Мне подарил его Фиш. Только не подумайте, что он был моим мужем. Да, мы расписались, я ношу его фамилию, но мужем и женой мы никогда не были.
– Странная история! – проговорил я голосом, в котором слышалась целая гамма неясных, до конца не осознанных, но вполне различимых эмоций; наверное, тут были и сомнение в правдивости её слов, и удивление невероятностью ситуации, но главное – ревность, зародившаяся в глубине подсознания, зародившаяся помимо моей воли.
Несомненно, она услышала тревогу сердца, одушевилась победой, – бросила на меня взгляд своих сверкающих глаз.
Женщина сродни охотнику и охотится постоянно, невзирая на возраст, – и каждый удачный выстрел доставляет ей радость. Наверное, здесь таится главнейший закон природы, – скрытый от посторонних глаз механизм продолжения рода, приспособительная сила внутривидовой селекции.
– Сказавший «а» должен сказать и «б». Так, наверное? А?..
– Хотел бы услышать не только «б», но и «в», «г», «д», – и весь алфавит. А там – и таблицу умножения. А ещё дальше – и бесчисленное множество алгоритмов.
– Мужики – жадный народ, вам всегда и всего мало. Но так и быть, расскажу вам историю моего превращения из Елены Мишиной в Елену с противной фамилией Фиш. Хотите слушать?
– Ещё бы! Если не расскажете – я умру от любопытства.
– Я была студенткой Института международных отношений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132