— Б. Б.) очень это чувствовали и применили такое чувство и понятие
к Пушкину. Многие из них были приятелями его, но они не находили в нем готового
соумышленника и, к счастью его самого и России, они оставили его в покое,
оставили в стороне. Этому соображению и расчету их можно скорее приписать
спасение Пушкина от крушения 25-го года, нежели желанию, как многие думают,
сберечь дарование его и будущую литературную славу России. Рылеев и Александр
Бестужев, вероятно, признавали себя такими же вкладчиками в сокровищницу будущей
русской литературы, как и Пушкина, но это не помешало им самонадеянно поставить
всю эту литературу на одну карту, на карту политическую: быть или не быть".
Все своеобразие политического мировоззрения Пушкина очень верно
характеризует С. Франк в своей работе "Пушкин, как политический мыслитель". "По
общему своему характеру, политическое мировоззрение Пушкина есть консерватизм,
сочетавшийся, однако, с напряженным требованием свободного культурного развития,
обеспеченного правопорядка и независимости, — т.е. в этом смысле проникнутый
либеральными началами.
Консерватизм Пушкина слагается из трех основных моментов: из убеждения,
что историю творят и потому государством должны править не "все", не средние
люди или масса, а избранные, вожди, великие люди, из тонкого чувства
исторической традиции, как основы политической жизни, и наконец из забот о
мирной непрерывности политического развития и из отвращения к насильственным
переворотам.... Пушкин непосредственно любил и ценил начало свободы. И в этом
смысле он был либералом.
Но Пушкин также непосредственно ощущал, любил и ценил начала власти и его
национально-русское воплощение, принципиально основанное на законе,
принципиально стоящее над сословиями, классами и, национальностями, укорененное
в вековых преданиях, или традициях народа Государство Российское, в его
исторической форме — свободно принятой народом наследственной монархии. И в этом
смысле Пушкин был консерватором".
"Главным мотивом Пушкинского "консерватизма" является борьба с
уравнительным демократическим радикализмом, с "якобинством". С поразительной
проницательностью и независимостью суждения он усматривает — вопреки всем
партийным шаблонам и ходячим политическим воззрениям, сродство демократического
радикализма с цезаристским абсолютизмом. Если в политической мысли XIX века (и,
в общем, вплоть до нашего времени) господствовали два комплекса признаков:
"монархия — сословное государство — деспотизм" и "демократия" — равенство —
свобода", которые противостояли (и противостоят) друг другу, как "правое" и
"левое" миросозерцание, то Пушкин отвергает эту господствующую схему — по
крайней мере, в отношении России — и заменяет ее совсем иной группировкой
признаков. "Монархия — сословное государство — свобода — консерватизм" выступают
у него, как единство, стоящее в резкой противоположности к комплексу "демократия
— радикализм ("якобинство") — цезаристский деспотизм".
II
Про Пушкина можно сказать то же, что сказал Гейрих Гейне про Мишеля
Шевалье, французского экономиста; что он "консерватор и в то же время
прогрессист. Одною рукою он поддерживает старое здание для того, чтобы оно не
рухнуло людям на голову, другою чертит план для нового, более обширного здания
будущего". Пушкин, хорошо знавший всемирную и русскую историю, был сторонником
мысли хорошо выраженной одним английским государственным деятелем, что "народы
управляются только — двумя способами — либо традицией, либо насилием". Закон
гарантирующий человеку реально возможную в его время свободу черпает свою силу в
традиции. Законы любого государства опираются на национальные традиции.
Пушкин всегда невысоко ценил политическую свободу. В 1836 году он писал,
например:
Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова.
Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспаривать налоги
Или мешать царям друг с другом воевать,
И мало горя мне — свободна ли печать
Морочить олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура:
Все это, видите ль, слова, слова, слова...
Иные, лучшие мне дороги права.
Иная, лучшая потребна мне свобода ...
Зависеть от властей, зависеть от народа —
Не все ли нам равно? Бог с ними!..
Никому Отчета не давать; себе лишь самому
Служить и угождать: для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи.
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья —
Вот счастье, вот права!
Уже "...18-летний Пушкин учит нас, что закон выше государства, и что
правители не должны пользоваться законодательной властью по своему произволу".
