Я говорю о формальной стороне процедуры. Другой вопрос, что все доказательства сфабрикованы.
— Ах вот, значит, о чем ты бормотал на обратном пути вчера. Вот к чему относились те несколько фраз, что слегка разбавили твое молчание.
— Именно, — сказал я. — Они не поверили ни единому нашему слову.
— Так кто и что сфабриковал?
— Я и сам бы хотел узнать ответ.
Он протянул мне опустевший стакан, и я подлил еще виски.
— Ты серьезно?
— Вполне. Из пункта А — мое утверждение, что я ехал на победу, — мы прибываем в пункт в — убеждение стюардов, что я умышленно отдал скачку. По пути мне встречаются три-четыре маленькие птички, которые щебечут откровенную ложь.
— В руинах что-то шевелится! — сказал Тони.
— В руинах?
— Да, в руинах, что остались от тебя.
— А!
— Тебе следует больше пить, — посоветовал Тони — Сделай над собой усилие. Начни прямо сейчас.
— Я подумаю.
— Подумай! — Тони встал с кресла. — Пора домой. Пора кормить маленьких птенчиков, раскрывших клювики в ожидании червячков.
— Сегодня у вас на ленч червячки?
— Бог его знает. Поппи сказала, чтобы ты приходил, если есть настроение.
Я отрицательно покачал головой.
— Тебе же надо питаться! — воскликнул Тони.
— Надо.
Тони изучающе посмотрел на меня.
— Мне кажется, — наконец произнес он, — что ты выкарабкаешься. — Он поставил на стол пустой стакан. — Учти, если что, мы рядом. Накормим, напоим, пообщаемся. Позовем танцовщиц и все такое прочее.
Я кивнул в знак благодарности, и он загрохотал вниз по лестнице. Тони ни словом не обмолвился о лошадях, скачках, а главное, о жокеях, которых ему придется использовать вместо меня. Он не сказал, что, оставаясь в этой квартире, я создаю для него определенные сложности.
Я не знал, как поступить. Это был мой дом. Мой единственный дом. Обставленный, перестроенный, декорированный по моему плану. Мне здесь нравилось и страшно не хотелось никуда переезжать.
Я зашел в спальню.
Кровать двуспальная, но подушка одна.
На комоде в серебряной рамке фотография Розалинды. Мы были женаты два года и собирались провести традиционный уик-энд с ее родителями. В субботу я скакал пять раз на ипподроме «Маркет Рейсен», и в конце скачек в комнату, где взвешивались жокеи, вошел полицейский и спокойно сообщил, что мой тесть ехал в машине в гости к друзьям, не рассчитал дистанции при обгоне на мокром шоссе и столкнулся со встречным грузовиком. Он, а также его жена и дочь сразу же скончались.
Это случилось четыре года назад. Иногда — и весьма часто! — я не мог вспомнить голос Розалинды. Иногда же мне казалось, что она в соседней комнате.
Сейчас мне очень хотелось, чтобы Розалинда была рядом. Мне не хватало ее бурного темперамента и пылкой преданности. Мне хотелось рассказать ей о случившемся, пожаловаться на несправедливость, услышать слова утешения. Ох уж это расследование!
* * *
Первым свидетелем лорда Гоуэри стал жокей, оставшийся в «Лимонадном кубке» третьим в двух-трех корпусах сзади от Урона. Двадцатилетний круглолицый Чарли Уэст обладал неплохими задатками, не соединявшимися, однако, с самодисциплиной. Он был слишком высокого мнения о себе и считал, что соблюдать правила должны все, кроме него самого.
Внушительные интерьеры жокей-клуба на Портман-сквер и вся атмосфера расследования, похоже, произвели на него сильное впечатление. Он неуверенно вошел и застыл там, где ему было велено находиться, — у края стола стюардов, слева от них и, значит, справа от нас. Он смотрел в стол и за все время поднял глаза раз или два. Он так и не взглянул ни на Крэнфилда, ни на меня.
Гоуэри спросил его, помнит ли он, как складывалась скачка.
— Да, сэр, — прошелестел он.
— Говорите громче, — раздраженно бросил Гоуэри.
