В послании парламента говорилось, что подобно Моисею Генрих должен вывести свой народ из векового рабства и что его «священной обязанностью» является защитить «свободу королевства».
Надев папскую мантию, Генрих стал в глазах своих подданных еще величественнее. Любой английский правитель начиная со средневековья занимал среднее положение между мирянином и священнослужителем. При коронации он становился «помазанником Божьим», наследовал способность исцелять наложением рук людей, страдающих золотухой, но сейчас Генрих вознесся до заоблачных вершин власти. Советники называли его «самым выдающимся из всех человеческих существ» и приписывали королю достоинства Соломона и Самсона. Его величие ослепляло. «Я не осмеливаюсь взглянуть в сторону короля, ибо он подобен солнцу», — писал Генриху один из придворных. Поскольку он правил Божьей милостью, то его воля была равна божественной, поэтому всем следовало подчиняться королю беспрекословно, независимо от того, что он приказывал. «Король в этом мире поставлен над законом, — объявил один из теоретиков королевской власти, — и потому может быть только правым, а отчет дает одному лишь Богу». Оставался один маленький шаг к сравнению короля земного с царем небесным, и этот шаг был уже сделан. Генриха называли «Сыном Человеческим», несущим в себе божественные черты. «Король, — писал епископ Гарди-нер, — представляет на земле образ Бога и заслуживает не меньшего почитания и покорности».
Никто не мог этого предвидеть. Подумать только, конфликт Генриха с папой Климептием по поводу развода привел к тому, что он сам стал папой в своем королевстве, возвысившись до богоподобное™! По облику своему он уже давно (примерно четверть века) годился для такой роли, и теперь это наконец свершилось. Последние четыре года Генрих правил совершенно единолично. Могущественнейший Вулси, когда-то возвышавшийся над всеми, кроме короля, на целую голову, умер в 1530 году в опале. Он так и не сумел добиться у папы разрешения на развод, и Генрих ему этого не простил. Всесильный кардинал Вулси отправился в изгнание, передав Генриху «большую печать», все свое богатство и великолепную резиденцию в Хэмптон-Корте.
Полностью своего величия Генрих пока еще не осознал — на это потребуются годы, — но уже преисполнился решимости расправиться со всеми противниками по очереди. И уж определенно не желал терпеть сопротивление двух, теперь уже чужих, женщин, которые его ужасно раздражали: бывшей жены и якобы внебрачной дочери.
* * *
На первой сессии парламента, созванного в 1534 году, был принят так называемый «Акт о наследовании», согласно которому определялось право на престол дочери Анны Бо-лейн. Мария была признана внебрачным ребенком короля и потому всех прав наследования лишалась. Таким образом, если Анне не суждено родить сына, то следующей правительницей должна была стать Елизавета. Еще тревожнее становилось при мысли, что если Генрих умрет, оставив наследника (или наследницу) в малолетнем возрасте, то регентшей королевства окажется Анна, и мало кто сомневался, что она немедленно отдаст приказ уничтожить Марию и ее мать.
Еще до созыве парламента условия жизни Марии претерпели быстрые и драматические изменения. В конце сентября 1533 года, всего через несколько недель после рождения Елизаветы, камергер Марии, Джон Хасси, передал своей госпоже приказ, что отныне ей запрещено величать себя принцессой. Она должна будет состоять в свите Елизаветы, и именовать ее принцессой строжайше запрещалось даже личным слугам. И вообще им было предписано «понимать разницу между Марией и ее сводной сестрой, принцессой Елизаветой».
Мария это извещение немедленно опротестовала как незаконное, потому что оно не было ей представлено в письменной форме лично королем или Советом, и написала в Совет письмо, заявив, что «ее совесть никоим образом не будет страдать оттого, что кого-то еще станут называть принцессой». Она подчинится королю и переедет в любую резиденцию, какую он пожелает, однако признать потерю титула принцессы не может, потому что это было бы бесчестьем, прежде всего для ее родителей, и, писала она, «решить этот вопрос может только моя матушка, а также святая церковь и папа, а кроме них, никто более». Папа наконец решил действовать. В своем указе, который он издал по случаю рождения ребенка Анны, папа объявлял брак Генриха с Анной не имеющим законной силы. Это установление официально закрепляло права Екатерины, хотя для того, чтобы внести в ее статус какие-то изменения, появилось слишком поздно. Климентий прекрасно понимал, что сейчас, когда Генрих все разрешил по-своему, этот указ никакого политического веса не имеет, а может лишь служить моральной поддержкой. Получив весть о появлении пэпского указа, Екатерина не удержалась от замечания, что не знает, кто больше виноват в ее бедах, Генрих, который затеял злодеяние с разводом, или Климентий, который столько лет не осмеливался высказаться по этому поводу.
