Императивы определяют или условия причинности разумного существа как
действующей причины только в отношении результата и достаточности для него,
или же определяют только волю, [безразлично ], будет ли она достаточной для
результата или нет. Первые - это гипотетические императивы и содержат в
себе только предписания умения; вторые, напротив, будут категорическими и
исключительно практическими законами. Максимы, следовательно, хотя и
основоположения, но не императивы. А сами императивы, если они обусловлены,
т. е. определяют волю не просто как волю, а только в отношении желаемого
результата, т. е. если они гипотетические императивы, они, правда,
практические предписания, но не законы. Законы должны в достаточной мере
определять волю как волю еще до того, как я спрошу себя, обладаю ли я
способностью, необходимой для желаемого результата, или что мне надо
делать, чтобы достичь его; стало быть, законы должны быть категорическими,
иначе они не законы, так как у них не будет необходимости, которая, если
она должна быть практической, не должна зависеть от патологических, стало
быть случайно приданных воле, условий. Если, например, кому-нибудь говорят,
что в молодости надо работать и быть бережливым, дабы в старости не терпеть
нужду, то это верное и вместе с тем важное практическое предписание воли.
Но нетрудно видеть, что воля здесь будет обращена на нечто другое, о чем
предполагается, что она этого желает; а это желание надо предоставить ему,
самому субъекту действия, все равно, предвидит ли он также и другие
вспомогательные источники, кроме им самим приобретенного состояния, или
вообще не надеется дожить до старости, или думает, что в случае нужды ему
едва ли удастся извернуться. Разум, из которого только и могут возникать
все правила, кои должны содержать в себе необходимость, хотя и вкладывает в
это свое предписание также и необходимость (ведь без этого оно не было бы
императивом), но эта необходимость обусловлена лишь субъективно и ее нельзя
предполагать во всех субъектах в равной степени. Но для законодательства
разума требуется, чтобы оно нуждалось лишь в одном: чтобы оно имело своей
предпосылкой только себя самого, так как правило лишь тоща обладает
объективной и всеобщей значимостью, когда оно имеет силу без случайных,
субъективных условий, отличающих одно разумное существо от другого. Если
кому-нибудь говорят, что он никогда не должен давать ложных обещаний, то
это есть правило, касающееся только его воли, все равно, будут ли им
достигнуты те цели, которые он может иметь, или нет; чистое ведение есть
то, что должно быть определено посредством указанного правила совершенно a
priori. Если же окажется, что это правило практически верно, то оно закон,
так как оно - категорический императив. Таким образом, практические законы
относятся только к воле независимо от того, что создается ее причинностью,
и от этой причинности (как относящейся к чувственно воспринимаемому миру)
можно отвлечься, чтобы иметь эти законы как чистые законы.

я2
Теорема I

Все практические принципы, которые предполагают объект (материю)
способности желания как определяющее основание воли, в совокупности
эмпирические и не могут быть практическими законами.
Под материей способности желания я разумею предмет, действительности
которого желают. Если желание обладать этим предметом предшествует
практическому правилу и если оно служит условием для того, чтобы сделать
это правило принципом, то я говорю (во-первых), что этот принцип в таком
случае всегда эмпирический. В самом деле, тогда определяющее основание
произвольного выбора (Willkur) есть представление об объекте и то отношение
этого представления к субъекту, которым способность желания определяется к
осуществлению этого объекта. А такое отношение к субъекту называется
удовольствием, доставляемым действительностью предмета. Следовательно, это
удовольствие надо было бы предполагать как условие возможности определения
произвольного выбора. Но ни об одном представлении о каком-нибудь предмете,
каким бы оно ни было, нельзя a priori знать, связывается ли оно с
удовольствием или с неудовольствием или будет [к ним ] безразличным.
Следовательно, в таком случае определяющее основание произвольного выбора
всегда должно бить эмпирическим, стало быть, и практический материальный
принцип, который предполагает его как условие, должен быть таим же. А так
как (во-вторых) принцип, который основывается только на субъективном
условии восприимчивости к удовольствию и неудовольствию (которое всегда
познается только эмпирически и не может иметь одинаковой значимости для
всех разумных существ), хотя н может служить дня субъекта, который обладает
ею, его максимой, но даже и для него (так как в этом принципе нет
объективной необходимости, которую надо познать a priori) не может служить
законом,- то такой принцип никогда не может быть практическим законом.

я3
Теорема II

Все материальные принципы, как таковые, суть совершенно одного итого же
рода н подпадают под общий принцип себялюбия или личного счастья.
Удовольствие, доставляемое представлением о существовании вещи, поскольку
оно должно быть определяющим основанием желания обладать этой вещью,
зиждется на восприимчивости субъекта, так как это удовольствие зависит от
существования предмета; стадо быть, оно относится к чувственности, а не к
рассудку, который выражает отношение представления к объекту согласно
понятиям, а не к субъекту согласно чувствам. Оно, следовательно, лишь
постольку бывает практическим, поскольку ощущение приятного, которого
субъект ожидает от действительности предмета, определяет способность
желания. А сознание приятности жизни у разумного существа, постоянно
сопутствующее ему на протяжении всего его существования, есть счастье, а
принцип сделать счастье высшим, определяющим основанием произвольного
выбора есть принцип себялюбия. Таким образом, все материальные принципы,
которые определяющее основание произвольного выбора полагают в удовольствии
Ѕли неудовольствии, испытываемых от действительности какого-нибудь
предмета, совершенно одинаковы в том смысле, что все они относятся к
принципу себялюбия или личного счастья.

Вывод
Все материальные практические правила полагают определяющее основание воли
в низшей способности желания, и если бы не было чисто формальных законов
ее, которые, в достаточном мере определяли бы волю, то нельзя было бы
допустить и какую-либо высшую способность желания.

Примечание I
Поразительно, как люди, вообще-то проницательные, полагают, будто различие
между высшей и низшей способностью желания можно найти, если определить,
имеют ли представления, связанные с чувством удовольствия, свое
происхождение в чувствах или в рассудке. Когда речь идет об определяющих
основаниях желания и усматривают их в приятном, откуда-то ожидаемом, вопрос
вовсе не в том, откуда происходит представление об этом доставляющем
удовольствие предмете, а только в том, насколько это представление
доставляет удовольствие. Предположим, что представление имеет свое место и
происхождение в рассудке;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53