и
в таком сознании закона это также в качестве мотива способности,
господствующей над чувственностью, неразрывно, хотя не всегда, связано с
эффектом, который, однако, благодаря частому обращению к этому мотиву и
скромным сначала попыткам применять его дает надежду на полное свое
воздействие, чтобы постепенно вызывать в нас самый большой, но чистый
моральный интерес к нему. Итак, метод принимает следующее направление.
Прежде всего для него важно превратить оценку по моральным законам в
естественное занятие, сопутствующее нашим собственным поступкам и
рассмотрению свободных поступков других, превратить ее как бы в привычку и
изощрить ее; сначала спрашивают, объективно ли сообразуется поступок с
моральным законом и с каким именно; при этом закон, который дает только
основание для обязательности, отличают от того закона, который
действительно обязателен (leges obligandi a legibus obligantibus) (как,
например, закон того, чего требует от меня потребность человека, в
противоположность закону того, чего требует от меня право человека;
последний закон предписывает существенные обязанности, а первый -
несущественные) , и таким образом привыкают различать разные обязанности,
которые соединяются в одном поступке. Другой момент, на который следует
обращать внимание, - это вопрос: совершен ли поступок также (субъективно)
ради морального закона и, следовательно, имеет ли он не только нравственную
правильность как действие, но и нравственную ценность как убеждение
согласно максиме? Нет сомнения, что это упражнение и сознание возникающей
отсюда культуры нашего разума, имеющего суждение только о практическом,
постепенно должно пробуждать некоторый интерес к закону этого разума, стало
быть, к нравственно добрым поступкам. В самом деле, мы в конце концов
всегда любим то, рассмотрение чего дает нам почувствовать, что расширяем
применение своих познавательных способностей, которому содействует главным
образом то, в чем мы находим моральную правильность, потому что разум с его
способностью a priori определять по принципам, что должно происходить,
может чувствовать себя хорошо только при таком порядке вещей. Начинает же в
конце концов созерцающий природу любить предметы, которые сначала были
противны его чувствам, когда он обнаруживает великую целесообразность в их
организации, и таким образом изучение их дает пищу его разуму. Лейбниц
вернул насекомое, которое он внимательно наблюдал под микроскопом, на лист
дерева, так как считал, что рассмотрение насекомого его чему-то научило и
что он как бы пользовался его благодеянием.
Но такая деятельность способности суждения, которая дает нам чувствовать
наши собственные познавательные способности, не есть еще интерес к самим
поступкам и их моральности. Она приводит только к тому, rто начинают охотно
заниматься подобными суждениями, и придает добродетели или образу мыслей по
моральным законам ту форму красоты, которой восхищаются, но которой поэтому
еще не ищут (laudatur et alget (4)); подобно тому как все, рассмотрение
чего субъективно вызывает в нас сознание гармонии всех наших способностей
представления и причем мы чувствуем, что вся наша познавательная
способность (рассудок и воображение) становится сильнее, возбуждает чувство
удовлетворения, которое может быть сообщено и другим, хотя при этом мы
остаемся равнодушными к существованию объекта, так как рассматриваем его
только как повод к тому, чтобы заметить у себя задатки талантов,
возвышающих нас над животными. Но здесь приступает к своему делу второе
упражнение, а именно в ярком представлении морального убеждения показать на
примерах чистоту воли, сперва как негативное совершенство ее, поскольку в
поступке из чувства долга на нее не влияют никакие мотивы склонностей как
определяющие основания; этим обращается внимание ученика на сознание его
свободы; и хотя такое самоотречение вызывает сначала чувство страдания, но,
так как оно избавляет этого ученика от принудительности даже истинных
потребностей, оно в то же время возвещает ему освобождение от разного рода
недовольства, которое возбуждают в нем все эти потребности, и делает его
восприимчивым к ощущению удовлетворенности из других источников. Сердце
облегчается и освобождается от бремени, которое его постоянно давит
исподтишка, когда в чисто моральных решениях, примеры которых приводятся,
перед человеком открывается внутренняя, ему самому ранее недостаточно
известная способность - внутренняя свобода, способность настолько
избавляться от безудержной навязчивости склонностей, чтобы ни одна, даже
самая излюбленная, не имела влияния на решение, для которого мы должны
теперь пользоваться своим разумом. В этом случае, если только я один знаю,
что я неправ, и, хотя откровенное признание в этом и обещание [морального]
удовлетворения находят сильное противодействие в тщеславии, своекорыстии,
даже вообще-то справедливом отвращении к тому, право которого мной
ущемлено, тем не менее я могу пренебречь всеми этими сомнениями, - в таком
случае содержится сознание независимости от возможности быть довольным
собой, а это вообще полезно для меня и в других отношениях. И закон долга
благодаря положительной ценности, ощущать которую дает нам соблюдение его,
находит более легкий доступ в сознание нашей свободы благодаря уважению к
нам самим. Это уважение, если оно основательное, если человек ничего так не
боится, как оказаться в своих собственных глазах ничтожным и недостойным
при внутреннем испытании самого себя, может быть привито любому доброму
нравственному убеждению, так как это лучший, даже естественный страж,
воспрепятствующий проникновению в душу неблагородных и пагубных побуждений.