Стенографист встал со своего места и передвинул микрофон поближе к Чарли Уэсту. Тот откашлялся.
— Что же произошло во время скачки?
— Видите ли, сэр... Рассказать все сначала?
— Нет нужды вдаваться в незначительные детали, Уэст, — нетерпеливо возразил Гоуэри. — Расскажите нам только о том, что случилось на дальней стороне, на втором круге.
— Понятно, сэр... Значит, Келли... Точнее, Хьюз, сэр... Так вот Хьюз, сэр... В общем, он...
— Уэст, говорите по существу. — Голос Гоуэри резал, как бритва.
Шея Уэста побагровела. Он судорожно сглотнул:
— Там, на дальней стороне, где не видно трибун, на какое-то время, буквально на несколько секунд... В общем, сэр, Хьюз сильно взял на себя...
— Что он сказал при этом, Уэст?
— Он сказал, сэр: «О'кей, притормозим, ребята!»
Несмотря на то, что в комнате стояла такая тишина, что можно было услышать, как падает булавка, и все прекрасно слышали слова Уэста, лорд Гоуэри с нажимом сказал:
— Будьте добры повторить ваши слова еще раз, Уэст.
— Сэр, Хьюз сказал: «О'кей, притормозим, ребята!»
— Что, по-вашему, это означало, Уэст?
— Ну, вроде как он не очень старался, сэр... Не очень старался выиграть. Он всегда говорит это, когда берет на себя.
— Всегда?
— Ну, иногда...
Наступило молчание. Затем Гоуэри сказал официальным тоном:
— Мистер Крэнфилд... Хьюз... Можете задать свидетелю вопросы.
Я медленно встал с кресла.
— Утверждаете ли вы на полном серьезе, — с горечью осведомился я, — что в розыгрыше «Лимонадного кубка» я взял на себя Урона и сказал: «О'кей, притормозим, ребята!»?
Уэст кивнул. Он сильно вспотел.
— Пожалуйста, отвечайте словами, — попросил я.
— Да, вы это сказали.
— Я ничего не говорил.
— Я сам слышал.
— Этого не могло быть.
— Я хорошо слышал.
Я замолчал. Я просто не знал, что еще можно сказать. Это походило на какую-то детскую игру: сказал — не сказал — сказал — не сказал.
Я сел. Стюарды и прочие официальные представители, сидевшие за ними, смотрели на меня. Я видел, что они все до одного поверили Уэсту.
— Скажите, Хьюз, вы действительно употребляете эту фразу? — Голос Гоуэри был едким, словно серная кислота.
— Нет, сэр.
— Вы никогда не произносили ничего подобного?
— По крайней мере, в розыгрыше «Лимонадного кубка» не произносил, сэр.
— Я хочу знать, Хьюз, вы никогда не произносили ничего подобного?
Солгать или нет?
— Да, сэр, пару раз я действительно произносил эти слова, но не в розыгрыше «Лимонадного кубка» и не когда я выступал на Уроне.
— Довольно того, что вы их произносили. Мы сами разберемся, когда именно.
Он положил какую-то бумажку на дно кипы, взял другую. Глянув на нее небрежным взглядом человека, знающего свой предмет наизусть, он продолжал:
— А теперь скажите нам, Уэст, что сделал Хьюз, когда произнес эти слова?
— Сэр, он взял лошадь на себя.
— Как вы это поняли? — Вопрос был чистейшей формальностью. Гоуэри прекрасно знал ответ: это было видно по тону, каким он спрашивал.
— Когда Хьюз сказал про тормоза, я скакал рядом с ним. Затем он вроде бы слегка сгорбился и дернул лошадь, а после этого оказался сзади меня.
— Но скачку он закончил впереди вас, — злобно сказал Крэнфилд.
— Да, сэр. — Чарли Уэст метнул взгляд на лорда Гоуэри и уже не отводил от него глаз. — У меня лошадь старая, совсем выбилась из сил, и Хьюз обошел меня у предпоследнего барьера...
— А как Урон преодолел этот барьер?
— Легко, сэр. Вовремя прыгнул, хорошо приземлился...
— Хьюз утверждает, что к этому времени Урон сильно устал.