"Пушкин в юности был сторонником постепенного политического развития, — пишет
известный юрист А. А. Гольденвейзер, — уже в первом "Послании к цензору" мы
находим резкое в устах 23-летнего юноши признание: "Что нужно Лондону, то рано
для Москвы". Впоследствии он был убежден в необходимости для России
монархического строя и даже оправдывал самодержавие русских царей, — не только
потому, что он видел во власти русского царя гарантию того, что в России над
всеми сословиями будет "простерт твердый щит" законности. Он был убежден, что в
дворянско-крепостнической России только "самодержавной рукой" можно "смело сеять
просвещение" и что только "по мании царя" может "пасть рабство". А в
освобождении крестьян и в просвещении народа Пушкин правильно видел две главные
предпосылки для устроения правового строя". (А. А. Гольденвейзер. В защиту
права. Стр. 101).
Пушкин, как правильно замечает А. Гольденвейзер, "был в своем
политическом мировоззрении величайшим реалистом". "Именно за этот реализм, столь
несвойственный русскому интеллигентскому мышлению С. Франк и называет Пушкина
"Совершенно оригинальным и, можно сказать, величайшим русским политическим
мыслителем XIX века".
Пушкин был далек от морального максимализма Достоевского и Толстого. Он
знал, что мы живем на грешной земле, среди грешных людей. Пушкин учил любить
свободу, право, не революцию, а постепенное, но упорное стремление к лучшему
социальному строю.
VI. ВЗГЛЯД ПУШКИНА НА ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРОШЛОЕ РОССИИ
Пушкин был не только умнейшим, но и образованнейшим человеком своего
времени. Кроме Карамзина только Пушкин так глубоко и всесторонне знал прошлое
русского народа. Работая над "Борисом Годуновым", он глубоко изучил Смутное
время, историю совершенного Петром I губительного переворота, эпоху Пугачевщины,
То есть, Пушкин изучил три важнейших исторических эпохи определивших дальнейшие,
судьбы Русского народа. Пушкин обладал неизмеримо более широким историческим
кругозором, чем большинство его современников и поэтому он любил русское
историческое прошлое гораздо сильнее большинства его современников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
к Пушкину. Многие из них были приятелями его, но они не находили в нем готового
соумышленника и, к счастью его самого и России, они оставили его в покое,
оставили в стороне. Этому соображению и расчету их можно скорее приписать
спасение Пушкина от крушения 25-го года, нежели желанию, как многие думают,
сберечь дарование его и будущую литературную славу России. Рылеев и Александр
Бестужев, вероятно, признавали себя такими же вкладчиками в сокровищницу будущей
русской литературы, как и Пушкина, но это не помешало им самонадеянно поставить
всю эту литературу на одну карту, на карту политическую: быть или не быть".
Все своеобразие политического мировоззрения Пушкина очень верно
характеризует С. Франк в своей работе "Пушкин, как политический мыслитель". "По
общему своему характеру, политическое мировоззрение Пушкина есть консерватизм,
сочетавшийся, однако, с напряженным требованием свободного культурного развития,
обеспеченного правопорядка и независимости, — т.е. в этом смысле проникнутый
либеральными началами.
Консерватизм Пушкина слагается из трех основных моментов: из убеждения,
что историю творят и потому государством должны править не "все", не средние
люди или масса, а избранные, вожди, великие люди, из тонкого чувства
исторической традиции, как основы политической жизни, и наконец из забот о
мирной непрерывности политического развития и из отвращения к насильственным
переворотам.... Пушкин непосредственно любил и ценил начало свободы. И в этом
смысле он был либералом.
Но Пушкин также непосредственно ощущал, любил и ценил начала власти и его
национально-русское воплощение, принципиально основанное на законе,
принципиально стоящее над сословиями, классами и, национальностями, укорененное
в вековых преданиях, или традициях народа Государство Российское, в его
исторической форме — свободно принятой народом наследственной монархии. И в этом
смысле Пушкин был консерватором".
