Мы смотрели на желто-серые скалы, где в ожидании Братка сидела его знакомая Красотка-Пумочка – та самая, которая приходила к нему в гости в ту ночь в наш бунгальский садик при «Беверли-Хиллз-отеле».
А потом рядом с ней вдруг неожиданно возник Браток и положил к ее лапам двух индюшек.
Но Пумочка даже внимания на них не обратила! Она просто обняла Братка передними лапами и стала вылизывать ему морду и всю башку с простреленным ухом…
* * *
Когда мы все трое – Джек, Тимурчик и я – вернулись в Нью-Йорк, у нашей Рут был уже очень даже заметный животик!
Из аэропорта в Нью-Джерси, куда мы прилетели из Лос-Анджелеса, мы все скопом поехали к нам и Квинс. И Джек Пински тоже.
У нас он с явным и демонстративным, я бы сказал, облегчением стянул с себя пистолетную сбрую и небрежно бросил ее в прихожей на столик у зеркала. Вместе с пистолетом.
В Лос-Анджелесе он себе таких вольностей не позволял! Я уж там, грешным делом, думал, что во время своих «упражнений» с Наташей Векслер он тоже не снимает эту упряжку со своих плеч, и все пытался представить себе, как в этот момент выглядит квадратненький голый, но хорошо вооруженный Джек…
Кстати, насчет Наташи! Как только они там на «Парамаунте» окончательно завершат работу над «Суперкотом», она сразу соберет свои вещички и прилетит к Джеку в Нью-Йорк навсегда. Тем более что ее здесь уже ждут в какой-то «независимой» киностудии. Еще бы! У нее такие рекомендации от «Парамаунта», что она спокойно могла бы выставлять свою кандидатуру на выборах в сенат…
Так что мои бредовые ВИДЕНИЯ (помните?..) с полицейскими, горланящими частушки и пляшущими на ступенях церкви, откуда выходят Наташа и Джек во всем свадебном, – были не такими уж бредовыми.
Шурик наш малость размордел, но зато бойко лопотал по-английски. Мистер Борис Могилевский сказал, что Шура теперь говорит на английском так же быстро, как бегает знаменитый итальянский автомобиль «феррари», но зато по грамматике прет напролом, как не менее знаменитый русский танк «Т-34»!..
И пока Джек и Тимурчик по очереди принимали душ и готовились к праздничному ужину после долгой разлуки, я с удовольствием наблюдал, как мечется по кухне Шура, сервирует стол, что-то подогревает, что-то раскладывает по тарелкам, а Рут, наша любимая и дорогая Рут Истлейк – беременный лейтенант нью-йоркской полиции – устало сидит в нашем старом удобном кухонном кресле, широко расставив ноги в длинной домашней широкой юбке и сложив руки на выпуклом животе…
Сидит и чуточку насмешливо, но удивительно нежно следит за Шуриными метаниями, изредка давая ему кое-какие советы и поручения. Которые Шура, надо сказать, выполнял с таким рвением, какого я в нем никогда прежде не наблюдал!
Потеревшись о ноги Рут, я заметил, что внизу они слегка отекли и опухли. И спросил ее – не опасно ли это? На что она погладила меня и сказала:
– При моих сроках беременности это вполне допустимо. Хочешь послушать ЕЕ? Прыгай ко мне.
Я мягко и аккуратненько вспрыгнул к ней на колени, а она руками слегка прижала мое рваное ухо к своему выпуклому животу.
Я прислушался было, но вдруг ощутил ОТТУДА чей-то веселый толчок!.. Один, другой, третий!..
В испуге я отпрянул и тревожно посмотрел на Рут:
– Что это? Кто ЭТО?!
– Она, – ласково улыбаясь, ответила мне Рут.
И тут в кухню вошел Тим – чистенький, мокрые волосики расчесаны и прилизаны, в своей любимой баскетбольной майке с огромным номером на спине, в старых нормальных стираных-перестираных джинсах, в которых мы его давным-давно не видели. Там, в Калифорнии, он не вылезал из голливудской униформы – все черное! И при взгляде на него я поразился, – как, оказывается, он повзрослел!
