Анненков объяснял это непонимание
отчасти тем, что порывистая, страстная натура поэта сбивала многих с толку. За
внешними вспышками окружающие просмотрели его внутреннюю ясность и мудрость".
"...Еще в Одессе он полушутливо звал Александра Раевского к заутрене, "чтоб
услыхать голос русского народа в ответ на христосование священника". "...В
Михайловском он внятно услышал этот голос. Среди подлинной, старинной русской
жизни сбросил он с себя иноземное вольтерьянство, стал русским народным поэтом.
Няня с ее незыблемой верой, Святые Горы, богомольцы, слепые, калеки перехожие,
игумен, в котором мужицкая любовь к водочке уживалась с мужицкой набожностью,
чтение Библии и святых отцов, — все просветляло душу поэта, там произошла с ним
таинственная перемена, там его таинственным щитом святое Провидение осенило.
После Михайловского не написал он ни одной богохульственной строчки, которые
раньше, на потеху минутных друзей минутной юности, так легко слетали с его пера.
Не случайно его поэтический календарь в Михайловском открывается с "Подражания
Корану" и замыкается "Пророком". В письмах из деревни Пушкин несколько раз
говорит про Библию и Четьи-Минеи. Он внимательно их читает, делает выписки,
многим восхищается как писатель. Это не простой интерес книжника, а более
глубокие запросы и чувства. Пушкин пристально вглядывается в святых, старается
понять источник их силы. С годами этот интерес ширится." (Тыркова-Вильямс. Т.
II, стр. 393).
Пушкин часто читает книги на религиозные темы. Он сотрудничает анонимно в
составлении "Словаря святых". В 1832 году Пушкин пишет, что он "с умилением и
невольной завистью читал "Путешествия по Святым местам А. Н. Муравьева". В
четырех книгах "Современника" Пушкин напечатал три рецензии на религиозные
книги.
После переезда Пушкина с юга в Михайловское от следов его
кратковременного политического и масонского умонастроения не остается и следа.
Это, скрепя сердце, принуждены признать даже такие крайние западники как Г.
Федотов: "...христианские влияния, умеряющие его гуманизм, — пишет Г. Федотов в
сборнике "Новый Град", — Пушкин почерпнул не из опустошенного родительского
дома, не из окружающей его вольтерьянской среды, но из глубины того русского
народа (начиная с няни), общения с которым он жаждал, и путь к которому сумел
проложить еще в Михайловском".
От настроений "политического радикализма", "атеизма" и от увлечения
антихристианской мистикой масонства в Михайловском скоро не остается ничего. Для
духовно созревающего Пушкина все это уже — прошлое, увлечения прошедшей
безвозвратно юности. Вечно работающий гениальный ум Пушкина раньше многих его
современников понял лживость масонства и вольтерьянства и решительно отошел от
идей связанных с вольтерьянством и масонством. "Вечером слушаю сказки, — пишет
Пушкин брату в октябре 1824 года, — и вознаграждаю тем недостатки ПРОКЛЯТОГО
своего воспитания. Что за прелесть эти сказки. Каждая есть поэма".
Как величайший русский национальный поэт и как политический мыслитель
Пушкин созрел в Михайловском. "Моя душа расширилась, — пишет он в 1825 году Н.
Раевскому, — я чувствую что могу творить". В Михайловском Пушкин много читает,
много думает, изучает Русскую историю, записывает народные сказки и песни, много
и плодотворно работает: в Михайловском написаны им "Борис Годунов", "Евгений
Онегин", "Цыгане", "Граф Нулин", "Подражание Корану", "Вакхическая песня" и
другие произведения. В Михайловском окончательно выкристаллизовывается и
убеждение, что каждый образованный человек должен вдуматься в государственное и
гражданское устройство общества, членом которого он является и должен по мере
возможностей неустанно способствовать его улучшению.
V
Масоны и их духовные выученики-декабристы пытаются привлечь ссыльного
поэта на свою сторону. Декабристы Рылеев и Волконский напоминают ему что
Михайловское находится "около Пскова: там задушены последние вспышки русской
свободы — настоящий край вдохновения — и неужели Пушкин оставит эту землю без
поэмы (Рылеев), а Волконский выражает надежду, что "соседство воспоминаний о
Великом Новгороде, о вечевом колоколе будут для Вас предметом пиитических
занятий". Но призывы отдать свое вдохновение на службу подготавливаемой
революции не встречают ответа. Пушкин с насмешкой пишет о политических "Думах"
Рылеева Жуковскому: "Цель поэзии — поэзия — как говорит Дельвиг (если не украл).
