Схемы печатные нужны. Кому надо, тот их отмоет да очистит.
Если чего не хватает, в следующий раз привезем. И состав металла нужен. И
композитные материалы нужны. И механизм раскрытия стабилизаторов, и остатки
топлива чрезвычайно интересны, и даже нагар на поворотных турбинках. И все
это в моем багажнике. И всем этим лично товарищ Косыгин интересуется.
Я гоню свою машину по прямым, как стрелы, автобанам Германии. Гитлер
строил. Хорошо строил. Я жму на педаль сильнее и чуть улыбаюсь сам себе.
Когда я вернусь, я буду просить прощения у Навигатора и у Младшего лидера.
Я не знаю почему. Но я подойду и тихо скажу: "Товарищ генерал, простите
меня", "Товарищ полковник, простите, если можете".
Они разведчики высшего класса. И только так надо действовать. Быстро, не
привлекая внимания. Я готов рисковать и своей карьерой и своей жизнью ради
успеха ваших простых, но ослепительных в своей простоте операций.
Если можете, простите меня.
5.
Я вытянул свои уставшие ноги под столом. Мне хорошо. Тут так тихо и
уютно. Как бы не уснуть. Я устал. Тихая мелодия. Седой пианист. Он,
несомненно, великий музыкант. Он устал, как и я. Он закрыл глаза, а его
длинные гибкие пальцы виртуоза привычно танцуют по клавишам огромного
рояля. Несомненно, его место в лучшем оркестре Вены. Но он почему-то играет
в венском кафе "Шварценберг". Вы бывали в "Шварценберге"? Настоятельно
советую. Если у вас тяжелая, изматывающая работа, если у вас красные глаза
и уставшие ноги, если нервы взвинчены - приходите в "Шварценберг", закажите
чашку кофе и садитесь в уголок. Можно, конечно, сидеть и на свежем воздухе,
за маленьким беленьким столиком. Но это не для меня. Я всегда захожу
внутрь, поворачиваю направо и сажусь в углу у огромного окна, закрытого
полупрозрачными белыми шторами. Когда в Вене жарко, все сидят, конечно, на
свежем воздухе. Там хорошо, но тогда кто-то может наблюдать за мной
издалека. Я не люблю, чтобы меня кто-то мог видеть издалека. Поэтому я
всегда внутри. Из своего уголка я вижу любого, кто входит в зал. Из-за
прозрачной занавески я иногда посматриваю и наружу, на Шварценбергплац.
Кажется, что за мной сейчас никто не смотрит. И мне хорошо быть одному в
этом уюте. Зеркала. Абстрактные шедевры. Роскошные ковры. Темно-коричневые
стены - полированный дуб. Тихая мелодия. Пьянящий аромат кофе: одновременно
возбуждающий и успокаивающий. Если бы у меня был свой замок, я непременно
заказал бы себе такие стены, на них бы развесил эти декадентские зеркала и
картины, в углу поставил бы огромный рояль, пригласил бы этого
старика-пианиста, а перед собой поставил бы чашку кофе и сидел, вытянув
ноги и подперев щеку кулаком. Мне кажется, что эту мелодию я уже когда-то
давно слышал. Мне кажется, что я видел где-то эти картины на дубовых стенах
и эти маленькие столики. Конечно, все это я видел раньше. Конечно, я помню
и этот нежный аромат, и эту чарующую мелодию. Да. Все это я уже видел
раньше. Это было давно. Несколько лет назад. Был огромный прекрасный город.
Была тихая площадь с трамвайными рельсами. Огромные окна кафе. Был этот
незабываемый запах и эта спокойная мелодия. Только тогда на площади у кафе,
у белых столиков стояли три грязных уставших танка с широкими белыми
полосами. Они стояли тихо и не мешали чудесной мелодии. Было жаркое лето.
