Это элементарно, сказал Крикун. Я же окончил
специальную школу. Я Вам говорю об этом только из-за исключительности
ситуации. У меня особое задание. Особняк даже вытянулся, услышав про особое
задание. Для Крикуна наступило золотое время, и он отвел душу. Его даже
перестали назначать в наряды. И он попросил, чтобы этого не делали, ибо это
демаскирует его. Если бы до высокого начальства дошло, о чем говорили между
собой рядовые части, весь командный состав части расстреляли бы без суда и
следствия. Особенно усердствовал первый парень, стукач. А что сделаешь,
говорил он Крикуну. Засекли меня как-то за разговорчиками. Вызвали. Или,
говорят, будь осведомителем, или засадим. Я согласился, конечно. Я им еще
наработаю, дай бог!
Скоро в полк пришла разнарядка в школу младших командиров для Органов,
послали в нее второго приятеля Крикуна. Первый ругался последними словами.
Обещали, сволочи. А выбрали этого, чистенького. Ясно. У него же папа сам из
этой системы. Крикун был сначала ошарашен происшедшим. Но, обдумав его,
долго хохотал. До слез. К черту театр, сказал он себе. Все гораздо проще,
чем ты думал. Жить в грязи и не испачкаться -- это невозможно.
Когда в полк пришла разнарядка направить несколько человек в
авиационную школу, Крикун сказал Особняку, что должен быть в их числе, ибо
разнарядка прислана специально для этого. Стукач плакал, когда они
расставались, и просил писать. Больше они не встретились.
ГРУППЫ
Характерным явлением периода Растерянности были также своеобразные
идеологические группы. Возникали они по самым различным поводам, в самых
различных местах и в самой различной форме. Наиболее значительными и
устойчивыми из них были группы, которые по видимости занимались разработкой
научных проблем, а по сути были прикрытием для идеологических сект. Сами
участники групп, как правило, не отдавали себе отчета в том, что они такое,
и воображали себя подлинными учеными-новаторами. Некоторое время их и
воспринимали именно таким образом. Группы такого рода складывались даже в
рамках изма с намерением развивать подлинно научный изм. Эти группы
прогорели в первую очередь. Но не столько из-за того, что их участники были
вопиюще невежественными шарлатанами, сколько из-за того, что они начали
иметь официальный успех и конкурировать с обычными представителями изма.
Идеологический характер рассматриваемых групп обнаружился несколько
позднее, когда редкие настоящие ученые, волею случая начавшие свою карьеру в
их среде, покинули их, шарлатанство перестало приносить успех, и творческое
бесплодие их стало для всех очевидным. Отдельные из таких групп превратились
в официальные учреждения. Хотя и эти оказались столь же бесплодными с
научной точки зрения, они оказались весьма удобными в иных планах. В
частности -- для налаживания международных связей определенного сорта, для
проникновения в различного рода международные организации и для пускания
пыли в глаза. Смотрите, мол! Вы там кричите о застое, зажиме, гонениях и
прочих ужасах у нас. А это все клевета. У нас есть все! Социология? Можем
делегацию в тыщу человек поставить! Кибернетика? У нас каждый второй
кибернетик! Науковедение? Да у нас целый институт такой есть! Системные
исследования? Ха-ха! У нас даже журнал такой есть. Во как!
Сборища групп проходили в виде семинаров, симпозиумов, коллоквиумов,
лекций, докладов и т.п. И о науке, разумеется, говорили. Собственно говоря,
только о науке и говорили. Но как! Чтобы всем было ясно, что к чему. О изме
молчали. К тому же с усмешечкой. Выступает какой-нибудь гениальный мальчик,
взявшийся бог весть откуда, и чешет без запинки: будем рассматривать
общество как гомогенную систему из конечного множества
суперперсонализированных элементов, отображаемую на гомоморфное подмножество
кортежей... Начальство не придерется. Зубры изма, поджав хвосты и бледнея за
свое вопиющее невежество, уползают кто куда. А всем понятно, что к чему. Еще
пара-другая таких открытий, и мы их придавим. Что они могут против науки?...
Или собрался, например, симпозиум по изматической критике психоанализа.
Главный докладчик -- Мыслитель, Социолог, Супруга или даже Сослуживец. Или
все вместе. Не все ли равно. И пошли разговоры. Главное -- как можно больше
наговорить, нечто невнятное, с десятками непонятных терминов, со ссылками на
десятки западных имен. В особенности на таких, которые недавно опубликовали
по одной статейке. Это -- новейшее слово в науке. Пара слов о том, что это
все не противоречит изму. Для начальства и отчета. Но так, что всем ясно,
что к чему. Без этого же нельзя.
