случается мне, моя родная, рано утром, на службу спеша,
заглядеться на город, как он там пробуждается, встает, дымится, кипит,
гремит, - тут иногда так перед таким зрелищем умалишься, что как будто бы
щелчок какой получил от кого-нибудь по любопытному носу, да и поплетешься
тише воды, ниже травы своею дорогою и рукой махнешь! Теперь же
разглядите-ка, что в этих черных, закоптелых, больших, капитальных домах
делается, вникните в это, и тогда сами рассудите, справедливо ли было без
толку сортировать себя и в недостойное смущение входить. Заметьте,
Варенька, что я иносказательно говорю, не в прямом смысле. Ну, посмотрим,
что там такое в этих домах? Там в каком-нибудь дымном углу, в конуре сырой
какой-нибудь, которая, по нужде, за квартиру считается, мастеровой
какой-нибудь от сна пробудился; а во сне-то ему, примерно говоря, всю ночь
сапоги снились, что вчера он подрезал нечаянно, как будто именно такая
дрянь и должна человеку сниться! Ну да ведь он мастеровой, он сапожник: ему
простительно все об одном предмете своем думать. У него там дети пищат и
жена голодная; и не одна сапожники встают иногда так, родная моя. Это бы и
ничего, и писать бы об этом не стоило, но вот какое выходит тут
обстоятельство, маточка: тут же, в этом же доме, этажом выше или ниже, в
позлащенных палатах, и богатейшему лицу все те же сапоги, может быть, ночью
снились, то есть на другой манер сапоги, фасона другого, но все-таки
сапоги; ибо в смысле-то, здесь мною подразумеваемом, маточка, все мы,
родная моя, выходим немного сапожники. И это бы все ничего, но только то
дурно, что нет никого подле этого богатейшего лица, нет человека, который
бы шепнул ему на ухо, что полно, дескать, о таком думать, о себе одном
думать, для себя одного жить, ты, дескать, не сапожник, у тебя дети здоровы
и жена есть не просит; оглянись кругом, не увидишь ли для забот своих
предмета более благородного, чем свои сапоги! Вот что хотел я сказать вам
иносказательно, Варенька. Это, может быть, слишком вольная мысль, родная
моя, но эта мысль иногда бывает, иногда приходит и тогда поневоле из сердца
горячим словом выбивается. И потому не от чего было в грош себя оценять,
испугавшись одного шума и грома! Заключу же тем, маточка, что вы, может
быть, подумаете, что я вам клевету говорю, или что это так, хандра на меня
нашла, или что я это из книжки какой выписал? Нет, маточка, вы
разуверьтесь, - не то: клеветою гнушаюсь, хандра не находила и ни из какой
книжки ничего не выписывал, - вот что!
Пришел я в грустном расположении духа домой, присел к столу, нагрел себе
чайник, да и приготовился стаканчик-другой чайку хлебнуть. Вдруг, смотрю,
входит ко мне Горшков, наш бедный постоялец. Я еще утром заметил, что он
все что-то около жильцов шныряет и ко мне хотел подойти. А мимоходом скажу,
маточка, что их житье-бытье не в пример моего хуже. Куда! жена, дети! Так
что если бы я был Горшков, так уж я не знаю, что бы я на его месте сделал!
Ну, так вот, вошел мой Горшков, кланяется, слезинка у него, как и всегда,
на ресницах гноится, шаркает ногами, а сам слова не может сказать Я его
посадил на стул, правда на изломанный, да другого не было. Чайку предложил.
