А это уже нечто. А насчет науки --
это пустяки. Наплевать на науку. Ее ведь может и не быть совсем.
АНЕКДОТ
Но главным явлением духовной жизни ибанского общества этого периода
стал анекдот. Причем, анекдот запрещенный и наказуемый. Анекдоты и
классифицировались соответствующими специалистами с обеих сторон по срокам,
которые были положены за них. В основе анекдота лежал принцип, передаваемый
следующим анекдотом. Каждый десятый англичанин гибнет в море, но это не
мешает им быть страстными яхтсменами. Каждый пятый американец гибнет в
автомобильной катастрофе, но это не мешает им быть страстными
автомобилистами. Каждый третий француз гибнет от любви, но это не мешает им
быть страстными любовниками. Каждый второй ибанец стукач, но это не мешает
ибанцам быть страстными любителями антиибанского анекдота. Анекдоты
рождались в невероятных количествах на такие темы, которые, казалось, в
принципе неподвластны анекдоту и смеху вообще. Но самое поразительное в этой
эпидемии анекдотов заключалось в том, что в анекдотах не было ничего
анекдотичного. Они просто в краткой афористичной и образной форме
пересказывали то, что регулярно наблюдали ибанцы в своей повседневной жизни.
Один ибанец спрашивает другого, например, почему исчезли из продажи шапки из
ондатры. Потому, отвечает другой, что ондатры размножаются в арифметической
прогрессии, а номенклатурные работники -- в геометрической. Кроме того,
давно не производился отстрел начальства. И это -- не анекдот, а чистая
правда. Или спрашивает один ибанец другого, сколько человек погибло в
недавней железнодорожной катастрофе. Пятьдесят человек, ответил ибанец. А,
говорит первый, значит по-старому пятьсот. Дело происходило вскоре после
денежной реформы, по которой денежные знаки заменили в пропорции десять к
одному. Интересно, что в катастрофе действительно погибло около пятисот
человек.
Расцвет анекдота относится к самой либеральной части прошедшего
периода. Анекдот, каким бы критичным он ни был, предполагает некоторую долю
оптимизма. Как только оптимистические иллюзии сменились сознанием
неизбежности мрачных перспектив, анекдоты исчезли без всякого вмешательства
Органов. Сами собой. Ибанский анекдот -- трагедия, но с примесью комедии.
Трагедия же, лишенная комизма, -- неподходящая почва для анекдота.
ПЕРСПЕКТИВЫ
Как ни рыпайся, сказал Почвоед, а изм рано или поздно победит во всем
мире, причем -- навечно. Мы не учитываем целый ряд факторов, работающих в
его пользу с неотвратимой силой. Каких? Например, грандиозное усложнение
производства. Оно ведет, в конечном счете, к установлению режима
военно-бюрократического типа в главной сфере общества -- в производстве.
Потом -- климат. Да, представь себе, климат. Он становится все более
суровым. А что это означает в итоге? Ограничение свободы передвижения.
Направление мыслей в бытовую сферу. Строгое регламентирование всего, что
ранее было даровым продуктом природы. Ну, а если проблема космических
полетов станет близкой практической перспективой, то отпадут даже сомнения.
Аргументы сильные, признаю, сказал Учитель. Но разберем их по отдельности.
Дисциплина и организация производства? Но это к изму не имеет никакого
отношения. Это идет по другой линии, враждебной сути изма. Усложнение
производства -- вещь серьезная. Но это -- реальная надежда ограничения изма,
а не его бесконтрольного буйства. Из основ изма вырастает тенденция к застою
производства и превращения его в арену чисто социальной драмы. Ты высоко
сидишь. Неужели тебе неведомо это? Ведомо, сказал Почвоед. Да еще как. Но мы
против этого боремся. Боретесь, сказал Учитель. Согласен. Но мы говорим о
другом. Что означает эта борьба -- за изм или против него? За него, сказал
Почвоед, но путем его ограничения, если принять твою позицию. Это не меняет
дела. Меняет, говорит Учитель. То, что ты называешь измом, есть нечто иное
сравнительно с тем, что я называю измом. Давай договоримся хотя бы о словах,
если уж мы не можем договориться о позиции. Для тебя изм -- государственная
рациональная организация жизни общества. Так? Так. Для меня -- тип общества,
вырастающий при условии господства социальных принципов, реально действующих
в массе людей, какую бы рациональную организацию мы ни навязывали обществу.
При этом сама эта организация будет существовать по этим социальным законам.