Чарли Уэст сделал маленькую паузу, прежде чем ответить. Наконец он сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Ах вот, значит, о чем ты бормотал на обратном пути вчера. Вот к чему относились те несколько фраз, что слегка разбавили твое молчание.
— Именно, — сказал я. — Они не поверили ни единому нашему слову.
— Так кто и что сфабриковал?
— Я и сам бы хотел узнать ответ.
Он протянул мне опустевший стакан, и я подлил еще виски.
— Ты серьезно?
— Вполне. Из пункта А — мое утверждение, что я ехал на победу, — мы прибываем в пункт в — убеждение стюардов, что я умышленно отдал скачку. По пути мне встречаются три-четыре маленькие птички, которые щебечут откровенную ложь.
— В руинах что-то шевелится! — сказал Тони.
— В руинах?
— Да, в руинах, что остались от тебя.
— А!
— Тебе следует больше пить, — посоветовал Тони — Сделай над собой усилие. Начни прямо сейчас.
— Я подумаю.
— Подумай! — Тони встал с кресла. — Пора домой. Пора кормить маленьких птенчиков, раскрывших клювики в ожидании червячков.
— Сегодня у вас на ленч червячки?
— Бог его знает. Поппи сказала, чтобы ты приходил, если есть настроение.
Я отрицательно покачал головой.
— Тебе же надо питаться! — воскликнул Тони.
— Надо.
Тони изучающе посмотрел на меня.
— Мне кажется, — наконец произнес он, — что ты выкарабкаешься. — Он поставил на стол пустой стакан. — Учти, если что, мы рядом. Накормим, напоим, пообщаемся. Позовем танцовщиц и все такое прочее.
Я кивнул в знак благодарности, и он загрохотал вниз по лестнице. Тони ни словом не обмолвился о лошадях, скачках, а главное, о жокеях, которых ему придется использовать вместо меня. Он не сказал, что, оставаясь в этой квартире, я создаю для него определенные сложности.
Я не знал, как поступить. Это был мой дом. Мой единственный дом. Обставленный, перестроенный, декорированный по моему плану. Мне здесь нравилось и страшно не хотелось никуда переезжать.
Я зашел в спальню.
Кровать двуспальная, но подушка одна.
На комоде в серебряной рамке фотография Розалинды. Мы были женаты два года и собирались провести традиционный уик-энд с ее родителями. В субботу я скакал пять раз на ипподроме «Маркет Рейсен», и в конце скачек в комнату, где взвешивались жокеи, вошел полицейский и спокойно сообщил, что мой тесть ехал в машине в гости к друзьям, не рассчитал дистанции при обгоне на мокром шоссе и столкнулся со встречным грузовиком. Он, а также его жена и дочь сразу же скончались.
Это случилось четыре года назад. Иногда — и весьма часто! — я не мог вспомнить голос Розалинды. Иногда же мне казалось, что она в соседней комнате.
Сейчас мне очень хотелось, чтобы Розалинда была рядом. Мне не хватало ее бурного темперамента и пылкой преданности. Мне хотелось рассказать ей о случившемся, пожаловаться на несправедливость, услышать слова утешения. Ох уж это расследование!
* * *
Первым свидетелем лорда Гоуэри стал жокей, оставшийся в «Лимонадном кубке» третьим в двух-трех корпусах сзади от Урона. Двадцатилетний круглолицый Чарли Уэст обладал неплохими задатками, не соединявшимися, однако, с самодисциплиной. Он был слишком высокого мнения о себе и считал, что соблюдать правила должны все, кроме него самого.
Внушительные интерьеры жокей-клуба на Портман-сквер и вся атмосфера расследования, похоже, произвели на него сильное впечатление. Он неуверенно вошел и застыл там, где ему было велено находиться, — у края стола стюардов, слева от них и, значит, справа от нас. Он смотрел в стол и за все время поднял глаза раз или два. Он так и не взглянул ни на Крэнфилда, ни на меня.
Гоуэри спросил его, помнит ли он, как складывалась скачка.
— Да, сэр, — прошелестел он.
— Говорите громче, — раздраженно бросил Гоуэри.
Стенографист встал со своего места и передвинул микрофон поближе к Чарли Уэсту. Тот откашлялся.