Он извинялся, долго извинялся, наконец, однако же,взял стакан. Хотел было
без сахару пить, начал опять извиняться, когда я стал уверять его. что
нужно взять сахару, долго спорил, отказываясь, наконец положил в свой
стакан самый маленький кусочек и стал уверять, что чай необыкновенно
сладок. Эк, до уничижения какого доводит людей нищета! Ну, как же, что,
батюшка? - сказал я ему. Да вот так и так, дескать, благодетель вы мой,
Макар Алексеевич, явите милость господню, окажите помощь семей несчастному;
дети и жена, есть нечего; отцу-то, мне-то, говорит, каково! Я было хотел
говорить, да он меня прервал: Я,дескать, всех боюсь здесь,Макар Алексеевич,
то есть не то что боюсь, а так, знаете, совестно; люди-то они все гордые и
кичливые. Я бы, говорит, вас, батюшка и благодетель мой, и утруждать бы не
стал: знаю, что у вас самих неприятности были, знаю, что вы многого и не
можете дать, но хоть что-нибудь взаймы одолжите; и потому, говорит, просить
вас осмелился, что знаю ваше доброе сердце, знаю, что вы сами нуждались,
что сами и теперь бедствия испытываете - и что сердце то ваше потому и
чувствует сострадание. Заключил же он тем, что, дескать, простите мою
дерзость и мое не приличие, Макар Алексеевич. Я отвечаю ему, что рад бы
душой, да что нет у меня ничего, ровно нет ничего. Батюшка, Макар
Алексеевич, - говорит он мне, - я многого и не прошу, а вот так и так (тут
он весь покраснел), жена, говорит, дети, - голодно - хоть гривенничек
какой-нибудь. Ну, тут уж мне самому сердце защемило. Куда, думаю, меня
перещеголяли! А всего-то у меня и оставалось двадцать копеек, да я на них
рассчитывал хотел завтра на свои крайние нужды истратить. Нет, голубчик
мой, не могу; вот так и так, - говорю. Батюшка, Макар Алексеевич, хоть что
хотите, говорит, хоть десять копеек. Ну я ему и вынул из ящика и отдал свои
двадцать копеек, маточка, все доброе дело! Эк, нищета-то! Разговорился я с
ним: да как же вы, батюшка, спрашиваю, так зануждались, да еще при таких
нуждах комнату в пять рублей серебром нанимаете? Объяснил он мне, что
полгода назад нанял и деньги внес вперед за три месяца; да потом
обстоятельства такие сошлись, что ни туда ни сюда ему, бедному. Ждал он,
что дело его к этому времени кончится. А дело у него неприятное. Он, видите
ли, Варенька. за что-то перед судом в ответе находится. Тягается он с
купцом каким-то, который сплутовал подрядом с казною; обман открыли, купца
под суд. а он в дело-то свое разбойничье и Горшкова запутал, который тут
как-то также случился. А по правде-то Горняков виновен только в нерадении,
в неосмотрительности и в непростительном упущении из вида казенного
интереса. Уж неколько лет дело идет: все препятствия разные встречаются
против Горшкова. В бесчестии же, на меня возводимом, - говорит мне Горшков,
- неповинен, нисколько неповинен, в плутовстве и грабеже неповинен. Дело
это его замарало немного; его исключили из службы, и хотя не нашли, что он
капитально виновен, но, до совершенного своего оправдания, он до сих пор не
может выправить с купца какой-то знатной суммы денег, ему следуемой и перед
судом у него оспариваемой. Я ему верю, да суд-то ему на слово не верит;
дело-то оно такое, что все в крючках да в узлах таких, что во сто лет не
распутаешь. Чуть немного распутают, а купец еще крючок да еще крючок. Я
принимаю сердечное участие в Горшкове, родная моя, соболезную ему. Человек
без должности; за ненадежность никуда не принимается; что было запасу,
проели; дело запутано, а между тем жить было нужно; а между тем ни с того
ни с сего, совершенно некстати, ребенок родился, - ну, вот издержки; сын