В ответ на протест Марии последовало официальное письменное предписание покинуть апартаменты в Бьюдли, причем к ней обращались как к «леди Марии, дочери короля». Она сразу же написала отцу письмо, подписавшись «Ваша покорнейшая дочь, Мария, Принцесса», сделав вид, что считает такое обращение к ней в предписании простой ошибкой. «Меня это слегка изумило, — писала она, — но я верю, что Ваше Величество к этой ошибке совершенно не причастны… потому что сомневаюсь, чтобы Ваше Величество не считали меня своей законной дочерью, родившейся в законном браке».
Письмо, несомненно, было смелым, но оно так и осталось 6ез ответа. Вскоре Марию перевезли в небольшой отдаленный обветшавший особняк, который осенью был «открыт дождям и туманам», а дворец Быодли Генрих отдал в вечное пользование брату Анны, Джорджу Болейну.
И сразу же вслед за этим Марию навестила группа советников, тех самых, которые много раз посещали Екатерину. О том, как бывшая королева отражала их атаки, Марии было известно не только от посторонних, по и от самой Екатерины, и потому она знала, что нужно делать. Во-первых, па встречу с представителями короля она собрала всю свою свиту, которая в то время еще насчитывала сто шестьдесят человек, полагая, что в присутствии такого количества свидетелей они будут вынуждены взвешивать каждое свое слово и относиться к ней хотя бы с минимальным почтением. Мария знала, что отвечать на их доводы нужно спокойно, пункт за пунктом, изводить казуистикой, так, чтобы они выдохлись, и тогда «бесконечные угрозы и уговоры» посланцев короля окажутся бесполезными. Очень многому ее научил Шапюи, следивший за всем происходящим с великим вниманием и постоянно сообщавший о положении Екатерины и Марии императору Карлу V. Благодаря ему Мария знала, что удержать свой титул можно лишь, если вести себя предельно осторожно Малейшая оговорка, сделанная в присутствии свидетелей, позднее может быть использована против нее. Стоит всего лишь один раз создать прецедент и промолчать, когда не назвали принцессой, — и она немедленно лишится этого титула навсегда.
Шапюи составил для Марии конспект протеста в защиту статуса принцессы. Этот документ она должна была держать при себе постоянно, на случай если ее неожиданно поместят в тюрьму, начнут пытать, вынудят уйти в монастырь или против воли выдадут замуж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
Надев папскую мантию, Генрих стал в глазах своих подданных еще величественнее. Любой английский правитель начиная со средневековья занимал среднее положение между мирянином и священнослужителем. При коронации он становился «помазанником Божьим», наследовал способность исцелять наложением рук людей, страдающих золотухой, но сейчас Генрих вознесся до заоблачных вершин власти. Советники называли его «самым выдающимся из всех человеческих существ» и приписывали королю достоинства Соломона и Самсона. Его величие ослепляло. «Я не осмеливаюсь взглянуть в сторону короля, ибо он подобен солнцу», — писал Генриху один из придворных. Поскольку он правил Божьей милостью, то его воля была равна божественной, поэтому всем следовало подчиняться королю беспрекословно, независимо от того, что он приказывал. «Король в этом мире поставлен над законом, — объявил один из теоретиков королевской власти, — и потому может быть только правым, а отчет дает одному лишь Богу». Оставался один маленький шаг к сравнению короля земного с царем небесным, и этот шаг был уже сделан. Генриха называли «Сыном Человеческим», несущим в себе божественные черты. «Король, — писал епископ Гарди-нер, — представляет на земле образ Бога и заслуживает не меньшего почитания и покорности».
Никто не мог этого предвидеть. Подумать только, конфликт Генриха с папой Климептием по поводу развода привел к тому, что он сам стал папой в своем королевстве, возвысившись до богоподобное™! По облику своему он уже давно (примерно четверть века) годился для такой роли, и теперь это наконец свершилось. Последние четыре года Генрих правил совершенно единолично. Могущественнейший Вулси, когда-то возвышавшийся над всеми, кроме короля, на целую голову, умер в 1530 году в опале. Он так и не сумел добиться у папы разрешения на развод, и Генрих ему этого не простил. Всесильный кардинал Вулси отправился в изгнание, передав Генриху «большую печать», все свое богатство и великолепную резиденцию в Хэмптон-Корте.
Полностью своего величия Генрих пока еще не осознал — на это потребуются годы, — но уже преисполнился решимости расправиться со всеми противниками по очереди. И уж определенно не желал терпеть сопротивление двух, теперь уже чужих, женщин, которые его ужасно раздражали: бывшей жены и якобы внебрачной дочери.