"Главным мотивом Пушкинского "консерватизма" является борьба с
уравнительным демократическим радикализмом, с "якобинством". С поразительной
проницательностью и независимостью суждения он усматривает — вопреки всем
партийным шаблонам и ходячим политическим воззрениям, сродство демократического
радикализма с цезаристским абсолютизмом. Если в политической мысли XIX века (и,
в общем, вплоть до нашего времени) господствовали два комплекса признаков:
"монархия — сословное государство — деспотизм" и "демократия" — равенство —
свобода", которые противостояли (и противостоят) друг другу, как "правое" и
"левое" миросозерцание, то Пушкин отвергает эту господствующую схему — по
крайней мере, в отношении России — и заменяет ее совсем иной группировкой
признаков. "Монархия — сословное государство — свобода — консерватизм" выступают
у него, как единство, стоящее в резкой противоположности к комплексу "демократия
— радикализм ("якобинство") — цезаристский деспотизм".
II
Про Пушкина можно сказать то же, что сказал Гейрих Гейне про Мишеля
Шевалье, французского экономиста; что он "консерватор и в то же время
прогрессист. Одною рукою он поддерживает старое здание для того, чтобы оно не
рухнуло людям на голову, другою чертит план для нового, более обширного здания
будущего". Пушкин, хорошо знавший всемирную и русскую историю, был сторонником
мысли хорошо выраженной одним английским государственным деятелем, что "народы
управляются только — двумя способами — либо традицией, либо насилием". Закон
гарантирующий человеку реально возможную в его время свободу черпает свою силу в
традиции. Законы любого государства опираются на национальные традиции.
Пушкин всегда невысоко ценил политическую свободу. В 1836 году он писал,
например:
Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова.
Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспаривать налоги
Или мешать царям друг с другом воевать,
И мало горя мне — свободна ли печать
Морочить олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура:
Все это, видите ль, слова, слова, слова...
Иные, лучшие мне дороги права.
Иная, лучшая потребна мне свобода ...
Зависеть от властей, зависеть от народа —
Не все ли нам равно? Бог с ними!..
Никому Отчета не давать; себе лишь самому
Служить и угождать: для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи.
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья —
Вот счастье, вот права!
Уже "...18-летний Пушкин учит нас, что закон выше государства, и что
правители не должны пользоваться законодательной властью по своему произволу".
"Пушкин в юности был сторонником постепенного политического развития, — пишет
известный юрист А. А. Гольденвейзер, — уже в первом "Послании к цензору" мы
находим резкое в устах 23-летнего юноши признание: "Что нужно Лондону, то рано
для Москвы". Впоследствии он был убежден в необходимости для России
монархического строя и даже оправдывал самодержавие русских царей, — не только
потому, что он видел во власти русского царя гарантию того, что в России над
всеми сословиями будет "простерт твердый щит" законности. Он был убежден, что в
дворянско-крепостнической России только "самодержавной рукой" можно "смело сеять
просвещение" и что только "по мании царя" может "пасть рабство". А в
освобождении крестьян и в просвещении народа Пушкин правильно видел две главные
предпосылки для устроения правового строя". (А. А. Гольденвейзер. В защиту
права. Стр. 101).
Пушкин, как правильно замечает А. Гольденвейзер, "был в своем
политическом мировоззрении величайшим реалистом". "Именно за этот реализм, столь
несвойственный русскому интеллигентскому мышлению С. Франк и называет Пушкина
"Совершенно оригинальным и, можно сказать, величайшим русским политическим
мыслителем XIX века".
Пушкин был далек от морального максимализма Достоевского и Толстого. Он
знал, что мы живем на грешной земле, среди грешных людей. Пушкин учил любить
свободу, право, не революцию, а постепенное, но упорное стремление к лучшему
социальному строю.
VI. ВЗГЛЯД ПУШКИНА НА ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРОШЛОЕ РОССИИ
Пушкин был не только умнейшим, но и образованнейшим человеком своего
времени. Кроме Карамзина только Пушкин так глубоко и всесторонне знал прошлое
русского народа. Работая над "Борисом Годуновым", он глубоко изучил Смутное
время, историю совершенного Петром I губительного переворота, эпоху Пугачевщины,
То есть, Пушкин изучил три важнейших исторических эпохи определивших дальнейшие,
судьбы Русского народа. Пушкин обладал неизмеримо более широким историческим
кругозором, чем большинство его современников и поэтому он любил русское
историческое прошлое гораздо сильнее большинства его современников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35