Думы Рылеева целят, и все невпопад". "Что сказать тебе о "Думах"?, — пишет он
Рылееву — во всех встречаются стихи живые, окончательные строфы "Петра в
Острогожске" чрезвычайно оригинальны. Но вообще все они слабы изобретением и
изложением. Все они на один покрой: составлены из общих мест: описание места,
речь героя и нравоучение. Национального, русского нет в них ничего, кроме имен".
В одном из писем Пушкин пишет, что по его мнению название "Думы" происходит от
немецкого слова Думм (дурак, глупец).
В январе 1825 года в Михайловское приезжает самый близкий друг Пушкина —
декабрист Пущин и старается окончательно выяснить могут, или нет, заговорщики
рассчитывать на участие Пушкина в заговоре. После долгих споров и разговоров
Пущин приходит к выводу, что Пушкин враждебно относится к идее революционного
переворота и что рассчитывать на него как на члена тайного общества совершенно
не приходится. Именно в это время Пушкин пишет "Анри Шенье".
Величайший русский национальный поэт, бывший по общему признанию умнейшим
человеком своего времени, покидает тот ложный путь по которому в течение 125 лет
шло русское образованное общество со времени произведенной Петром I революции.
Незадолго до восстания декабристов Пушкин был по своему мировоззрению уже самым
русским человеком из всех образованных людей своего времени. В лице Пушкина
образованный слой русского общества излечивается, наконец, от тех глубоких
травм, которые нанесла ему революция Петра I. По определению И. С. Тургенева:
"Несмотря на свое французское воспитание, Пушкин был не только самым
талантливым, но и самым русским человеком того времени" (Вестник Европы. 1878
г.). В Пушкине во всей широте раскрылись снова все богатства русского духа
воспитанного в продолжение веков Православием. Гоголь еще при жизни Пушкина
писал: "Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление
русского духа: ЭТО РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК В КОНЕЧНОМ ЕГО РАЗВИТИИ, в каком он, может
быть явится через двести лет. В нем русская природа, русская душа, русский язык,
русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в
какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла".
Умственное превосходство Пушкина понимали многие выдающиеся современники
и в том числе Император Николай I, первый назвавший Пушкина "самым умным
человеком России". "Когда Пушкину было 18 лет, он думал как 30-летний человек",
— заметил Жуковский. По выражению мудрого Тютчева, Пушкин:
"...был богов орган живой".
Баратынский называл Пушкина Пророком. Разбирая после смерти Пушкина его
бумаги Баратынский понял, что Пушкин был не только выдающимся поэтом, но и
выдающимся мыслителем своей эпохи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
отчасти тем, что порывистая, страстная натура поэта сбивала многих с толку. За
внешними вспышками окружающие просмотрели его внутреннюю ясность и мудрость".
"...Еще в Одессе он полушутливо звал Александра Раевского к заутрене, "чтоб
услыхать голос русского народа в ответ на христосование священника". "...В
Михайловском он внятно услышал этот голос. Среди подлинной, старинной русской
жизни сбросил он с себя иноземное вольтерьянство, стал русским народным поэтом.
Няня с ее незыблемой верой, Святые Горы, богомольцы, слепые, калеки перехожие,
игумен, в котором мужицкая любовь к водочке уживалась с мужицкой набожностью,
чтение Библии и святых отцов, — все просветляло душу поэта, там произошла с ним
таинственная перемена, там его таинственным щитом святое Провидение осенило.
После Михайловского не написал он ни одной богохульственной строчки, которые
раньше, на потеху минутных друзей минутной юности, так легко слетали с его пера.
Не случайно его поэтический календарь в Михайловском открывается с "Подражания
Корану" и замыкается "Пророком". В письмах из деревни Пушкин несколько раз
говорит про Библию и Четьи-Минеи. Он внимательно их читает, делает выписки,
многим восхищается как писатель. Это не простой интерес книжника, а более
глубокие запросы и чувства. Пушкин пристально вглядывается в святых, старается
понять источник их силы. С годами этот интерес ширится." (Тыркова-Вильямс. Т.
II, стр. 393).
Пушкин часто читает книги на религиозные темы. Он сотрудничает анонимно в
составлении "Словаря святых". В 1832 году Пушкин пишет, что он "с умилением и
невольной завистью читал "Путешествия по Святым местам А. Н. Муравьева". В
четырех книгах "Современника" Пушкин напечатал три рецензии на религиозные
книги.
После переезда Пушкина с юга в Михайловское от следов его
кратковременного политического и масонского умонастроения не остается и следа.
Это, скрепя сердце, принуждены признать даже такие крайние западники как Г.
Федотов: "...христианские влияния, умеряющие его гуманизм, — пишет Г. Федотов в
сборнике "Новый Град", — Пушкин почерпнул не из опустошенного родительского
дома, не из окружающей его вольтерьянской среды, но из глубины того русского
народа (начиная с няни), общения с которым он жаждал, и путь к которому сумел
проложить еще в Михайловском".