Нет, голубенькие джинсы тут были ни при чем. Внутри его появилось нечто новое – взрослое и достойное.
– Иди сюда, Тим, – сказал я ему. – Послушай живот у мамы. Приложи ухо. Обалдеешь!
Тим встал перед Рут на колени, закрыл глаза и приложил свою мор… Тьфу, ч-ч-черт!.. И приложил лицо к выползшему вперед животу Рут.
Несколько секунд он будто прислушивался к тому, что ТАМ происходит внутри, а потом поднял, голову и странно посмотрел на мать. И снова прижался к ней, но уже не закрыв глаза, а внимательно прищурившись, в ожидании чего-то нового ОТТУДА, изнутри.
А потом перевел дух и, как-то странно улыбаясь, сказал:
– Катя…
Шурик и Рут замерли, переглянулись и оба уставились на Тимура. Причем, я видел, уставились в полном охренении.
Тимур осторожно погладил мать по животу, встал с колен и смущенно проговорил:
– Мы сейчас летели, и я всю дорогу думал, что мы должны будем назвать ее таким именем, которое есть и у русских, и у американцев: Катя… Кэт… Ну, Китти, Кэтрин… Екатерина!
– Вы словно сговорились, сынок, – тихо и торжественно произнесла Рут. – Теми же словами Шура убеждал меня назвать ЕЕ точно ЭТИМ именем. И я, конечно, согласилась, но мы с Шурой не знали, как к этому отнесешься ты, Тим…
В кухню вошел посвежевший, чисто выбритый Джек, и Рут, прервав саму себя, тут же спросила его:
– Как, по-твоему, нужно назвать девочку, Джек?
Ни секунды не задумываясь, Джек ответил:
– Я думаю, что в этом имени должны быть и английские, и русские корни…
– Стоп! – сказала Рут. – Шурик! Налей Джеку полный стакан виски и не вздумай его разбавлять. Только лед! А мне мой новый коктейль – тоник со льдом без джина. Борис! Вам, как всегда, – водку?
* * *
… Уже далеко за полночь нью-йоркского времени (в Лос-Анджелесе мы бы еще даже не готовились ко сну!) мы все совершенно по-русски сидели за большим кухонным столом, и хорошо захмелевшие Шура Плоткин, Джек Пински и мистер Борис Могилевский все время тупо пытались подсчитать количество еврейской крови в будущем Главном Члене Семьи – в девочке Кате-Кэтрин Плоткиной-Истлейк.
Шура, Джек и мистер Могилевский – с упорством носорогов и пьяным упрямством – настырно пытались сложить половину негритянской и половину шведской крови Рут Истлейк-Плоткиной с тремя четвертями еврейской и одной четвертушкой украинской крови Шуры, все переводили в проценты, составляли какие-то уравнения, полученное на что-то делили и…
…заново наполнив свои стаканы до краев, заново же и начинали свои невероятно сложные математические подсчеты…
* * *
А потом покатились нормальные нью-йоркские будни…
Рут дорабатывала последние пару месяцев в своей новой должности, после чего должна была уйти в предродовой отпуск…
Шура половину дня просиживал в Манхэттене, в своем отделе славистики Публичной библиотеки, а вторую половину дня они вместе с Тимуром колготились по дому, мотались за продуктами, пылесосили квартиру и даже что-то стирали в машине и гладили потом на специальном столе, чтобы всячески облегчить лейтенанту полиции Рут Истлейк-Плоткиной ее беременное существование!
Как-то ночью Тим признался мне, что в Лос-Анджелесе, на дне рождения Клиффа Спенсера, дочка Игоря Злотника увела его в самый дальний и укромный уголок Клиффового сада и битый час (это пока я там работал «детективом», отслеживая передачу компакт-диска!..) обслюнявливала Тимура, обучая его целоваться «по-настоящему», пихала ему в рот свою уже вполне оформившуюся титечку и шуровала в его черных голливудских штаниках – примерно так, как это делают почти все мальчишки собственными руками. И довела его до того, что он…
* * *
…а потом на несколько секунд даже потерял сознание!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
А потом рядом с ней вдруг неожиданно возник Браток и положил к ее лапам двух индюшек.