Этим я хотел указать только на самые общие максимы учения о методе
морального воспитания и упражнения. А так как многообразие обязанностей
потребовало бы еще частных определений для каждого вида их и таким образом
составляло бы обширную работу, то меня извинят, если в таком сочинении, как
это, представляющее собой лишь предварительный опыт, я ограничиваюсь
главными чертами этого метода.
(1) Весьма полезно превозносить поступки, в которых проявляются высокий,
бескорыстный и участливый образ мыслей и человечность. Но здесь надо
обращать внимание не столько на душевный подъем, который бывает очень
непостоянным и преходящим, сколько на подчинение сердца долгу, от чего
можно ждать более продолжительного влияния, так как оно приводит к принципу
(а душевный подъем - только к отдельным вспышкам). Стоит только немного
подумать, и сразу найдется вина, которую человек почему-то возлагает на
себя по отношению к человеческому роду'(хотя бы она состояла только в том,
что из-за неравенства людей в гражданском строе он пользуется такими
выгодами, из-за которых так сильно нуждаются другие), чтобы самолюбивая
мечта о заслуге не вытесняла мысли о долге.
(2) АннаБолейн (1507-1536) - вторая жена английского короли Генриха VIII,
мать королевы Елизаветы. Была обвинена Генрихом VIII в измене и
кровосмешении и казнена.
(3) Ювенал (ок. 67-147) - древнеримский сатирический поэт, изображал и
изобличал нравы современного ему общества, касался жгучих социальных
вопросов века, вопросов воспитания детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
в таком сознании закона это также в качестве мотива способности,
господствующей над чувственностью, неразрывно, хотя не всегда, связано с
эффектом, который, однако, благодаря частому обращению к этому мотиву и
скромным сначала попыткам применять его дает надежду на полное свое
воздействие, чтобы постепенно вызывать в нас самый большой, но чистый
моральный интерес к нему. Итак, метод принимает следующее направление.
Прежде всего для него важно превратить оценку по моральным законам в
естественное занятие, сопутствующее нашим собственным поступкам и
рассмотрению свободных поступков других, превратить ее как бы в привычку и
изощрить ее; сначала спрашивают, объективно ли сообразуется поступок с
моральным законом и с каким именно; при этом закон, который дает только
основание для обязательности, отличают от того закона, который
действительно обязателен (leges obligandi a legibus obligantibus) (как,
например, закон того, чего требует от меня потребность человека, в
противоположность закону того, чего требует от меня право человека;
последний закон предписывает существенные обязанности, а первый -
несущественные) , и таким образом привыкают различать разные обязанности,
которые соединяются в одном поступке. Другой момент, на который следует
обращать внимание, - это вопрос: совершен ли поступок также (субъективно)
ради морального закона и, следовательно, имеет ли он не только нравственную
правильность как действие, но и нравственную ценность как убеждение
согласно максиме? Нет сомнения, что это упражнение и сознание возникающей
отсюда культуры нашего разума, имеющего суждение только о практическом,
постепенно должно пробуждать некоторый интерес к закону этого разума, стало
быть, к нравственно добрым поступкам. В самом деле, мы в конце концов
всегда любим то, рассмотрение чего дает нам почувствовать, что расширяем
применение своих познавательных способностей, которому содействует главным
образом то, в чем мы находим моральную правильность, потому что разум с его
способностью a priori определять по принципам, что должно происходить,
может чувствовать себя хорошо только при таком порядке вещей. Начинает же в
конце концов созерцающий природу любить предметы, которые сначала были
противны его чувствам, когда он обнаруживает великую целесообразность в их
организации, и таким образом изучение их дает пищу его разуму. Лейбниц
вернул насекомое, которое он внимательно наблюдал под микроскопом, на лист
дерева, так как считал, что рассмотрение насекомого его чему-то научило и
что он как бы пользовался его благодеянием.