Огромные окна кафе были открыты, и прекрасная музыка тихо и спокойно, как
лесной ручей, струилась через окно. Я почему-то совершенно отчетливо
представил себе три грязных танка с белыми полосами на Шварценбергплац. У
танка совершенно необычный запах. Его нельзя спутать ни с чем. Вы любите
запах танка? Я тоже люблю. Запах танка - это запах металла, это запах
сверхмощных двигателей, это запах полевых дорог. Танк приходит в город из
лесов и полей, и он хранит запах листьев и свежей травы. Запах танка - это
запах простора и мощи. Этот запах пьянит, как запах вина и крови. Я
чувствую этот запах в тихом венском кафе. Я совершенно отчетливо могу себе
представить тысячи грязных танков на улице Вены. Город бурлит. Город
охвачен страхом и негодованием, а по его улицам гремят бесконечные колонны
танков. Из узких улочек из-за поворота появляются все новые и новые
бронированные динозавры. Водители переключают передачи, и в этот момент
двигатель извергает из себя черный густой дым вперемешку с брызгами
несгоревшего топлива и хлопьями сажи. Скрежет и гром. Искры изпод гусениц.
Черные от копоти и пыли лица солдат. Танки на мостах. Танки у роскошных
дворцов. Танки на широких бульварах и в узких улочках. Танки везде. Старик
с лохматой белой бородой что-то кричит и машет кулаком. Но кто его услышит?
Разве можно заглушить рев танковых дизелей? Поздно, старик. Слишком поздно
ты начал кричать. Нужно было раньше кричать. Когда по тротуарам загремели
кованые сапоги, когда вокруг стоит рев и скрежет бесчисленных танков -
кричать поздно. Нужно или стрелять или молчать. Город бурлит. Город в дыму.
Где-то стреляют. Где-то кричат. Запах горелой резины. Запах кофе. Запах
крови. Запах танков.
Наверное, я схожу с ума. Есть другая возможность: все давно сошли с ума,
а я один - исключение. Есть и третья возможность; все давно сошли с ума.
Все без исключения. Те, которые появляются на грязных танках в прекрасных
мирных городах, - вне всякого сомнения шизофреники. Те, которые живут в
прекрасных городах, знают, что однажды, рано или поздно, эти танки появятся
на Шварценбергплац, и ничего не делают, чтобы это предотвратить - тоже
шизофреники. Черт побери, а мое место где? Я уже был в числе освободителей.
Это не так приятно, как может показаться со стороны. Я больше не хочу
оказаться в этой роли. Что же мне делать? Убежать? Прекрасная идея. Я буду
жить в этом удивительном мире наивных и беззаботных людей. Я буду сидеть в
кафе, вытянув ноги и подперев щеку Кулаком. Я буду слушать эту чарующую
мелодию. Когда придут грязные танки с белыми полосами, я буду стоять в
толпе, кричать и махать кулаками.
Плохо быть гражданином страны, по дорогам которой со скрежетом и лязгом
идут броневые колонны освободителей. А разве лучше быть в числе
освободителей?
6.
Считается, что молодой шпион, который выдает себя за дипломата,
журналиста, коммерсанта, - не может быть активным в первые месяцы своей
работы. Ему нужно вжиться в роль: изучить город и страну, в которой он
работает, законы, обычаи, порядки. Молодые разведчики многих разведок
именно так себя и ведут в первые месяцы - они готовятся к ответственным
операциям. В это время на них мало внимания обращает местная полиция: у
местной полиции проблем хватает и с опытными шпионами. Но ГРУ - это особая
разведка. Она не похожа на другие разведки. Раз в первые месяцы за тобой не
следят, так и пользуйся этим!
В первый месяц моей работы я закладывал какой-то пакет в тайник, в
течение недели контролировал место, где должен был появиться сигнал от
кого-то, ночью в лесу принимал какие-то ящики и доставлял их в посольство,
снимал с операции наших офицеров, когда группа радиоконтроля обнаруживала
высокую активность полицейских радиостанций в районах наших операций. Все,
что я делаю, - это обеспечение чьих-то операций, помощь кому-то, участие в
операциях, назначения и цели которых я не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Если чего не хватает, в следующий раз привезем. И состав металла нужен. И
композитные материалы нужны. И механизм раскрытия стабилизаторов, и остатки
топлива чрезвычайно интересны, и даже нагар на поворотных турбинках. И все
это в моем багажнике. И всем этим лично товарищ Косыгин интересуется.