заболел - издержки, умер - издержки; жена больна; он нездоров застарелой
болезнью какой-то: одним словом, пострадал, вполне пострадал. Впрочем,
говорит, что ждет на днях благоприятного решения своего дела и что уж в
этом теперь и сомнения нет никакого. Жаль, жаль, очень жаль его. маточка! Я
его обласкал. Человек-то он затерянный, запутанный; покровительства ищет,
так вот я его и обласкал. Ну, прощайте же, маточка, Христос с вами, будьте
здоровы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
заглядеться на город, как он там пробуждается, встает, дымится, кипит,
гремит, - тут иногда так перед таким зрелищем умалишься, что как будто бы
щелчок какой получил от кого-нибудь по любопытному носу, да и поплетешься
тише воды, ниже травы своею дорогою и рукой махнешь! Теперь же
разглядите-ка, что в этих черных, закоптелых, больших, капитальных домах
делается, вникните в это, и тогда сами рассудите, справедливо ли было без
толку сортировать себя и в недостойное смущение входить. Заметьте,
Варенька, что я иносказательно говорю, не в прямом смысле. Ну, посмотрим,
что там такое в этих домах? Там в каком-нибудь дымном углу, в конуре сырой
какой-нибудь, которая, по нужде, за квартиру считается, мастеровой
какой-нибудь от сна пробудился; а во сне-то ему, примерно говоря, всю ночь
сапоги снились, что вчера он подрезал нечаянно, как будто именно такая
дрянь и должна человеку сниться! Ну да ведь он мастеровой, он сапожник: ему
простительно все об одном предмете своем думать. У него там дети пищат и
жена голодная; и не одна сапожники встают иногда так, родная моя. Это бы и
ничего, и писать бы об этом не стоило, но вот какое выходит тут
обстоятельство, маточка: тут же, в этом же доме, этажом выше или ниже, в
позлащенных палатах, и богатейшему лицу все те же сапоги, может быть, ночью
снились, то есть на другой манер сапоги, фасона другого, но все-таки
сапоги; ибо в смысле-то, здесь мною подразумеваемом, маточка, все мы,
родная моя, выходим немного сапожники. И это бы все ничего, но только то
дурно, что нет никого подле этого богатейшего лица, нет человека, который
бы шепнул ему на ухо, что полно, дескать, о таком думать, о себе одном
думать, для себя одного жить, ты, дескать, не сапожник, у тебя дети здоровы
и жена есть не просит; оглянись кругом, не увидишь ли для забот своих
предмета более благородного, чем свои сапоги! Вот что хотел я сказать вам
иносказательно, Варенька. Это, может быть, слишком вольная мысль, родная
моя, но эта мысль иногда бывает, иногда приходит и тогда поневоле из сердца
горячим словом выбивается. И потому не от чего было в грош себя оценять,
испугавшись одного шума и грома! Заключу же тем, маточка, что вы, может
быть, подумаете, что я вам клевету говорю, или что это так, хандра на меня
нашла, или что я это из книжки какой выписал? Нет, маточка, вы
разуверьтесь, - не то: клеветою гнушаюсь, хандра не находила и ни из какой
книжки ничего не выписывал, - вот что!
Пришел я в грустном расположении духа домой, присел к столу, нагрел себе
чайник, да и приготовился стаканчик-другой чайку хлебнуть. Вдруг, смотрю,
входит ко мне Горшков, наш бедный постоялец. Я еще утром заметил, что он
все что-то около жильцов шныряет и ко мне хотел подойти. А мимоходом скажу,
маточка, что их житье-бытье не в пример моего хуже. Куда! жена, дети! Так
что если бы я был Горшков, так уж я не знаю, что бы я на его месте сделал!
Ну, так вот, вошел мой Горшков, кланяется, слезинка у него, как и всегда,
на ресницах гноится, шаркает ногами, а сам слова не может сказать Я его
посадил на стул, правда на изломанный, да другого не было. Чайку предложил.