Но Пумочка даже внимания на них не обратила! Она просто обняла Братка передними лапами и стала вылизывать ему морду и всю башку с простреленным ухом…
* * *
Когда мы все трое – Джек, Тимурчик и я – вернулись в Нью-Йорк, у нашей Рут был уже очень даже заметный животик!
Из аэропорта в Нью-Джерси, куда мы прилетели из Лос-Анджелеса, мы все скопом поехали к нам и Квинс. И Джек Пински тоже.
У нас он с явным и демонстративным, я бы сказал, облегчением стянул с себя пистолетную сбрую и небрежно бросил ее в прихожей на столик у зеркала. Вместе с пистолетом.
В Лос-Анджелесе он себе таких вольностей не позволял! Я уж там, грешным делом, думал, что во время своих «упражнений» с Наташей Векслер он тоже не снимает эту упряжку со своих плеч, и все пытался представить себе, как в этот момент выглядит квадратненький голый, но хорошо вооруженный Джек…
Кстати, насчет Наташи! Как только они там на «Парамаунте» окончательно завершат работу над «Суперкотом», она сразу соберет свои вещички и прилетит к Джеку в Нью-Йорк навсегда. Тем более что ее здесь уже ждут в какой-то «независимой» киностудии. Еще бы! У нее такие рекомендации от «Парамаунта», что она спокойно могла бы выставлять свою кандидатуру на выборах в сенат…
Так что мои бредовые ВИДЕНИЯ (помните?..) с полицейскими, горланящими частушки и пляшущими на ступенях церкви, откуда выходят Наташа и Джек во всем свадебном, – были не такими уж бредовыми.
Шурик наш малость размордел, но зато бойко лопотал по-английски. Мистер Борис Могилевский сказал, что Шура теперь говорит на английском так же быстро, как бегает знаменитый итальянский автомобиль «феррари», но зато по грамматике прет напролом, как не менее знаменитый русский танк «Т-34»!..
И пока Джек и Тимурчик по очереди принимали душ и готовились к праздничному ужину после долгой разлуки, я с удовольствием наблюдал, как мечется по кухне Шура, сервирует стол, что-то подогревает, что-то раскладывает по тарелкам, а Рут, наша любимая и дорогая Рут Истлейк – беременный лейтенант нью-йоркской полиции – устало сидит в нашем старом удобном кухонном кресле, широко расставив ноги в длинной домашней широкой юбке и сложив руки на выпуклом животе…
Сидит и чуточку насмешливо, но удивительно нежно следит за Шуриными метаниями, изредка давая ему кое-какие советы и поручения. Которые Шура, надо сказать, выполнял с таким рвением, какого я в нем никогда прежде не наблюдал!
Потеревшись о ноги Рут, я заметил, что внизу они слегка отекли и опухли. И спросил ее – не опасно ли это? На что она погладила меня и сказала:
– При моих сроках беременности это вполне допустимо. Хочешь послушать ЕЕ? Прыгай ко мне.
Я мягко и аккуратненько вспрыгнул к ней на колени, а она руками слегка прижала мое рваное ухо к своему выпуклому животу.
Я прислушался было, но вдруг ощутил ОТТУДА чей-то веселый толчок!.. Один, другой, третий!..
В испуге я отпрянул и тревожно посмотрел на Рут:
– Что это? Кто ЭТО?!
– Она, – ласково улыбаясь, ответила мне Рут.
И тут в кухню вошел Тим – чистенький, мокрые волосики расчесаны и прилизаны, в своей любимой баскетбольной майке с огромным номером на спине, в старых нормальных стираных-перестираных джинсах, в которых мы его давным-давно не видели. Там, в Калифорнии, он не вылезал из голливудской униформы – все черное! И при взгляде на него я поразился, – как, оказывается, он повзрослел!