А в коридорах, на квартирах, в ресторанах, забегаловках и в кабинетах
почтенных учреждений шли нескончаемые разговоры о положении в стране, о
жизни на Западе, о Хозяине, о Хряке, об узких штанах и коротких юбках, о
неореализме и сюрреализме, о лагерях и арестах. Поносили все свое.
Восторгались всем западным. Короче говоря, просыпались от вынужденной спячки
периода Хозяина, открывали глаза на действительность и рвались развернуть
свои творческие потенции, зажимавшиеся столько десятилетий.
ЧАС ВОСЬМОЙ
На другой же день после того, как Крикун прибыл после школы в полк на
фронт, старший летчик, его ближайший командир, попросил его об услуге: пойти
к полковому врачу, сказать, что он подцепил триппер, и попросить сульфидин.
Старший летчик уже имел тридцать боевых вылетов, пару орденов, был
представлен к третьему и боялся, что из-за триппера ему этот третий
заслуженный орден не дадут. Хороший, вроде бы, парень. Но он не подумал о
том, что для Крикуна начинать службу в полку с гонореи -- значит с самого
начала закрыть всякие пути к наградам и повышениям. Крикун не мог ему
отказать. Хотя потом в этом полку он сделал более шестидесяти боевых
вылетов, ему дали всего одну железку. Самую маленькую притом. А по закону он
должен был бы иметь их минимум пять. А старший летчик на другой же день
растрепал всем, как он подсунул вместо себя Крикуна. В полку все знали, что
Крикун не был болен. И смеялись над ним. И начальство регулярно вычеркивало
его из списка представляемых к награде. Теперь-то он им благодарен за это.
Они выработали в нем презрение к званиям и наградам. Но каково ему было
тогда! Ему же не было еще двадцати. И он тогда еще ни разу не имел женщину.
И больно ему было не за себя, а за них. Он не мог понять, почему хорошие
люди делают пакости. Потом он убедился в том, что самые гнусные поступки в
жизни совершают обычно порядочные люди.
К истории с триппером скоро присоединилась еще одна, и Крикуном
заинтересовался Особый отдел. Ему повезло: ранили, а после госпиталя он
переучился на новый тип самолетов и попал в другой полк. А история такая. Он
сидел в землянке эскадрильи и играл в шахматы с инженером полка. Вошел
командир эскадрильи и попросил его отрулить его машину -- она на посадочной
стоит -- на край аэродрома. Когда Крикун вернулся, отрулив машину, в
землянке хохотали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
специальную школу. Я Вам говорю об этом только из-за исключительности
ситуации. У меня особое задание. Особняк даже вытянулся, услышав про особое
задание. Для Крикуна наступило золотое время, и он отвел душу. Его даже
перестали назначать в наряды. И он попросил, чтобы этого не делали, ибо это
демаскирует его. Если бы до высокого начальства дошло, о чем говорили между
собой рядовые части, весь командный состав части расстреляли бы без суда и
следствия. Особенно усердствовал первый парень, стукач. А что сделаешь,
говорил он Крикуну. Засекли меня как-то за разговорчиками. Вызвали. Или,
говорят, будь осведомителем, или засадим. Я согласился, конечно. Я им еще
наработаю, дай бог!
Скоро в полк пришла разнарядка в школу младших командиров для Органов,
послали в нее второго приятеля Крикуна. Первый ругался последними словами.
Обещали, сволочи. А выбрали этого, чистенького. Ясно. У него же папа сам из
этой системы. Крикун был сначала ошарашен происшедшим. Но, обдумав его,
долго хохотал. До слез. К черту театр, сказал он себе. Все гораздо проще,
чем ты думал. Жить в грязи и не испачкаться -- это невозможно.
Когда в полк пришла разнарядка направить несколько человек в
авиационную школу, Крикун сказал Особняку, что должен быть в их числе, ибо
разнарядка прислана специально для этого. Стукач плакал, когда они
расставались, и просил писать. Больше они не встретились.
ГРУППЫ
Характерным явлением периода Растерянности были также своеобразные
идеологические группы. Возникали они по самым различным поводам, в самых
различных местах и в самой различной форме. Наиболее значительными и
устойчивыми из них были группы, которые по видимости занимались разработкой
научных проблем, а по сути были прикрытием для идеологических сект. Сами
участники групп, как правило, не отдавали себе отчета в том, что они такое,
и воображали себя подлинными учеными-новаторами. Некоторое время их и
воспринимали именно таким образом. Группы такого рода складывались даже в
рамках изма с намерением развивать подлинно научный изм. Эти группы
прогорели в первую очередь. Но не столько из-за того, что их участники были
вопиюще невежественными шарлатанами, сколько из-за того, что они начали
иметь официальный успех и конкурировать с обычными представителями изма.
