Сверкающие золотые нити переплетены настолько тонко и в то же время основательно, что их нельзя разъединить, иначе они потеряют и цвет, и форму. Она редкая женщина, но ее неповторимость не того сорта, которая сразу же бросается в глаза, она соткана из более тонких компонентов и подобна прекрасному fleur с удивительным ароматом: в этом цветке нет никаких крайностей, никакой стремительности. В ней сочетается грациозность и пикантность крестьянки из Кортины с некоторыми чертами герцогини д'Арбельмаль на портрете Рейнолдса, причем достоинства одной и другой – старинного происхождения. Она принадлежит природе, и в то же время она открыта последним достижениям цивилизации. Человек она очень сложный, но эта ее сложность не бросается в глаза, так как в ней все очень гармонично. Ей больше подходит слово «постоянство», чем «переменчивость». Душою она похожа на нимфу, а Вы ведь знаете, что нимфам свойственно неуловимое постоянство».
Для Джона Ада была скорее богиней, чем женщиной, она была слишком утонченной, слишком совершенной. Он никак не мог привыкнуть к мысли о том, что это божество снизошло до него, спустилось с вершин Олимпа, было в течение десяти лет его постоянным спутником и теперь стало его женой. То, что в его любви было так много обожания, вредило им обоим. Ему нужно было человеческое существо, нормальная живая женщина, но он вряд ли позволил бы Аде стать такою.
Когда Джон повез Аду в Оксфорд показать ей Нью-Колледж, где он учился, привратник упорно называл ее «миледи». Ребенок в одном доме, где гостили Голсуорси, сказал, что Ада «самый утонченный» их посетитель из всех, когда-либо бывавших в доме! Эти два случая говорят сами за себя: на всех, с кем она встречалась, Ада производила впечатление аристократки, почти королевы.
Может возникнуть вопрос: насколько искренней была ее любовь к Джону? Ада была целиком и полностью ему предана. Сейчас, по прошествии стольких лет, в век эмансипации, ее сосредоточенность на Джоне может показаться даже какой-то аномалией. Он был смыслом ее жизни. Она всегда хотела быть женщиной, которая находится подле писателя, иметь «своего» писателя, поэтому вся ее жизнь замыкалась на муже и его работе. Когда она не писала для него писем, не перепечатывала его рукописи, не играла для него на рояле, ей становилось невыносимо скучно, и именно поэтому ей необходимы были развлечения, в которых Джон совершенно не нуждался. В Манатоне она мечтала о лондонской светской жизни и о заграничных поездках, а он, находясь в лучшем для него месте на земле, был полностью удовлетворен – ездил верхом, бродил по угодьям, мечтал, писал. Но Ада заболела: ни климат запада Англии, ни тот образ жизни, который они там вели, ей не подходили.
Любой современный биограф Голсуорси, который не постиг характера Ады, не сможет до конца понять своеобразия их взаимоотношений. Ада была типичной женщиной своего времени. Когда на престол взошел король Эдуард VII, ей было уже около сорока, то есть она выросла и сформировалась как личность во второй половине правления королевы Виктории. Она могла разделять некоторые убеждения Голсуорси в духе эпохи, особенно касавшиеся брака, но в других отношениях она была абсолютно несовременна. Нельзя не признать, что высказывания современников, ее собственные письма и дневники, образ Ирэн Форсайт, прототипом которого она послужила, делают ее довольно непривлекательной, с точки зрения современного читателя, особой. Она кажется очень искусственной, чересчур чувствительной и хрупкой. «К чему весь этот шум?» – думаем мы, узнав подоплеку ненависти Ирэн к Сомсу. Точно так же Ада относилась к майору Голсуорси; но сколько женщин живут с не слишком подходящими им мужьями и не устраивают из этого трагедий! Неужели она так и не смогла забыть своего первого брака и жить счастливо с человеком, которого она любит? Нет, Ада не смогла этого сделать.
Но те, кто знал Аду, и знал ее хорошо, придерживаются другой точки зрения. В мою задачу входило подробно обсудить с ними этот вопрос, и все они настойчиво твердили, что живая Ада была совсем не таким человеком, какой мы ее представляем. В ней было что-то завораживающее, каждое ее движение было исполнено грации и красоты. Дороти Истон, крестница Голсуорси, отмечает, что она была «неуловимой» и совершенно ни на кого не похожей. Встречала ли она гостей или наливала чай – все это делалось в своей, особой и неповторимой, манере. Джон, конечно, восхищался ею больше всех; он не мог оторвать от нее глаз, ее присутствие было для него постоянным источником радости.