Он извинялся, долго извинялся, наконец, однако же,взял стакан. Хотел было
без сахару пить, начал опять извиняться, когда я стал уверять его. что
нужно взять сахару, долго спорил, отказываясь, наконец положил в свой
стакан самый маленький кусочек и стал уверять, что чай необыкновенно
сладок. Эк, до уничижения какого доводит людей нищета! Ну, как же, что,
батюшка? - сказал я ему. Да вот так и так, дескать, благодетель вы мой,
Макар Алексеевич, явите милость господню, окажите помощь семей несчастному;
дети и жена, есть нечего; отцу-то, мне-то, говорит, каково! Я было хотел
говорить, да он меня прервал: Я,дескать, всех боюсь здесь,Макар Алексеевич,
то есть не то что боюсь, а так, знаете, совестно; люди-то они все гордые и
кичливые. Я бы, говорит, вас, батюшка и благодетель мой, и утруждать бы не
стал: знаю, что у вас самих неприятности были, знаю, что вы многого и не
можете дать, но хоть что-нибудь взаймы одолжите; и потому, говорит, просить
вас осмелился, что знаю ваше доброе сердце, знаю, что вы сами нуждались,
что сами и теперь бедствия испытываете - и что сердце то ваше потому и
чувствует сострадание. Заключил же он тем, что, дескать, простите мою
дерзость и мое не приличие, Макар Алексеевич. Я отвечаю ему, что рад бы
душой, да что нет у меня ничего, ровно нет ничего. Батюшка, Макар
Алексеевич, - говорит он мне, - я многого и не прошу, а вот так и так (тут
он весь покраснел), жена, говорит, дети, - голодно - хоть гривенничек
какой-нибудь. Ну, тут уж мне самому сердце защемило. Куда, думаю, меня
перещеголяли! А всего-то у меня и оставалось двадцать копеек, да я на них
рассчитывал хотел завтра на свои крайние нужды истратить. Нет, голубчик
мой, не могу; вот так и так, - говорю. Батюшка, Макар Алексеевич, хоть что
хотите, говорит, хоть десять копеек. Ну я ему и вынул из ящика и отдал свои
двадцать копеек, маточка, все доброе дело! Эк, нищета-то! Разговорился я с
ним: да как же вы, батюшка, спрашиваю, так зануждались, да еще при таких
нуждах комнату в пять рублей серебром нанимаете? Объяснил он мне, что
полгода назад нанял и деньги внес вперед за три месяца; да потом
обстоятельства такие сошлись, что ни туда ни сюда ему, бедному. Ждал он,
что дело его к этому времени кончится. А дело у него неприятное. Он, видите
ли, Варенька. за что-то перед судом в ответе находится. Тягается он с
купцом каким-то, который сплутовал подрядом с казною; обман открыли, купца
под суд. а он в дело-то свое разбойничье и Горшкова запутал, который тут
как-то также случился. А по правде-то Горняков виновен только в нерадении,
в неосмотрительности и в непростительном упущении из вида казенного
интереса. Уж неколько лет дело идет: все препятствия разные встречаются
против Горшкова. В бесчестии же, на меня возводимом, - говорит мне Горшков,
- неповинен, нисколько неповинен, в плутовстве и грабеже неповинен. Дело
это его замарало немного; его исключили из службы, и хотя не нашли, что он
капитально виновен, но, до совершенного своего оправдания, он до сих пор не
может выправить с купца какой-то знатной суммы денег, ему следуемой и перед
судом у него оспариваемой. Я ему верю, да суд-то ему на слово не верит;
дело-то оно такое, что все в крючках да в узлах таких, что во сто лет не
распутаешь. Чуть немного распутают, а купец еще крючок да еще крючок. Я
принимаю сердечное участие в Горшкове, родная моя, соболезную ему. Человек
без должности; за ненадежность никуда не принимается; что было запасу,
проели; дело запутано, а между тем жить было нужно; а между тем ни с того
ни с сего, совершенно некстати, ребенок родился, - ну, вот издержки; сын
заболел - издержки, умер - издержки; жена больна; он нездоров застарелой
болезнью какой-то: одним словом, пострадал, вполне пострадал. Впрочем,
говорит, что ждет на днях благоприятного решения своего дела и что уж в
этом теперь и сомнения нет никакого. Жаль, жаль, очень жаль его. маточка! Я
его обласкал. Человек-то он затерянный, запутанный; покровительства ищет,
так вот я его и обласкал. Ну, прощайте же, маточка, Христос с вами, будьте
здоровы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36