"Боже мой! Я превращаюсь в
рыбу!" - воскликнул я.
Доказательства реальности этой мысли не замедлили появиться. Чешуя с моего
рубца жгла колено и стала размножаться. Я ощутил, как мои бедра, сначала
одно, затем другое, потом живот стали покрываться чешуей. Я хотел
насладиться этим чудом и продолжал держать глаза закрытыми почти четверть
часа.
"Ну, - сказал я себе, все еще не веря, - сейчас я открою глаза и увижу, что
превратился в рыбу."
Сладко несло по течению мое тело, и я купался в лучах заходящего солнца.
Наконец я открыл глаза. О! Я был покрыт сверкающими чешуйками. Но в ту же
минуту я понял, откуда они взялись: это были всего-навсего брызги моего
застывшего фиксатива.
В этот момент горничная должна была принести мне съестное: тосты,
сдобренные оливковым маслом. Увидев меня, она поняла ситуацию: "Вы вымокли,
как рыба! Не понимаю, как вы можете работать со всеми этими ужасными вас
мухами!" Я углубился в свои видения до самых сумерек.
О, Сальвадор! Твое превращение в рыбу - символ христианства - произошло
благодаря мучениям с мухами. Какой типично далиниевский безумный способ
идентифицироваться с Христом, когда ты пишешь Его!
Кончиком языка, которому было больно от дневной работы, мне удалось,
наконец, отделить весь струп, а не только одну из его хрупких чешуек. В то
время, как я писал одной рукой, большим и указательным пальцами другой
бесконечно осторожно я держал струп. Он был тонкий, я сжал его, он
сломался. Я прислушался к его запаху. Запаха не было. С отсутствующим
настроением я на мгновение уместил его между носом и верхней губой, которая
приоткрылась в гримасе, точно передавшей мое чувство изнеможденного
головокружения. Блаженная усталость незаметно овладела мной.
Я отодвинулся от стола. Струп едва не упал на пол. Я поймал его уже на
тарелке, стоявшей у меня на коленях. Но это не вывело меня из состояния
прострации, и мой рот застыл в гримасе как бы навечно. Но, к счастью, из
состояния неодолимой апатии меня вывела радость обнаружения моего струпа. В
панике я начал искать его на тарелке, где среди бесчисленных крошек от
съеденного хлеба темнело коричневое пятно. Я подумал, что струп вновь мой,
сжал его двумя пальцами2, чтобы поиграть с ним еще немного. Но ужасная
мысль пришла мне в голову: я уже не был уверен, что это был мой струп. Мне
надо было поразмыслить. Это была загадка, ибо я вообразил, что произвел его
сам, но поскольку размер, вид и отсутствие запаха были те же, какое это
имеет значение, настоящий это струп или нет? Это сравнение взбесило меня,
ибо я подумал, что божественный Христос, которого я писал во время своего
истязания мухами, никогда не существовал.
Яростные гримасы вместе с моей волей к власти углубили кровоточащую трещину
в углу рта. Алая овальная капля стекла на подбородок.
Да! Совершенно в испанском духе то, что я всегда мечу свои безумные игры
кровью - способом, столь милым сердцу Ницше!
3 июля
Как обычно через четверть часа после завтрака, я заложил за ухо цветок
жасмина и пошел в туалет. Едва я уселся, кишечник начал работать, что
происходило почти без запаха. Настолько, что душистая туалетная бумага и
аромат жасмина преобладали. Это событие могло быть предварено блаженными и
чрезвычайно приятными снами минувшей ночи, предвещавшими мне однородный,
лишенный запаха стул. Сегодняшний стул был совершенным, ибо все
соответствовало необходимым условиям. Я отношу это полностью за счет моего
почти абсолютного аскетизма и с отвращением и почти ужасом вспоминаю о моем
стуле во времена мадридских дебошей с Лоркой и Бюнюэлем, когда мне был
двадцать один год. Это было неописуемо, ядовитый позор, 8лихорадочный,
спастический, брызжущий, конвульсивный, инфернальный, диферамбический,
экзистенциальный, мучительный и кровавый; в сравнении с ним сегодняшняя
ровность и душистость весь день заставляли меня думать о меде заботливой,
суетящейся пчелы.