От настроений "политического радикализма", "атеизма" и от увлечения
антихристианской мистикой масонства в Михайловском скоро не остается ничего. Для
духовно созревающего Пушкина все это уже — прошлое, увлечения прошедшей
безвозвратно юности. Вечно работающий гениальный ум Пушкина раньше многих его
современников понял лживость масонства и вольтерьянства и решительно отошел от
идей связанных с вольтерьянством и масонством. "Вечером слушаю сказки, — пишет
Пушкин брату в октябре 1824 года, — и вознаграждаю тем недостатки ПРОКЛЯТОГО
своего воспитания. Что за прелесть эти сказки. Каждая есть поэма".
Как величайший русский национальный поэт и как политический мыслитель
Пушкин созрел в Михайловском. "Моя душа расширилась, — пишет он в 1825 году Н.
Раевскому, — я чувствую что могу творить". В Михайловском Пушкин много читает,
много думает, изучает Русскую историю, записывает народные сказки и песни, много
и плодотворно работает: в Михайловском написаны им "Борис Годунов", "Евгений
Онегин", "Цыгане", "Граф Нулин", "Подражание Корану", "Вакхическая песня" и
другие произведения. В Михайловском окончательно выкристаллизовывается и
убеждение, что каждый образованный человек должен вдуматься в государственное и
гражданское устройство общества, членом которого он является и должен по мере
возможностей неустанно способствовать его улучшению.
V
Масоны и их духовные выученики-декабристы пытаются привлечь ссыльного
поэта на свою сторону. Декабристы Рылеев и Волконский напоминают ему что
Михайловское находится "около Пскова: там задушены последние вспышки русской
свободы — настоящий край вдохновения — и неужели Пушкин оставит эту землю без
поэмы (Рылеев), а Волконский выражает надежду, что "соседство воспоминаний о
Великом Новгороде, о вечевом колоколе будут для Вас предметом пиитических
занятий". Но призывы отдать свое вдохновение на службу подготавливаемой
революции не встречают ответа. Пушкин с насмешкой пишет о политических "Думах"
Рылеева Жуковскому: "Цель поэзии — поэзия — как говорит Дельвиг (если не украл).
Думы Рылеева целят, и все невпопад". "Что сказать тебе о "Думах"?, — пишет он
Рылееву — во всех встречаются стихи живые, окончательные строфы "Петра в
Острогожске" чрезвычайно оригинальны. Но вообще все они слабы изобретением и
изложением. Все они на один покрой: составлены из общих мест: описание места,
речь героя и нравоучение. Национального, русского нет в них ничего, кроме имен".
В одном из писем Пушкин пишет, что по его мнению название "Думы" происходит от
немецкого слова Думм (дурак, глупец).
В январе 1825 года в Михайловское приезжает самый близкий друг Пушкина —
декабрист Пущин и старается окончательно выяснить могут, или нет, заговорщики
рассчитывать на участие Пушкина в заговоре. После долгих споров и разговоров
Пущин приходит к выводу, что Пушкин враждебно относится к идее революционного
переворота и что рассчитывать на него как на члена тайного общества совершенно
не приходится. Именно в это время Пушкин пишет "Анри Шенье".
Величайший русский национальный поэт, бывший по общему признанию умнейшим
человеком своего времени, покидает тот ложный путь по которому в течение 125 лет
шло русское образованное общество со времени произведенной Петром I революции.
Незадолго до восстания декабристов Пушкин был по своему мировоззрению уже самым
русским человеком из всех образованных людей своего времени. В лице Пушкина
образованный слой русского общества излечивается, наконец, от тех глубоких
травм, которые нанесла ему революция Петра I. По определению И. С. Тургенева:
"Несмотря на свое французское воспитание, Пушкин был не только самым
талантливым, но и самым русским человеком того времени" (Вестник Европы. 1878
г.). В Пушкине во всей широте раскрылись снова все богатства русского духа
воспитанного в продолжение веков Православием. Гоголь еще при жизни Пушкина
писал: "Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление
русского духа: ЭТО РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК В КОНЕЧНОМ ЕГО РАЗВИТИИ, в каком он, может
быть явится через двести лет. В нем русская природа, русская душа, русский язык,
русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в
какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла".
Умственное превосходство Пушкина понимали многие выдающиеся современники
и в том числе Император Николай I, первый назвавший Пушкина "самым умным
человеком России". "Когда Пушкину было 18 лет, он думал как 30-летний человек",
— заметил Жуковский. По выражению мудрого Тютчева, Пушкин:
"...был богов орган живой".
Баратынский называл Пушкина Пророком. Разбирая после смерти Пушкина его
бумаги Баратынский понял, что Пушкин был не только выдающимся поэтом, но и
выдающимся мыслителем своей эпохи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35