Но такая деятельность способности суждения, которая дает нам чувствовать
наши собственные познавательные способности, не есть еще интерес к самим
поступкам и их моральности. Она приводит только к тому, rто начинают охотно
заниматься подобными суждениями, и придает добродетели или образу мыслей по
моральным законам ту форму красоты, которой восхищаются, но которой поэтому
еще не ищут (laudatur et alget (4)); подобно тому как все, рассмотрение
чего субъективно вызывает в нас сознание гармонии всех наших способностей
представления и причем мы чувствуем, что вся наша познавательная
способность (рассудок и воображение) становится сильнее, возбуждает чувство
удовлетворения, которое может быть сообщено и другим, хотя при этом мы
остаемся равнодушными к существованию объекта, так как рассматриваем его
только как повод к тому, чтобы заметить у себя задатки талантов,
возвышающих нас над животными. Но здесь приступает к своему делу второе
упражнение, а именно в ярком представлении морального убеждения показать на
примерах чистоту воли, сперва как негативное совершенство ее, поскольку в
поступке из чувства долга на нее не влияют никакие мотивы склонностей как
определяющие основания; этим обращается внимание ученика на сознание его
свободы; и хотя такое самоотречение вызывает сначала чувство страдания, но,
так как оно избавляет этого ученика от принудительности даже истинных
потребностей, оно в то же время возвещает ему освобождение от разного рода
недовольства, которое возбуждают в нем все эти потребности, и делает его
восприимчивым к ощущению удовлетворенности из других источников. Сердце
облегчается и освобождается от бремени, которое его постоянно давит
исподтишка, когда в чисто моральных решениях, примеры которых приводятся,
перед человеком открывается внутренняя, ему самому ранее недостаточно
известная способность - внутренняя свобода, способность настолько
избавляться от безудержной навязчивости склонностей, чтобы ни одна, даже
самая излюбленная, не имела влияния на решение, для которого мы должны
теперь пользоваться своим разумом. В этом случае, если только я один знаю,
что я неправ, и, хотя откровенное признание в этом и обещание [морального]
удовлетворения находят сильное противодействие в тщеславии, своекорыстии,
даже вообще-то справедливом отвращении к тому, право которого мной
ущемлено, тем не менее я могу пренебречь всеми этими сомнениями, - в таком
случае содержится сознание независимости от возможности быть довольным
собой, а это вообще полезно для меня и в других отношениях. И закон долга
благодаря положительной ценности, ощущать которую дает нам соблюдение его,
находит более легкий доступ в сознание нашей свободы благодаря уважению к
нам самим. Это уважение, если оно основательное, если человек ничего так не
боится, как оказаться в своих собственных глазах ничтожным и недостойным
при внутреннем испытании самого себя, может быть привито любому доброму
нравственному убеждению, так как это лучший, даже естественный страж,
воспрепятствующий проникновению в душу неблагородных и пагубных побуждений.
Этим я хотел указать только на самые общие максимы учения о методе
морального воспитания и упражнения. А так как многообразие обязанностей
потребовало бы еще частных определений для каждого вида их и таким образом
составляло бы обширную работу, то меня извинят, если в таком сочинении, как
это, представляющее собой лишь предварительный опыт, я ограничиваюсь
главными чертами этого метода.
(1) Весьма полезно превозносить поступки, в которых проявляются высокий,
бескорыстный и участливый образ мыслей и человечность. Но здесь надо
обращать внимание не столько на душевный подъем, который бывает очень
непостоянным и преходящим, сколько на подчинение сердца долгу, от чего
можно ждать более продолжительного влияния, так как оно приводит к принципу
(а душевный подъем - только к отдельным вспышкам). Стоит только немного
подумать, и сразу найдется вина, которую человек почему-то возлагает на
себя по отношению к человеческому роду'(хотя бы она состояла только в том,
что из-за неравенства людей в гражданском строе он пользуется такими
выгодами, из-за которых так сильно нуждаются другие), чтобы самолюбивая
мечта о заслуге не вытесняла мысли о долге.
(2) АннаБолейн (1507-1536) - вторая жена английского короли Генриха VIII,
мать королевы Елизаветы. Была обвинена Генрихом VIII в измене и
кровосмешении и казнена.
(3) Ювенал (ок. 67-147) - древнеримский сатирический поэт, изображал и
изобличал нравы современного ему общества, касался жгучих социальных
вопросов века, вопросов воспитания детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53