У меня была тетушка, которая приходила в ужас от всего вульгарного. Сама
мысль о том, что она может испортить воздух, наполняла ее глаза слезами.
Она готова была поклясться, что никогда в жизни не имела стула. Сейчас мне
ее подвиг кажется не таким впечатляющим. На самом деле в периоды аскетизма
и интенсивной духовной жизни я замечал, что оправляюсь совсем немного.
Утверждение, часто встречающееся в старых текстах, о том, что у святых
отшельников вообще не было экскрементов, кажется мне близким к истине,
особенно если вспомнить мысль Филиппа Аврелия Теофаста Бомбастуса фон
Гугенхайма *(Парацельс (1493-1541)) , который говорил, что рот - это не
рот, но желудок, и он становится им после длительного разжевывания без
последующего проглатывания пищи; если выплюнуть ее, она все еще остается
питающая. Отшельники жевали и выплевывали насекомых. Наивный религиозный
вымысел, что они жили на небесах, которые дарили им свою эйфорию.
Необходимость проглатывать - я писал об этом в своих исследованиях о
каннибализме *(Действительно Дали говорил об этом в своей книге "Тайная
жизнь", но полностью исследование пока не опубликовано и выйдет в 2-х или
3-х томах.) - меньше соответствует диетическому питанию, чем потребности
эмоционального и морального порядка. Мы проглатываем пищу, чтобы
максимально идентифицироваться с любыми. Таким же образом мы проглатываем
Божественный ломоть, не прожевывая. Это объясняет антагонизм между
прожевыванием и проглатыванием. Святой отшельник заботился о разделении
этих двух актов. Чтобы посвятить себя такой "жвачной роли" на Земле, он
старается кормиться, используя только свои челюсти, акт проглатывания
остается, таким образом, уделом Господа Бога.
4 июля
Моя жизнь устроена, как заведенный механизм: все в ней строго согласовано.
Как только я окончил работу, к моему дому подошли два посетителя с
сопровождающей их группой людей. Один из них - L., барселонский издатель
Дали, заявил, что он специально приехал из Аргентины; второй - Pla .
Сначала меня посвятил в свои планы L.: он намерен издать в Аргентине четыре
книги:
1. Фундаментальное исследование Рамона Гомеза де ла Серна, которому я
обещал предоставить весьма любопытные материалы.
2. Мою "Рассекреченную "жизнь" *(Речь идет о "Дненике гения".) , которую я
писал в это время.
3. "Скрытые лики" Серна, которую он уже приобрел в Барселоне.
4. Несколько моих рисунков эзотерического характера с комментариями ла
Серна.
L. просил меня дать иллюстрации. Я же решил наоборот: пусть он сам
организует иллюстративное оформление книги, написанной мной.
Pla., приехав, сразу повторил то, что сказал при нашей последней встрече: "
В конце концов усы поранят Вас!" Между ним и L. началась перепалка. Чтобы
прекратить ее, я сказал, что Pla. написал статью, которая своей
проницательностью произвела на меня сильное впечатление. На что тот
ответил: "Говорите мне такое почаще, и я напишу столько статей, сколько вам
захочется!"
"Напишите обо мне книгу! Вы сделаете это лучше, чем кто бы то ни было!"
"Хорошо! Я напишу ее!"
"А я ее издам! - воскликнул L. - Да и Рамон уже почти закончил очередную
книгу о Дали."
"Но Рамон даже не знаком с Дали лично!" - возразил раздраженно Pla. *(Из
всех проектов был реализован только один - фотографический альбом,
названный "Усы Дали", в котором, используя фотографии Халсмана, Дали
попытался классифицировать каждый волосок своих усов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
рыбу!" - воскликнул я.