Я гоню свою машину по прямым, как стрелы, автобанам Германии. Гитлер
строил. Хорошо строил. Я жму на педаль сильнее и чуть улыбаюсь сам себе.
Когда я вернусь, я буду просить прощения у Навигатора и у Младшего лидера.
Я не знаю почему. Но я подойду и тихо скажу: "Товарищ генерал, простите
меня", "Товарищ полковник, простите, если можете".
Они разведчики высшего класса. И только так надо действовать. Быстро, не
привлекая внимания. Я готов рисковать и своей карьерой и своей жизнью ради
успеха ваших простых, но ослепительных в своей простоте операций.
Если можете, простите меня.
5.
Я вытянул свои уставшие ноги под столом. Мне хорошо. Тут так тихо и
уютно. Как бы не уснуть. Я устал. Тихая мелодия. Седой пианист. Он,
несомненно, великий музыкант. Он устал, как и я. Он закрыл глаза, а его
длинные гибкие пальцы виртуоза привычно танцуют по клавишам огромного
рояля. Несомненно, его место в лучшем оркестре Вены. Но он почему-то играет
в венском кафе "Шварценберг". Вы бывали в "Шварценберге"? Настоятельно
советую. Если у вас тяжелая, изматывающая работа, если у вас красные глаза
и уставшие ноги, если нервы взвинчены - приходите в "Шварценберг", закажите
чашку кофе и садитесь в уголок. Можно, конечно, сидеть и на свежем воздухе,
за маленьким беленьким столиком. Но это не для меня. Я всегда захожу
внутрь, поворачиваю направо и сажусь в углу у огромного окна, закрытого
полупрозрачными белыми шторами. Когда в Вене жарко, все сидят, конечно, на
свежем воздухе. Там хорошо, но тогда кто-то может наблюдать за мной
издалека. Я не люблю, чтобы меня кто-то мог видеть издалека. Поэтому я
всегда внутри. Из своего уголка я вижу любого, кто входит в зал. Из-за
прозрачной занавески я иногда посматриваю и наружу, на Шварценбергплац.
Кажется, что за мной сейчас никто не смотрит. И мне хорошо быть одному в
этом уюте. Зеркала. Абстрактные шедевры. Роскошные ковры. Темно-коричневые
стены - полированный дуб. Тихая мелодия. Пьянящий аромат кофе: одновременно
возбуждающий и успокаивающий. Если бы у меня был свой замок, я непременно
заказал бы себе такие стены, на них бы развесил эти декадентские зеркала и
картины, в углу поставил бы огромный рояль, пригласил бы этого
старика-пианиста, а перед собой поставил бы чашку кофе и сидел, вытянув
ноги и подперев щеку кулаком. Мне кажется, что эту мелодию я уже когда-то
давно слышал. Мне кажется, что я видел где-то эти картины на дубовых стенах
и эти маленькие столики. Конечно, все это я видел раньше. Конечно, я помню
и этот нежный аромат, и эту чарующую мелодию. Да. Все это я уже видел
раньше. Это было давно. Несколько лет назад. Был огромный прекрасный город.
Была тихая площадь с трамвайными рельсами. Огромные окна кафе. Был этот
незабываемый запах и эта спокойная мелодия. Только тогда на площади у кафе,
у белых столиков стояли три грязных уставших танка с широкими белыми
полосами. Они стояли тихо и не мешали чудесной мелодии. Было жаркое лето.
