Он окинул нас с Крэнфилдом взглядом, в котором отразился каждый из этих потерянных фунтов. Гоуэри сказал:
— Нас интересует не столько сумма ваших убытков, мистер Ньютоннардс, сколько личность того, кто выиграл девятьсот фунтов на Вишневом Пироге.
Я содрогнулся. Уж если Уэст оказался способным на ложь, чего ожидать от остальных.
— Как я уже сказал, милорд, я не знаю его имени. Когда он подошел, мне показалось, что я где-то уже с ним встречался, но, видите ли, мне по роду деятельности приходится встречаться со многими, очень многими, и я тогда не придал этому никакого значения. Вы меня понимаете... Только когда я ехал к себе домой, я вспомнил — и мне стало не по себе...
— Пожалуйста, объяснитесь точнее, — терпеливо произнес Гоуэри.
Терпение кошки, караулящей мышь у норки. Предвкушение удачи, придающее ожиданию особую сладость.
— Дело было не в нем самом, а в том, с кем он говорил. Он стоял у перил круга, где лошади выезжают на парад. Это было перед первой скачкой. Сам не знаю почему, но я это запомнил.
— С кем же говорил ваш клиент?
— С ним. — Он ткнул пальцем в нашу сторону. — С мистером Крэнфилдом.
Крэнфилд вскочил на ноги.
— Вы намекаете на то, что я посоветовал вашему клиенту сыграть Вишневый Пирог? — спросил он дрожащим от негодования голосом.
— Нет, мистер Крэнфилд, — сказал голос Гоуэри, ледяной, как северный ветер. — Есть все основания считать, что этот человек действовал по вашему поручению и что вы сами играли Вишневый Пирог.
— Это совершеннейшая ложь!
Его горячий отпор встретил холодный прием.
— Где этот таинственный незнакомец? — бушевал Крэнфилд. — Где этот никому не известный человек — возможно, неизвестный именно потому, что не существует в природе. Да как вы можете выступать с такой смехотворной ерундой на серьезном расследовании! Это же комедия! Самая настоящая комедия!
— Но пари было заключено, — отрезал Гоуэри, показывая на голубой гроссбух.
— И я видел, как вы разговаривали с моим клиентом, — вторил ему Ньютоннардс.
Крэнфилд от бешенства лишился дара речи и в конце концов плюхнулся в кресло, не сумев, как и я, найти такие аргументы, которые нарушили бы сложившееся у наших судей стойкое предубеждение против нас.
— Мистер Ньютоннардс, — спросил я, — вы бы узнали этого человека?
Поколебавшись ничтожную долю секунды, он ответил утвердительно.
— Вы встречали его на скачках после розыгрыша «Лимонадного кубка»?
— Нет, не встречал.
— Если он снова вам попадется, сможете ли вы указать его лорду Гоуэри?
— Если лорд Гоуэри будет в тот день на скачках.
Кое-кто из присутствовавших официальных лиц улыбнулся, но Ньютоннардс, надо отдать ему должное, к ним не присоединился.
Больше никаких вопросов к нему у меня не возникло. Ни я, ни Крэнфилд не продвинулись вперед ни на шаг. Я был взбешен. По собственной инициативе мы позволили затащить нас в то прошлое, когда ответчики на подобных расследованиях не имели права прибегать к помощи юристов. Если они не умели самостоятельно вести собственную защиту, если они не знали, какие именно вопросы задавать и в какой форме, — тем хуже! Значит, судьба отворачивалась от них. Но здесь-то судьба ни при чем! Здесь мы сами виноваты в том, что расследование приняло такой оборот. Любой мало-мальски дельный юрист разорвал бы Ньютоннардса с его показаниями в клочья, но ни я, ни Крэнфилд не знали, как это делается.
Крэнфилд, впрочем, предпринял попытку. Он снова вскочил на ноги.
— Я не только не играл Вишневый Пирог. Я ставил на Урона и проиграл — можете проверить у моего букмекера.
Гоуэри проигнорировал эту реплику. Крэнфилд еще раз повторил ее.