Доказательства реальности этой мысли не замедлили появиться. Чешуя с моего
рубца жгла колено и стала размножаться. Я ощутил, как мои бедра, сначала
одно, затем другое, потом живот стали покрываться чешуей. Я хотел
насладиться этим чудом и продолжал держать глаза закрытыми почти четверть
часа.
"Ну, - сказал я себе, все еще не веря, - сейчас я открою глаза и увижу, что
превратился в рыбу."
Сладко несло по течению мое тело, и я купался в лучах заходящего солнца.
Наконец я открыл глаза. О! Я был покрыт сверкающими чешуйками. Но в ту же
минуту я понял, откуда они взялись: это были всего-навсего брызги моего
застывшего фиксатива.
В этот момент горничная должна была принести мне съестное: тосты,
сдобренные оливковым маслом. Увидев меня, она поняла ситуацию: "Вы вымокли,
как рыба! Не понимаю, как вы можете работать со всеми этими ужасными вас
мухами!" Я углубился в свои видения до самых сумерек.
О, Сальвадор! Твое превращение в рыбу - символ христианства - произошло
благодаря мучениям с мухами. Какой типично далиниевский безумный способ
идентифицироваться с Христом, когда ты пишешь Его!
Кончиком языка, которому было больно от дневной работы, мне удалось,
наконец, отделить весь струп, а не только одну из его хрупких чешуек. В то
время, как я писал одной рукой, большим и указательным пальцами другой
бесконечно осторожно я держал струп. Он был тонкий, я сжал его, он
сломался. Я прислушался к его запаху. Запаха не было. С отсутствующим
настроением я на мгновение уместил его между носом и верхней губой, которая
приоткрылась в гримасе, точно передавшей мое чувство изнеможденного
головокружения. Блаженная усталость незаметно овладела мной.
Я отодвинулся от стола. Струп едва не упал на пол. Я поймал его уже на
тарелке, стоявшей у меня на коленях. Но это не вывело меня из состояния
прострации, и мой рот застыл в гримасе как бы навечно. Но, к счастью, из
состояния неодолимой апатии меня вывела радость обнаружения моего струпа. В
панике я начал искать его на тарелке, где среди бесчисленных крошек от
съеденного хлеба темнело коричневое пятно. Я подумал, что струп вновь мой,
сжал его двумя пальцами2, чтобы поиграть с ним еще немного. Но ужасная
мысль пришла мне в голову: я уже не был уверен, что это был мой струп. Мне
надо было поразмыслить. Это была загадка, ибо я вообразил, что произвел его
сам, но поскольку размер, вид и отсутствие запаха были те же, какое это
имеет значение, настоящий это струп или нет? Это сравнение взбесило меня,
ибо я подумал, что божественный Христос, которого я писал во время своего
истязания мухами, никогда не существовал.
Яростные гримасы вместе с моей волей к власти углубили кровоточащую трещину
в углу рта. Алая овальная капля стекла на подбородок.
Да! Совершенно в испанском духе то, что я всегда мечу свои безумные игры
кровью - способом, столь милым сердцу Ницше!
3 июля
Как обычно через четверть часа после завтрака, я заложил за ухо цветок
жасмина и пошел в туалет. Едва я уселся, кишечник начал работать, что
происходило почти без запаха. Настолько, что душистая туалетная бумага и
аромат жасмина преобладали. Это событие могло быть предварено блаженными и
чрезвычайно приятными снами минувшей ночи, предвещавшими мне однородный,
лишенный запаха стул. Сегодняшний стул был совершенным, ибо все
соответствовало необходимым условиям. Я отношу это полностью за счет моего
почти абсолютного аскетизма и с отвращением и почти ужасом вспоминаю о моем
стуле во времена мадридских дебошей с Лоркой и Бюнюэлем, когда мне был
двадцать один год. Это было неописуемо, ядовитый позор, 8лихорадочный,
спастический, брызжущий, конвульсивный, инфернальный, диферамбический,
экзистенциальный, мучительный и кровавый; в сравнении с ним сегодняшняя
ровность и душистость весь день заставляли меня думать о меде заботливой,
суетящейся пчелы.