Огромные окна кафе были открыты, и прекрасная музыка тихо и спокойно, как
лесной ручей, струилась через окно. Я почему-то совершенно отчетливо
представил себе три грязных танка с белыми полосами на Шварценбергплац. У
танка совершенно необычный запах. Его нельзя спутать ни с чем. Вы любите
запах танка? Я тоже люблю. Запах танка - это запах металла, это запах
сверхмощных двигателей, это запах полевых дорог. Танк приходит в город из
лесов и полей, и он хранит запах листьев и свежей травы. Запах танка - это
запах простора и мощи. Этот запах пьянит, как запах вина и крови. Я
чувствую этот запах в тихом венском кафе. Я совершенно отчетливо могу себе
представить тысячи грязных танков на улице Вены. Город бурлит. Город
охвачен страхом и негодованием, а по его улицам гремят бесконечные колонны
танков. Из узких улочек из-за поворота появляются все новые и новые
бронированные динозавры. Водители переключают передачи, и в этот момент
двигатель извергает из себя черный густой дым вперемешку с брызгами
несгоревшего топлива и хлопьями сажи. Скрежет и гром. Искры изпод гусениц.
Черные от копоти и пыли лица солдат. Танки на мостах. Танки у роскошных
дворцов. Танки на широких бульварах и в узких улочках. Танки везде. Старик
с лохматой белой бородой что-то кричит и машет кулаком. Но кто его услышит?
Разве можно заглушить рев танковых дизелей? Поздно, старик. Слишком поздно
ты начал кричать. Нужно было раньше кричать. Когда по тротуарам загремели
кованые сапоги, когда вокруг стоит рев и скрежет бесчисленных танков -
кричать поздно. Нужно или стрелять или молчать. Город бурлит. Город в дыму.
Где-то стреляют. Где-то кричат. Запах горелой резины. Запах кофе. Запах
крови. Запах танков.
Наверное, я схожу с ума. Есть другая возможность: все давно сошли с ума,
а я один - исключение. Есть и третья возможность; все давно сошли с ума.
Все без исключения. Те, которые появляются на грязных танках в прекрасных
мирных городах, - вне всякого сомнения шизофреники. Те, которые живут в
прекрасных городах, знают, что однажды, рано или поздно, эти танки появятся
на Шварценбергплац, и ничего не делают, чтобы это предотвратить - тоже
шизофреники. Черт побери, а мое место где? Я уже был в числе освободителей.
Это не так приятно, как может показаться со стороны. Я больше не хочу
оказаться в этой роли. Что же мне делать? Убежать? Прекрасная идея. Я буду
жить в этом удивительном мире наивных и беззаботных людей. Я буду сидеть в
кафе, вытянув ноги и подперев щеку Кулаком. Я буду слушать эту чарующую
мелодию. Когда придут грязные танки с белыми полосами, я буду стоять в
толпе, кричать и махать кулаками.
Плохо быть гражданином страны, по дорогам которой со скрежетом и лязгом
идут броневые колонны освободителей. А разве лучше быть в числе
освободителей?
6.
Считается, что молодой шпион, который выдает себя за дипломата,
журналиста, коммерсанта, - не может быть активным в первые месяцы своей
работы. Ему нужно вжиться в роль: изучить город и страну, в которой он
работает, законы, обычаи, порядки. Молодые разведчики многих разведок
именно так себя и ведут в первые месяцы - они готовятся к ответственным
операциям. В это время на них мало внимания обращает местная полиция: у
местной полиции проблем хватает и с опытными шпионами. Но ГРУ - это особая
разведка. Она не похожа на другие разведки. Раз в первые месяцы за тобой не
следят, так и пользуйся этим!
В первый месяц моей работы я закладывал какой-то пакет в тайник, в
течение недели контролировал место, где должен был появиться сигнал от
кого-то, ночью в лесу принимал какие-то ящики и доставлял их в посольство,
снимал с операции наших офицеров, когда группа радиоконтроля обнаруживала
высокую активность полицейских радиостанций в районах наших операций. Все,
что я делаю, - это обеспечение чьих-то операций, помощь кому-то, участие в
операциях, назначения и цели которых я не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87