Их союз был не совсем обычным. В мире грубых мужчин Джон был для Ады кем-то вроде сэра Галахэда, спасшим ее от ужасной жизни с Артуром Голсуорси. Ей нужна была защита, и он защитил ее. Он, оберегал ее от низменной природы мужского естества, но самым важным было то, что он щадил ее, столь легко ранимую всем грубым и обидным. Именно в этом свете и нужно рассматривать заявление Дороти Истон, что, по словам ее бабушки, в семье твердо верили, что Джон и Ада «никогда не бывали вместе».
Если все это действительно так, если интимная сторона жизни занимала в их отношениях столь незначительное место, все это могло иметь для Ады немалое значение. Любовь Джона к Аде и то, что она видела в нем единственного мужчину, который ее любит и в то же время уважает ее стыдливость, объясняют ту необыкновенную атмосферу преданности и совершенства их отношений, которая была им присуща и которая так бросалась в глаза окружающим.
Ада была интеллигентной женщиной и верила, что стремится предоставить мужу интеллектуальную свободу. Но в характере Джона были такие черты, которых она не понимала, в его мозгу были такие уголки, куда Ада проникнуть не могла. Она не обращала внимания на некоторые очень серьезные и грустные вещи, будучи замужем за человеком, который почти всегда был серьезным, а порою и очень грустным.
Одиночество Голсуорси, его самоуглубленность, почти отрешенность его натуры нашли наиболее полное отражение в его поэзии, но те, в чьей поддержке он нуждался, менее всего вдохновляли его на этот вид творчества. В июне 1901 года он послал Гарнету очень длинное стихотворение (тридцать одна строфа), чтобы узнать его мнение. Ответ Гарнета был совершенно обескураживающим: «Возвращаю Вам поэму «Сон», которая, безусловно, весьма эффектна. Я лично считаю, что она слишком outr?. Мой приговор: хорошо отработанное показное стихотворение. ...P.S. Признаю, что «Сон» – мудрое стихотворение, но мне не нравится его мудрость: она заставляет меня чувствовать себя старым и обремененным предрассудками!» Стихотворение было опубликовано в 1912 году в первом поэтическом сборнике Голсуорси «Настроения, песни и вирши», но, когда Ада после смерти мужа издала его «Избранные стихи», это произведение было выпущено. «Оно повествовало о той стороне жизни, на которую Ада не обращала внимания», – сказал мне Рудольф Саутер.
Это стихотворение очень глубоко по своему философскому звучанию, более того, оно открывает ту сторону характера Голсуорси, которая очень мало отражена в его романах и пьесах:
Я спал. Господь, передо мной
Представ, туда меня повел,
Где петли сучьев в час ночной
Раскинул почерневший ствол.
В сиянье звездного венца
Сказал Господь: «О сын земли!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Для Джона Ада была скорее богиней, чем женщиной, она была слишком утонченной, слишком совершенной. Он никак не мог привыкнуть к мысли о том, что это божество снизошло до него, спустилось с вершин Олимпа, было в течение десяти лет его постоянным спутником и теперь стало его женой. То, что в его любви было так много обожания, вредило им обоим. Ему нужно было человеческое существо, нормальная живая женщина, но он вряд ли позволил бы Аде стать такою.
Когда Джон повез Аду в Оксфорд показать ей Нью-Колледж, где он учился, привратник упорно называл ее «миледи». Ребенок в одном доме, где гостили Голсуорси, сказал, что Ада «самый утонченный» их посетитель из всех, когда-либо бывавших в доме! Эти два случая говорят сами за себя: на всех, с кем она встречалась, Ада производила впечатление аристократки, почти королевы.
Может возникнуть вопрос: насколько искренней была ее любовь к Джону? Ада была целиком и полностью ему предана. Сейчас, по прошествии стольких лет, в век эмансипации, ее сосредоточенность на Джоне может показаться даже какой-то аномалией. Он был смыслом ее жизни. Она всегда хотела быть женщиной, которая находится подле писателя, иметь «своего» писателя, поэтому вся ее жизнь замыкалась на муже и его работе. Когда она не писала для него писем, не перепечатывала его рукописи, не играла для него на рояле, ей становилось невыносимо скучно, и именно поэтому ей необходимы были развлечения, в которых Джон совершенно не нуждался. В Манатоне она мечтала о лондонской светской жизни и о заграничных поездках, а он, находясь в лучшем для него месте на земле, был полностью удовлетворен – ездил верхом, бродил по угодьям, мечтал, писал. Но Ада заболела: ни климат запада Англии, ни тот образ жизни, который они там вели, ей не подходили.