Идеологический характер рассматриваемых групп обнаружился несколько
позднее, когда редкие настоящие ученые, волею случая начавшие свою карьеру в
их среде, покинули их, шарлатанство перестало приносить успех, и творческое
бесплодие их стало для всех очевидным. Отдельные из таких групп превратились
в официальные учреждения. Хотя и эти оказались столь же бесплодными с
научной точки зрения, они оказались весьма удобными в иных планах. В
частности -- для налаживания международных связей определенного сорта, для
проникновения в различного рода международные организации и для пускания
пыли в глаза. Смотрите, мол! Вы там кричите о застое, зажиме, гонениях и
прочих ужасах у нас. А это все клевета. У нас есть все! Социология? Можем
делегацию в тыщу человек поставить! Кибернетика? У нас каждый второй
кибернетик! Науковедение? Да у нас целый институт такой есть! Системные
исследования? Ха-ха! У нас даже журнал такой есть. Во как!
Сборища групп проходили в виде семинаров, симпозиумов, коллоквиумов,
лекций, докладов и т.п. И о науке, разумеется, говорили. Собственно говоря,
только о науке и говорили. Но как! Чтобы всем было ясно, что к чему. О изме
молчали. К тому же с усмешечкой. Выступает какой-нибудь гениальный мальчик,
взявшийся бог весть откуда, и чешет без запинки: будем рассматривать
общество как гомогенную систему из конечного множества
суперперсонализированных элементов, отображаемую на гомоморфное подмножество
кортежей... Начальство не придерется. Зубры изма, поджав хвосты и бледнея за
свое вопиющее невежество, уползают кто куда. А всем понятно, что к чему. Еще
пара-другая таких открытий, и мы их придавим. Что они могут против науки?...
Или собрался, например, симпозиум по изматической критике психоанализа.
Главный докладчик -- Мыслитель, Социолог, Супруга или даже Сослуживец. Или
все вместе. Не все ли равно. И пошли разговоры. Главное -- как можно больше
наговорить, нечто невнятное, с десятками непонятных терминов, со ссылками на
десятки западных имен. В особенности на таких, которые недавно опубликовали
по одной статейке. Это -- новейшее слово в науке. Пара слов о том, что это
все не противоречит изму. Для начальства и отчета. Но так, что всем ясно,
что к чему. Без этого же нельзя.
А в коридорах, на квартирах, в ресторанах, забегаловках и в кабинетах
почтенных учреждений шли нескончаемые разговоры о положении в стране, о
жизни на Западе, о Хозяине, о Хряке, об узких штанах и коротких юбках, о
неореализме и сюрреализме, о лагерях и арестах. Поносили все свое.
Восторгались всем западным. Короче говоря, просыпались от вынужденной спячки
периода Хозяина, открывали глаза на действительность и рвались развернуть
свои творческие потенции, зажимавшиеся столько десятилетий.
ЧАС ВОСЬМОЙ
На другой же день после того, как Крикун прибыл после школы в полк на
фронт, старший летчик, его ближайший командир, попросил его об услуге: пойти
к полковому врачу, сказать, что он подцепил триппер, и попросить сульфидин.
Старший летчик уже имел тридцать боевых вылетов, пару орденов, был
представлен к третьему и боялся, что из-за триппера ему этот третий
заслуженный орден не дадут. Хороший, вроде бы, парень. Но он не подумал о
том, что для Крикуна начинать службу в полку с гонореи -- значит с самого
начала закрыть всякие пути к наградам и повышениям. Крикун не мог ему
отказать. Хотя потом в этом полку он сделал более шестидесяти боевых
вылетов, ему дали всего одну железку. Самую маленькую притом. А по закону он
должен был бы иметь их минимум пять. А старший летчик на другой же день
растрепал всем, как он подсунул вместо себя Крикуна. В полку все знали, что
Крикун не был болен. И смеялись над ним. И начальство регулярно вычеркивало
его из списка представляемых к награде. Теперь-то он им благодарен за это.
Они выработали в нем презрение к званиям и наградам. Но каково ему было
тогда! Ему же не было еще двадцати. И он тогда еще ни разу не имел женщину.
И больно ему было не за себя, а за них. Он не мог понять, почему хорошие
люди делают пакости. Потом он убедился в том, что самые гнусные поступки в
жизни совершают обычно порядочные люди.
К истории с триппером скоро присоединилась еще одна, и Крикуном
заинтересовался Особый отдел. Ему повезло: ранили, а после госпиталя он
переучился на новый тип самолетов и попал в другой полк. А история такая. Он
сидел в землянке эскадрильи и играл в шахматы с инженером полка. Вошел
командир эскадрильи и попросил его отрулить его машину -- она на посадочной
стоит -- на край аэродрома. Когда Крикун вернулся, отрулив машину, в
землянке хохотали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110