Одно дело -- идея государственной организации жизни, другое -- ее реальное
воплощение. Твоя концепция есть пустая абстракция, хотя и кажется, что ты
исходишь из сверхубедительных фактов, факты твои грандиозны, не спорю. Но
они не социальны. Пойдем дальше. Климат. Космические полеты, факторы
серьезные. Но в чем? Ухудшение климата заметным образом на жизни людей
скажется через несколько столетий. А космические полеты станут жизненно
неизбежными (заметь, я говорю не о полезности, а о жизненной необходимости)
и того позже. А под этим соусом уже сейчас определенные силы общества
обделывают свои делишки. По принципу: через сто лет температура понизится, а
они тут Срамиздат незаконно издают! Ликвидировать мерзавцев! Они мешают нам
в космос лететь! А между тем, если думать о космосе и о похолодании, то
именно эти мерзавцы работают в этом направлении, а не их душители. Для этого
надо дело делать как следует!! Дело!! А изм... Мне трудно с тобой спорить,
говорит Почвоед. Я чувствую, что в чем-то ты прав. Но чувствую, что и я в
чем-то прав. Не будешь же ты отрицать, что страна есть огромный
хозяйственный механизм. И чтобы он существовал и развивался, нужно... Мы
должны для этого...
Почвоед долго излагал, что именно мы должны и что именно нужно. Учитель
сидел, тоскливо уставившись на гигантский портрет Заведующего. Наконец, ему
надоело. Ты популярно излагаешь передовицы из Газет, сказал Учитель.
Благодарю, так как я давно их не читаю. Занимаюсь умственной гигиеной. И
тебе советую. Помогает. Забрось газеты на месяц, потом вдруг взгляни, и у
тебя глаза на лоб полезут от удивления, как ты мог эту муть читать ранее. Мы
не пойдем друг друга потому, что ты подходишь к делу как государственный
человек, а я -- как ученый. Ты говоришь, надо, должно и т.п. Но
долженствование не есть эмпирический факт. Наука не может исходить из идеи
долженствования. Эта идея бюрократическая. Это принцип власти, а не науки.
Наука исходит из того, что так или иначе существует огромное скопление людей
и сложный механизм их хозяйственной жизни. И выясняет, что вытекает из этого
реального факта. Изм вырастает как реальность из этой реальной основы, а не
из представлений государственного чиновника, -- пусть честного, доброго,
умного, -- о том, какой должна быть организация жизни.
ЧАС ШЕСТНАДЦАТЫЙ
Однажды после крупного перепоя Болтун затащил его на лекцию Клеветника,
где Болтун рассчитывал занять пятерку у Двурушника на опохмелиться.
Двурушник по слухам получил приличный гонорар за что-то, так что деньги у
него, наверняка, были.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
это пустяки. Наплевать на науку. Ее ведь может и не быть совсем.
АНЕКДОТ
Но главным явлением духовной жизни ибанского общества этого периода
стал анекдот. Причем, анекдот запрещенный и наказуемый. Анекдоты и
классифицировались соответствующими специалистами с обеих сторон по срокам,
которые были положены за них. В основе анекдота лежал принцип, передаваемый
следующим анекдотом. Каждый десятый англичанин гибнет в море, но это не
мешает им быть страстными яхтсменами. Каждый пятый американец гибнет в
автомобильной катастрофе, но это не мешает им быть страстными
автомобилистами. Каждый третий француз гибнет от любви, но это не мешает им
быть страстными любовниками. Каждый второй ибанец стукач, но это не мешает
ибанцам быть страстными любителями антиибанского анекдота. Анекдоты
рождались в невероятных количествах на такие темы, которые, казалось, в
принципе неподвластны анекдоту и смеху вообще. Но самое поразительное в этой
эпидемии анекдотов заключалось в том, что в анекдотах не было ничего
анекдотичного. Они просто в краткой афористичной и образной форме
пересказывали то, что регулярно наблюдали ибанцы в своей повседневной жизни.
Один ибанец спрашивает другого, например, почему исчезли из продажи шапки из
ондатры. Потому, отвечает другой, что ондатры размножаются в арифметической
прогрессии, а номенклатурные работники -- в геометрической. Кроме того,
давно не производился отстрел начальства. И это -- не анекдот, а чистая
правда. Или спрашивает один ибанец другого, сколько человек погибло в
недавней железнодорожной катастрофе. Пятьдесят человек, ответил ибанец. А,
говорит первый, значит по-старому пятьсот. Дело происходило вскоре после
денежной реформы, по которой денежные знаки заменили в пропорции десять к
одному. Интересно, что в катастрофе действительно погибло около пятисот
человек.
Расцвет анекдота относится к самой либеральной части прошедшего
периода. Анекдот, каким бы критичным он ни был, предполагает некоторую долю
оптимизма. Как только оптимистические иллюзии сменились сознанием
неизбежности мрачных перспектив, анекдоты исчезли без всякого вмешательства
Органов. Сами собой. Ибанский анекдот -- трагедия, но с примесью комедии.
Трагедия же, лишенная комизма, -- неподходящая почва для анекдота.