Любой современный биограф Голсуорси, который не постиг характера Ады, не сможет до конца понять своеобразия их взаимоотношений. Ада была типичной женщиной своего времени. Когда на престол взошел король Эдуард VII, ей было уже около сорока, то есть она выросла и сформировалась как личность во второй половине правления королевы Виктории. Она могла разделять некоторые убеждения Голсуорси в духе эпохи, особенно касавшиеся брака, но в других отношениях она была абсолютно несовременна. Нельзя не признать, что высказывания современников, ее собственные письма и дневники, образ Ирэн Форсайт, прототипом которого она послужила, делают ее довольно непривлекательной, с точки зрения современного читателя, особой. Она кажется очень искусственной, чересчур чувствительной и хрупкой. «К чему весь этот шум?» – думаем мы, узнав подоплеку ненависти Ирэн к Сомсу. Точно так же Ада относилась к майору Голсуорси; но сколько женщин живут с не слишком подходящими им мужьями и не устраивают из этого трагедий! Неужели она так и не смогла забыть своего первого брака и жить счастливо с человеком, которого она любит? Нет, Ада не смогла этого сделать.
Но те, кто знал Аду, и знал ее хорошо, придерживаются другой точки зрения. В мою задачу входило подробно обсудить с ними этот вопрос, и все они настойчиво твердили, что живая Ада была совсем не таким человеком, какой мы ее представляем. В ней было что-то завораживающее, каждое ее движение было исполнено грации и красоты. Дороти Истон, крестница Голсуорси, отмечает, что она была «неуловимой» и совершенно ни на кого не похожей. Встречала ли она гостей или наливала чай – все это делалось в своей, особой и неповторимой, манере. Джон, конечно, восхищался ею больше всех; он не мог оторвать от нее глаз, ее присутствие было для него постоянным источником радости.
Их союз был не совсем обычным. В мире грубых мужчин Джон был для Ады кем-то вроде сэра Галахэда, спасшим ее от ужасной жизни с Артуром Голсуорси. Ей нужна была защита, и он защитил ее. Он, оберегал ее от низменной природы мужского естества, но самым важным было то, что он щадил ее, столь легко ранимую всем грубым и обидным. Именно в этом свете и нужно рассматривать заявление Дороти Истон, что, по словам ее бабушки, в семье твердо верили, что Джон и Ада «никогда не бывали вместе».
Если все это действительно так, если интимная сторона жизни занимала в их отношениях столь незначительное место, все это могло иметь для Ады немалое значение. Любовь Джона к Аде и то, что она видела в нем единственного мужчину, который ее любит и в то же время уважает ее стыдливость, объясняют ту необыкновенную атмосферу преданности и совершенства их отношений, которая была им присуща и которая так бросалась в глаза окружающим.
Ада была интеллигентной женщиной и верила, что стремится предоставить мужу интеллектуальную свободу. Но в характере Джона были такие черты, которых она не понимала, в его мозгу были такие уголки, куда Ада проникнуть не могла. Она не обращала внимания на некоторые очень серьезные и грустные вещи, будучи замужем за человеком, который почти всегда был серьезным, а порою и очень грустным.
Одиночество Голсуорси, его самоуглубленность, почти отрешенность его натуры нашли наиболее полное отражение в его поэзии, но те, в чьей поддержке он нуждался, менее всего вдохновляли его на этот вид творчества. В июне 1901 года он послал Гарнету очень длинное стихотворение (тридцать одна строфа), чтобы узнать его мнение. Ответ Гарнета был совершенно обескураживающим: «Возвращаю Вам поэму «Сон», которая, безусловно, весьма эффектна. Я лично считаю, что она слишком outr?. Мой приговор: хорошо отработанное показное стихотворение. ...P.S. Признаю, что «Сон» – мудрое стихотворение, но мне не нравится его мудрость: она заставляет меня чувствовать себя старым и обремененным предрассудками!» Стихотворение было опубликовано в 1912 году в первом поэтическом сборнике Голсуорси «Настроения, песни и вирши», но, когда Ада после смерти мужа издала его «Избранные стихи», это произведение было выпущено. «Оно повествовало о той стороне жизни, на которую Ада не обращала внимания», – сказал мне Рудольф Саутер.
Это стихотворение очень глубоко по своему философскому звучанию, более того, оно открывает ту сторону характера Голсуорси, которая очень мало отражена в его романах и пьесах:
Я спал. Господь, передо мной
Представ, туда меня повел,
Где петли сучьев в час ночной
Раскинул почерневший ствол.
В сиянье звездного венца
Сказал Господь: «О сын земли!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85