— Что же произошло во время скачки?
— Видите ли, сэр... Рассказать все сначала?
— Нет нужды вдаваться в незначительные детали, Уэст, — нетерпеливо возразил Гоуэри. — Расскажите нам только о том, что случилось на дальней стороне, на втором круге.
— Понятно, сэр... Значит, Келли... Точнее, Хьюз, сэр... Так вот Хьюз, сэр... В общем, он...
— Уэст, говорите по существу. — Голос Гоуэри резал, как бритва.
Шея Уэста побагровела. Он судорожно сглотнул:
— Там, на дальней стороне, где не видно трибун, на какое-то время, буквально на несколько секунд... В общем, сэр, Хьюз сильно взял на себя...
— Что он сказал при этом, Уэст?
— Он сказал, сэр: «О'кей, притормозим, ребята!»
Несмотря на то, что в комнате стояла такая тишина, что можно было услышать, как падает булавка, и все прекрасно слышали слова Уэста, лорд Гоуэри с нажимом сказал:
— Будьте добры повторить ваши слова еще раз, Уэст.
— Сэр, Хьюз сказал: «О'кей, притормозим, ребята!»
— Что, по-вашему, это означало, Уэст?
— Ну, вроде как он не очень старался, сэр... Не очень старался выиграть. Он всегда говорит это, когда берет на себя.
— Всегда?
— Ну, иногда...
Наступило молчание. Затем Гоуэри сказал официальным тоном:
— Мистер Крэнфилд... Хьюз... Можете задать свидетелю вопросы.
Я медленно встал с кресла.
— Утверждаете ли вы на полном серьезе, — с горечью осведомился я, — что в розыгрыше «Лимонадного кубка» я взял на себя Урона и сказал: «О'кей, притормозим, ребята!»?
Уэст кивнул. Он сильно вспотел.
— Пожалуйста, отвечайте словами, — попросил я.
— Да, вы это сказали.
— Я ничего не говорил.
— Я сам слышал.
— Этого не могло быть.
— Я хорошо слышал.
Я замолчал. Я просто не знал, что еще можно сказать. Это походило на какую-то детскую игру: сказал — не сказал — сказал — не сказал.
Я сел. Стюарды и прочие официальные представители, сидевшие за ними, смотрели на меня. Я видел, что они все до одного поверили Уэсту.
— Скажите, Хьюз, вы действительно употребляете эту фразу? — Голос Гоуэри был едким, словно серная кислота.
— Нет, сэр.
— Вы никогда не произносили ничего подобного?
— По крайней мере, в розыгрыше «Лимонадного кубка» не произносил, сэр.
— Я хочу знать, Хьюз, вы никогда не произносили ничего подобного?
Солгать или нет?
— Да, сэр, пару раз я действительно произносил эти слова, но не в розыгрыше «Лимонадного кубка» и не когда я выступал на Уроне.
— Довольно того, что вы их произносили. Мы сами разберемся, когда именно.
Он положил какую-то бумажку на дно кипы, взял другую. Глянув на нее небрежным взглядом человека, знающего свой предмет наизусть, он продолжал:
— А теперь скажите нам, Уэст, что сделал Хьюз, когда произнес эти слова?
— Сэр, он взял лошадь на себя.
— Как вы это поняли? — Вопрос был чистейшей формальностью. Гоуэри прекрасно знал ответ: это было видно по тону, каким он спрашивал.
— Когда Хьюз сказал про тормоза, я скакал рядом с ним. Затем он вроде бы слегка сгорбился и дернул лошадь, а после этого оказался сзади меня.
— Но скачку он закончил впереди вас, — злобно сказал Крэнфилд.
— Да, сэр. — Чарли Уэст метнул взгляд на лорда Гоуэри и уже не отводил от него глаз. — У меня лошадь старая, совсем выбилась из сил, и Хьюз обошел меня у предпоследнего барьера...
— А как Урон преодолел этот барьер?
— Легко, сэр. Вовремя прыгнул, хорошо приземлился...
— Хьюз утверждает, что к этому времени Урон сильно устал.
Чарли Уэст сделал маленькую паузу, прежде чем ответить. Наконец он сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51