У меня была тетушка, которая приходила в ужас от всего вульгарного. Сама
мысль о том, что она может испортить воздух, наполняла ее глаза слезами.
Она готова была поклясться, что никогда в жизни не имела стула. Сейчас мне
ее подвиг кажется не таким впечатляющим. На самом деле в периоды аскетизма
и интенсивной духовной жизни я замечал, что оправляюсь совсем немного.
Утверждение, часто встречающееся в старых текстах, о том, что у святых
отшельников вообще не было экскрементов, кажется мне близким к истине,
особенно если вспомнить мысль Филиппа Аврелия Теофаста Бомбастуса фон
Гугенхайма *(Парацельс (1493-1541)) , который говорил, что рот - это не
рот, но желудок, и он становится им после длительного разжевывания без
последующего проглатывания пищи; если выплюнуть ее, она все еще остается
питающая. Отшельники жевали и выплевывали насекомых. Наивный религиозный
вымысел, что они жили на небесах, которые дарили им свою эйфорию.
Необходимость проглатывать - я писал об этом в своих исследованиях о
каннибализме *(Действительно Дали говорил об этом в своей книге "Тайная
жизнь", но полностью исследование пока не опубликовано и выйдет в 2-х или
3-х томах.) - меньше соответствует диетическому питанию, чем потребности
эмоционального и морального порядка. Мы проглатываем пищу, чтобы
максимально идентифицироваться с любыми. Таким же образом мы проглатываем
Божественный ломоть, не прожевывая. Это объясняет антагонизм между
прожевыванием и проглатыванием. Святой отшельник заботился о разделении
этих двух актов. Чтобы посвятить себя такой "жвачной роли" на Земле, он
старается кормиться, используя только свои челюсти, акт проглатывания
остается, таким образом, уделом Господа Бога.
4 июля
Моя жизнь устроена, как заведенный механизм: все в ней строго согласовано.
Как только я окончил работу, к моему дому подошли два посетителя с
сопровождающей их группой людей. Один из них - L., барселонский издатель
Дали, заявил, что он специально приехал из Аргентины; второй - Pla .
Сначала меня посвятил в свои планы L.: он намерен издать в Аргентине четыре
книги:
1. Фундаментальное исследование Рамона Гомеза де ла Серна, которому я
обещал предоставить весьма любопытные материалы.
2. Мою "Рассекреченную "жизнь" *(Речь идет о "Дненике гения".) , которую я
писал в это время.
3. "Скрытые лики" Серна, которую он уже приобрел в Барселоне.
4. Несколько моих рисунков эзотерического характера с комментариями ла
Серна.
L. просил меня дать иллюстрации. Я же решил наоборот: пусть он сам
организует иллюстративное оформление книги, написанной мной.
Pla., приехав, сразу повторил то, что сказал при нашей последней встрече: "
В конце концов усы поранят Вас!" Между ним и L. началась перепалка. Чтобы
прекратить ее, я сказал, что Pla. написал статью, которая своей
проницательностью произвела на меня сильное впечатление. На что тот
ответил: "Говорите мне такое почаще, и я напишу столько статей, сколько вам
захочется!"
"Напишите обо мне книгу! Вы сделаете это лучше, чем кто бы то ни было!"
"Хорошо! Я напишу ее!"
"А я ее издам! - воскликнул L. - Да и Рамон уже почти закончил очередную
книгу о Дали."
"Но Рамон даже не знаком с Дали лично!" - возразил раздраженно Pla. *(Из
всех проектов был реализован только один - фотографический альбом,
названный "Усы Дали", в котором, используя фотографии Халсмана, Дали
попытался классифицировать каждый волосок своих усов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35