ПЕРСПЕКТИВЫ
Как ни рыпайся, сказал Почвоед, а изм рано или поздно победит во всем
мире, причем -- навечно. Мы не учитываем целый ряд факторов, работающих в
его пользу с неотвратимой силой. Каких? Например, грандиозное усложнение
производства. Оно ведет, в конечном счете, к установлению режима
военно-бюрократического типа в главной сфере общества -- в производстве.
Потом -- климат. Да, представь себе, климат. Он становится все более
суровым. А что это означает в итоге? Ограничение свободы передвижения.
Направление мыслей в бытовую сферу. Строгое регламентирование всего, что
ранее было даровым продуктом природы. Ну, а если проблема космических
полетов станет близкой практической перспективой, то отпадут даже сомнения.
Аргументы сильные, признаю, сказал Учитель. Но разберем их по отдельности.
Дисциплина и организация производства? Но это к изму не имеет никакого
отношения. Это идет по другой линии, враждебной сути изма. Усложнение
производства -- вещь серьезная. Но это -- реальная надежда ограничения изма,
а не его бесконтрольного буйства. Из основ изма вырастает тенденция к застою
производства и превращения его в арену чисто социальной драмы. Ты высоко
сидишь. Неужели тебе неведомо это? Ведомо, сказал Почвоед. Да еще как. Но мы
против этого боремся. Боретесь, сказал Учитель. Согласен. Но мы говорим о
другом. Что означает эта борьба -- за изм или против него? За него, сказал
Почвоед, но путем его ограничения, если принять твою позицию. Это не меняет
дела. Меняет, говорит Учитель. То, что ты называешь измом, есть нечто иное
сравнительно с тем, что я называю измом. Давай договоримся хотя бы о словах,
если уж мы не можем договориться о позиции. Для тебя изм -- государственная
рациональная организация жизни общества. Так? Так. Для меня -- тип общества,
вырастающий при условии господства социальных принципов, реально действующих
в массе людей, какую бы рациональную организацию мы ни навязывали обществу.
При этом сама эта организация будет существовать по этим социальным законам.
Одно дело -- идея государственной организации жизни, другое -- ее реальное
воплощение. Твоя концепция есть пустая абстракция, хотя и кажется, что ты
исходишь из сверхубедительных фактов, факты твои грандиозны, не спорю. Но
они не социальны. Пойдем дальше. Климат. Космические полеты, факторы
серьезные. Но в чем? Ухудшение климата заметным образом на жизни людей
скажется через несколько столетий. А космические полеты станут жизненно
неизбежными (заметь, я говорю не о полезности, а о жизненной необходимости)
и того позже. А под этим соусом уже сейчас определенные силы общества
обделывают свои делишки. По принципу: через сто лет температура понизится, а
они тут Срамиздат незаконно издают! Ликвидировать мерзавцев! Они мешают нам
в космос лететь! А между тем, если думать о космосе и о похолодании, то
именно эти мерзавцы работают в этом направлении, а не их душители. Для этого
надо дело делать как следует!! Дело!! А изм... Мне трудно с тобой спорить,
говорит Почвоед. Я чувствую, что в чем-то ты прав. Но чувствую, что и я в
чем-то прав. Не будешь же ты отрицать, что страна есть огромный
хозяйственный механизм. И чтобы он существовал и развивался, нужно... Мы
должны для этого...
Почвоед долго излагал, что именно мы должны и что именно нужно. Учитель
сидел, тоскливо уставившись на гигантский портрет Заведующего. Наконец, ему
надоело. Ты популярно излагаешь передовицы из Газет, сказал Учитель.
Благодарю, так как я давно их не читаю. Занимаюсь умственной гигиеной. И
тебе советую. Помогает. Забрось газеты на месяц, потом вдруг взгляни, и у
тебя глаза на лоб полезут от удивления, как ты мог эту муть читать ранее. Мы
не пойдем друг друга потому, что ты подходишь к делу как государственный
человек, а я -- как ученый. Ты говоришь, надо, должно и т.п. Но
долженствование не есть эмпирический факт. Наука не может исходить из идеи
долженствования. Эта идея бюрократическая. Это принцип власти, а не науки.
Наука исходит из того, что так или иначе существует огромное скопление людей
и сложный механизм их хозяйственной жизни. И выясняет, что вытекает из этого
реального факта. Изм вырастает как реальность из этой реальной основы, а не
из представлений государственного чиновника, -- пусть честного, доброго,
умного, -- о том, какой должна быть организация жизни.
ЧАС ШЕСТНАДЦАТЫЙ
Однажды после крупного перепоя Болтун затащил его на лекцию Клеветника,
где Болтун рассчитывал занять пятерку у Двурушника на опохмелиться.
Двурушник по слухам получил приличный гонорар за что-то, так что деньги у
него, наверняка, были.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110