За исключением, пожалуй, рассказа «Цвет яблони» и еще нескольких небольших рассказов, сборник «Человек из Девона» во многом отличается от всех других произведений Голсуорси. Здесь нет и тени сатиры, нет стремления критиковать или призывать к изменению чего-либо; это истории простых, сильно чувствующих людей, живущих в Девоне. На этой стадии своего творчества Голсуорси экспериментировал, пытаясь выработать собственный метод, и неудивительно, что в одной книге могли появиться два таких разных произведения, как «Человек из Девона» и «Спасение Форсайта». Обнаружив в себе призвание к сатире, он не спешит складывать новое оружие. Пейшнс – образ более привлекательный, но Суизин – более сильный образ. Выбор сделан: Суизин Форсайт становится первым настоящим литературным детищем Голсуорси.
Глава 10
ЛОНДОН И ЭДВАРД ГАРНЕТ
К моменту издания «Человека из Девона» Голсуорси исполнилось тридцать четыре года. Уже опубликованы четыре книги под псевдонимом Джон Синджон , и их автор удостоен положительной оценки некоторых критиков. Голсуорси работает над двумя новыми книгами: «Остров фарисеев» и «Собственник», которые займут важное место в его творческой эволюции. Настало время отказаться от анонимности nom de plume и предстать перед миром под настоящим именем – Джон Голсуорси.
Теперь необходимо остановиться и более детально изучить «образ жизни» этого человека, который стоит на пороге мира большой литературы, переживает переходный период, который бывает у всех писателей, добившихся успеха в своем деле. Сегодня он пока один из многих, обычный саженец в большом саду, а завтра уже обгоняет всех в росте, превращается в цветущее дерево, непохожее на другие, завоевывает славу.
Роман Голсуорси с Адой продолжался уже почти шесть лет. В 1902 году Ада предприняла решительный шаг и поселилась отдельно от мужа: «Теперь никто не стремится наказать меня, за исключением майора, готового прибегнуть к побоям», – говорила она в июле Моттрэму. Открыто любовники могли появиться вместе лишь во время совместных путешествий за границу, в которых Джон выступал в качестве «сопровождающего лица» Ады. Это обстоятельство плюс любовь Ады к заграничным поездкам приводили к тому, что много времени они проводили в путешествиях, ставших составной частью их совместной жизни. Аде очень повезло с родом занятий ее «компаньона», как писала она в своих путевых заметках «Через горы и дальше»: писателя «невозможно лишить его дела, если он только сам этого не захочет. Блокнот, ручка, походная чернильница (так как наш писатель не желал пользоваться авторучками: это был некий ритуал – задумчиво, размеренно, ритмично погружать ручку в чернильницу было ему необходимо так же, как и дышать, хотя он и не осознавал этого), и, таким образом, он был во всеоружии».
Неясно, по каким именно причинам, но Голсуорси пришел к выводу, что его жизнь похожа на жизнь странствующего музыканта, который к тому же не имеет своего дома. «Я – вечный странник, – пишет он своему другу Сент Джону Хорнби в октябре 1897 года, – никогда не знаю, куда подамся через месяц, но, как тебе известно, твердо убежден в том, что прелесть жизни состоит в движении. Нужно для начала стать доверенным лицом при заключении брачного контракта одного из своих друзей, вести его дела и так войти в привычную колею – или же заняться чем-нибудь, что удержало бы меня в определенном месте... Наверное, я буду прав, если скажу тебе, что я не из этой породы».
Трудно назвать точные сроки и маршрут странствий Ады и Джона Голсуорси в эти годы. В биографии, написанной Мэрротом при содействии Ады, мало говорится о событиях между 1895 и 1905 годами, к тому же Ада собственноручно вырезала из своего дневника страницы, касающиеся этого периода. Похоже, что она хотела вообще выбросить из памяти эти годы «незаконной» любви; по крайней мере они не должны были составлять часть официальной биографии Джона Голсуорси.
Тем не менее эти годы были одними из наиболее продуктивных и многообещающих в судьбе Голсуорси. В книге «Через горы...» даты сильно смещены (я думаю, специально), но мне кажется, что следующее беззаботное описание относится именно к этому периоду:
«В те далекие дни мы много ходили пешком. Обычно выбиралось какое-нибудь живописное место – Кортина или, скажем, Ландро – в качестве отправного пункта, и мы совершали длительную прогулку, выходя до восхода солнца и возвращаясь в темноте. Сначала бывало очень холодно, но если через четверть часа мы не разогревались, то дело было либо в неважной погоде, либо мы просто плохо оделись. Выпив с утра только кофе с булочкой, уже в семь часов мы приступали к легкому второму завтраку. И так в течение всего дня – лишь легкие закуски с двух-трехчасовым интервалом. Мы считали такой распорядок дня менее утомительным и более благоприятным, чем обычные обильные застолья и последующий неподвижный отдых».
Бывали у них и «дни отдыха», когда они не гуляли, а сидели на «тяжелых деревянных балконах, где пили кофе, ели булочки и мед, наслаждаясь свежим бодрящим утренним солнышком. Эти дни были действительно отдыхом после наших походов, требовавших большого напряжения; Джон понемногу писал».
Они действительно много ходили пешком, Ада пишет, что их рекорд составлял «31 милю, пройденную без особой усталости, так как мы дышали чистым горным воздухом». Этот отдых, как и многие предыдущие, Голсуорси провели в Доломитовых Альпах – их излюбленном месте.
Весной 1902 года Ада жила уже отдельно от мужа, а в Лондоне они с Джоном, хотя формально и жили порознь, занимали квартиры, находившиеся по соседству – Ада в Хауз-Чеймберз в Кемпдене, Джон – на Кемпден-Хилл, в доме 16а – Обри-Уок. Неподалеку на Холланд-Парк-авеню жили и Георг и Лилиан Саутеры. Все три квартиры находились в нескольких минутах ходьбы друг от друга. Как нам известно, Лилиан Саутер с сочувствием относилась к связи брата с Адой, была предана своей будущей невестке, и ее дом в это время стал центром, фокусирующим интересы этого небольшого общества. Ральф Моттрэм, впервые посетивший Аду и Джека в 1904 году, нашел в доме Саутеров настоящее пристанище. Он оставил описание необычной, но очень приятной атмосферы, царившей в этом семействе.
«Дверь (как и все подобные двери в те времена) открыла горничная в белом чепце и переднике, она провела меня в огромную, даже чрезмерно огромную студию со всеми соответствующими атрибутами – мольбертами, занавесями, рамками, красками, разложенными у стен или сложенными в галерее, в которой достаточно пространства для большого, хорошо накрытого стола, на котором стояли чашки, тарелки и настоящий русский самовар на подставке, накрытый специальным соломенным чехлом. Все это придавало комнате более «домашнюю обстановку», чем бывает обычно в таких местах. Председательствовала за столом миссис Лилиан Саутер. Ей помогали, с одной стороны, Джек и Ада, с другой – ее муж. У их ног, наполовину спрятавшись за материнским платьем или за ковром, возился самый веселый и необычный из всех мальчишек. Это был Рудо, семи лет от роду».
Самому Ральфу Моттрэму в это время был всего лишь двадцать один год, но Аду он знал всю свою жизнь, так как его отец до 1900 года был ее доверенным лицом и опекуном. Когда она объявила о намерении оставить своего мужа майора Голсуорси, мистер Моттрэм-старший, огорченный ее поступком и не одобривший его, отказался быть и далее опекуном Ады.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85