Нет, голубенькие джинсы тут были ни при чем. Внутри его появилось нечто новое – взрослое и достойное.
– Иди сюда, Тим, – сказал я ему. – Послушай живот у мамы. Приложи ухо. Обалдеешь!
Тим встал перед Рут на колени, закрыл глаза и приложил свою мор… Тьфу, ч-ч-черт!.. И приложил лицо к выползшему вперед животу Рут.
Несколько секунд он будто прислушивался к тому, что ТАМ происходит внутри, а потом поднял, голову и странно посмотрел на мать. И снова прижался к ней, но уже не закрыв глаза, а внимательно прищурившись, в ожидании чего-то нового ОТТУДА, изнутри.
А потом перевел дух и, как-то странно улыбаясь, сказал:
– Катя…
Шурик и Рут замерли, переглянулись и оба уставились на Тимура. Причем, я видел, уставились в полном охренении.
Тимур осторожно погладил мать по животу, встал с колен и смущенно проговорил:
– Мы сейчас летели, и я всю дорогу думал, что мы должны будем назвать ее таким именем, которое есть и у русских, и у американцев: Катя… Кэт… Ну, Китти, Кэтрин… Екатерина!
– Вы словно сговорились, сынок, – тихо и торжественно произнесла Рут. – Теми же словами Шура убеждал меня назвать ЕЕ точно ЭТИМ именем. И я, конечно, согласилась, но мы с Шурой не знали, как к этому отнесешься ты, Тим…
В кухню вошел посвежевший, чисто выбритый Джек, и Рут, прервав саму себя, тут же спросила его:
– Как, по-твоему, нужно назвать девочку, Джек?
Ни секунды не задумываясь, Джек ответил:
– Я думаю, что в этом имени должны быть и английские, и русские корни…
– Стоп! – сказала Рут. – Шурик! Налей Джеку полный стакан виски и не вздумай его разбавлять. Только лед! А мне мой новый коктейль – тоник со льдом без джина. Борис! Вам, как всегда, – водку?
* * *
… Уже далеко за полночь нью-йоркского времени (в Лос-Анджелесе мы бы еще даже не готовились ко сну!) мы все совершенно по-русски сидели за большим кухонным столом, и хорошо захмелевшие Шура Плоткин, Джек Пински и мистер Борис Могилевский все время тупо пытались подсчитать количество еврейской крови в будущем Главном Члене Семьи – в девочке Кате-Кэтрин Плоткиной-Истлейк.
Шура, Джек и мистер Могилевский – с упорством носорогов и пьяным упрямством – настырно пытались сложить половину негритянской и половину шведской крови Рут Истлейк-Плоткиной с тремя четвертями еврейской и одной четвертушкой украинской крови Шуры, все переводили в проценты, составляли какие-то уравнения, полученное на что-то делили и…
…заново наполнив свои стаканы до краев, заново же и начинали свои невероятно сложные математические подсчеты…
* * *
А потом покатились нормальные нью-йоркские будни…
Рут дорабатывала последние пару месяцев в своей новой должности, после чего должна была уйти в предродовой отпуск…
Шура половину дня просиживал в Манхэттене, в своем отделе славистики Публичной библиотеки, а вторую половину дня они вместе с Тимуром колготились по дому, мотались за продуктами, пылесосили квартиру и даже что-то стирали в машине и гладили потом на специальном столе, чтобы всячески облегчить лейтенанту полиции Рут Истлейк-Плоткиной ее беременное существование!
Как-то ночью Тим признался мне, что в Лос-Анджелесе, на дне рождения Клиффа Спенсера, дочка Игоря Злотника увела его в самый дальний и укромный уголок Клиффового сада и битый час (это пока я там работал «детективом», отслеживая передачу компакт-диска!..) обслюнявливала Тимура, обучая его целоваться «по-настоящему», пихала ему в рот свою уже вполне оформившуюся титечку и шуровала в его черных голливудских штаниках – примерно так, как это делают почти все мальчишки собственными руками. И довела его до того, что он…
* * *
…а потом на несколько секунд даже потерял сознание!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118