— Возможно, возможно, — на сей раз обронил Гоуэри. — Но это к делу не относится.
Крэнфилд сел, совершенно раздавленный. Я прекрасно понимал, что он сейчас чувствовал. Это было даже хуже, чем биться головой о стену. На сей раз стена сама на нас набросилась.
Ньютоннардсу было разрешено сесть, и он непринужденной походкой отправился туда, где уже сидел Чарли Уэст. Все, что он сказал, было принято без возражений. Никто не потребовал доказательств. Никто не усомнился в его показаниях. На лицах расследователей было написано полное согласие с только что услышанным. Если кто-то поставил на Вишневый Пирог и выиграл девятьсот фунтов, это, разумеется, был только Крэнфилд.
Но Гоуэри еще не закончил. С холодным удовлетворением он взял еще какую-то бумажку и сказал:
— Мистер Крэнфилд, у меня имеется письменное свидетельство некой мисс Джоан Джонс, которая работала в кассе тотализатора ипподрома в Оксфорде в день розыгрыша «Лимонадного кубка». В этой кассе продаются билеты по пять фунтов. Она утверждает, что продала десять билетов на лошадь номер восемь пожилому человеку в коричневом плаще и фетровой шляпе. У меня также имеется подобное свидетельство мистера Леонарда Робертса, работавшего в кассе оплаты в тот же день. Оба работника тотализатора хорошо запомнили клиента, поскольку это были практически единственные пятифунтовые билеты, приобретенные на Вишневый Пирог, — тем более в таком количестве. Этому человеку выплатили более тысячи ста фунтов наличными. Мистер Робертс не рекомендовал брать с собой такую большую сумму, но клиент не воспользовался его советом.
Снова наступила гробовая тишина. Крэнфилд был совершенно сбит с толку и не мог ничего придумать в свое оправдание. На этот раз я попробовал прийти ему на помощь.
— Сэр, ставил ли этот человек в тот день на других лошадей? Ставил ли он на всех, на двух-трех или поставил наугад на одну?
— Тут не было действий наугад, Хьюз.
Снова мертвая тишина.
— Но вы наводили, конечно же, справки? — спросил я.
Наводились такие справки или нет, Гоуэри не знал. Он знал только то, что было в письменных свидетельствах. Одарив меня каменным взглядом, он сказал:
— Никто не поставит пятьдесят фунтов на аутсайдера, не имея достаточных оснований надеяться на его победу.
— Но, сэр...
— Впрочем, — перебил он меня, — мы наведем справки. — Он что-то записал внизу одного из свидетельств. — Мне это не представляется вероятным, но мы все же поднимем вопрос.
Сомнительно, что вынесение вердикта будет из-за этого отложено. Я не ошибся в своих сомнениях.
Глава 3
Я бесцельно расхаживал по квартире, не зная, чем заняться, что предпринять. Снова согрел кофейник. Выпил кофе. Попытался написать письмо родителям, но сил у меня хватило только на полстраницы, после чего я оставил эту затею. Решил подумать о своем будущем. Ничего не вышло.
Я был разбит, уничтожен.
Я бездействовал.
Я не мог заставить себя что-то сделать.
Конец дня. Во дворе суета. Конюхи убирают лошадей, насвистывают, перекрикиваются. Все как обычно. Я старался держаться подальше от окон. В конце концов ушел в спальню и лег на кровать. День угасал. Подступали сумерки.
* * *
После Ньютоннардса они вызвали Томми Тимсона, выступавшего на Вишневом Пироге. Томми Тимсон был у Крэнфилда на вторых ролях — выступал на тех лошадях, на которых Крэнфилд не возлагал особых надежд. Крэнфилд обычно работал с тремя жокеями: мной, Крисом Смитом — сейчас не выступавшим из-за травмы черепа, а также Томми. Бедняга Томми постоянно подбирал крошки, хотя заслуживал большего. Как и многие тренеры, Крэнфилд не умел распознать талант, если тот был у него под носом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51