* * *
На первой сессии парламента, созванного в 1534 году, был принят так называемый «Акт о наследовании», согласно которому определялось право на престол дочери Анны Бо-лейн. Мария была признана внебрачным ребенком короля и потому всех прав наследования лишалась. Таким образом, если Анне не суждено родить сына, то следующей правительницей должна была стать Елизавета. Еще тревожнее становилось при мысли, что если Генрих умрет, оставив наследника (или наследницу) в малолетнем возрасте, то регентшей королевства окажется Анна, и мало кто сомневался, что она немедленно отдаст приказ уничтожить Марию и ее мать.
Еще до созыве парламента условия жизни Марии претерпели быстрые и драматические изменения. В конце сентября 1533 года, всего через несколько недель после рождения Елизаветы, камергер Марии, Джон Хасси, передал своей госпоже приказ, что отныне ей запрещено величать себя принцессой. Она должна будет состоять в свите Елизаветы, и именовать ее принцессой строжайше запрещалось даже личным слугам. И вообще им было предписано «понимать разницу между Марией и ее сводной сестрой, принцессой Елизаветой».
Мария это извещение немедленно опротестовала как незаконное, потому что оно не было ей представлено в письменной форме лично королем или Советом, и написала в Совет письмо, заявив, что «ее совесть никоим образом не будет страдать оттого, что кого-то еще станут называть принцессой». Она подчинится королю и переедет в любую резиденцию, какую он пожелает, однако признать потерю титула принцессы не может, потому что это было бы бесчестьем, прежде всего для ее родителей, и, писала она, «решить этот вопрос может только моя матушка, а также святая церковь и папа, а кроме них, никто более». Папа наконец решил действовать. В своем указе, который он издал по случаю рождения ребенка Анны, папа объявлял брак Генриха с Анной не имеющим законной силы. Это установление официально закрепляло права Екатерины, хотя для того, чтобы внести в ее статус какие-то изменения, появилось слишком поздно. Климентий прекрасно понимал, что сейчас, когда Генрих все разрешил по-своему, этот указ никакого политического веса не имеет, а может лишь служить моральной поддержкой. Получив весть о появлении пэпского указа, Екатерина не удержалась от замечания, что не знает, кто больше виноват в ее бедах, Генрих, который затеял злодеяние с разводом, или Климентий, который столько лет не осмеливался высказаться по этому поводу.
В ответ на протест Марии последовало официальное письменное предписание покинуть апартаменты в Бьюдли, причем к ней обращались как к «леди Марии, дочери короля». Она сразу же написала отцу письмо, подписавшись «Ваша покорнейшая дочь, Мария, Принцесса», сделав вид, что считает такое обращение к ней в предписании простой ошибкой. «Меня это слегка изумило, — писала она, — но я верю, что Ваше Величество к этой ошибке совершенно не причастны… потому что сомневаюсь, чтобы Ваше Величество не считали меня своей законной дочерью, родившейся в законном браке».
Письмо, несомненно, было смелым, но оно так и осталось 6ез ответа. Вскоре Марию перевезли в небольшой отдаленный обветшавший особняк, который осенью был «открыт дождям и туманам», а дворец Быодли Генрих отдал в вечное пользование брату Анны, Джорджу Болейну.
И сразу же вслед за этим Марию навестила группа советников, тех самых, которые много раз посещали Екатерину. О том, как бывшая королева отражала их атаки, Марии было известно не только от посторонних, по и от самой Екатерины, и потому она знала, что нужно делать. Во-первых, па встречу с представителями короля она собрала всю свою свиту, которая в то время еще насчитывала сто шестьдесят человек, полагая, что в присутствии такого количества свидетелей они будут вынуждены взвешивать каждое свое слово и относиться к ней хотя бы с минимальным почтением. Мария знала, что отвечать на их доводы нужно спокойно, пункт за пунктом, изводить казуистикой, так, чтобы они выдохлись, и тогда «бесконечные угрозы и уговоры» посланцев короля окажутся бесполезными. Очень многому ее научил Шапюи, следивший за всем происходящим с великим вниманием и постоянно сообщавший о положении Екатерины и Марии императору Карлу V. Благодаря ему Мария знала, что удержать свой титул можно лишь, если вести себя предельно осторожно Малейшая оговорка, сделанная в присутствии свидетелей, позднее может быть использована против нее. Стоит всего лишь один раз создать прецедент и промолчать, когда не назвали принцессой, — и она немедленно лишится этого титула навсегда.
Шапюи составил для Марии конспект протеста в защиту статуса принцессы. Этот документ она должна была держать при себе постоянно, на случай если ее неожиданно поместят в тюрьму, начнут пытать, вынудят уйти в монастырь или против воли выдадут замуж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179