Двадцать отплывших в Антверпен английских торговых кораблей, когда их капитаны прочитали «эдикты», вернулись домой. Они не поверили обещанию, что иностранных купцов не будут преследовать за взгляды, «если только это не приведет к скандалу».
В воздухеопять запахло войной. Вместе со сменой власти в Совете сменилась и дипломатическая тактика. Герцог Сомерсет был склонен умиротворять императора, а Дадли не желал предпринимать для этого никаких усилий. Он был известен как сторонник союза с Францией. Закончив весной 1550 года войну, он продал Генриху II Булонь (внешние фортификационные сооружения уже были в руках французского короля), а затем, в апреле, торжественно сделал его рыцарем ордена Подвязки. Сближение с Францией еще сильнее ухудшило отношения Англии с империей. Война казалась неизбежной, и Дадли начал к ней готовиться. Воспользовавшись мобилизацией, проведенной во время восстаний 1549 года, он создал постоянную армию, которая подчинялась только ему. Глав военных гарнизонов в графствах (шерифов) заменили «лорды-наместники», а военачальники армии Дадли (его доверенные люди) оплачивались из королевской казны.
Чтобы заинтересовать юного короля ратным искусством, Дадли приказал устраивать для его забавы различные военные представления. 19 июня на Темзе было проведено состязание, организованное лорд-адмиралом Эдвардом Клинтоном. Для этого был возведен плавучий замок со сторожевой башней, окруженный с трех сторон стенами. Его обороняли пятьдесят воинов в желтом и черном. В их распоряжении была также окрашенная в ярко-желтый цвет галера с военным снаряжением. Замок штурмовали четыре полубаркаса. Нападающие отталкивали желтую галеру и атаковали защитников «крупными комьями земли, петардами, горящими прутьями и дротиками». Затем, когда они проникли за стены, к ним на подкрепление пришли еще четыре судна под командованием адмирала. В конце концов «замок захватили штурмом, повалили башню и взяли в плен коменданта и его помощника».
Военные приготовления внушали беспокойство населению. «Глядя на все это, — писал в начале августа Схейве, — люди начали страшиться приближающейся войны. В народе царит всеобщая растерянность».
После неудачной попытки бегства окрестности резиденции Марии в Болье наводнили сотни стражников. Во все ближайшие порты были посланы вооруженные группы с наказом строго следить за всеми прибывающими и убывающими кораблями и при малейшем подозрении поднимать тревогу. Слышали, как английский посол при французском дворе сказал, что Совет теперь намерен охранять Марию много строже, чем прежде, и что своим недавним поведением она заставила советников пересмотреть свое отношение к «религиозному своеобразию» принцессы.
«Она будет вынуждена принять ту религию, которую исповедует король, — сказал посол, — иначе ей придется горько сожалеть о своем упрямстве».
Предстояло нешуточное противостояние Марии с Советом. И кроме решимости, никакого другого оружия против них у нее не было. Конечно, кузен-император сделал для Марии уже больше, чем в свое время для ее матери, и в будущем у него оставалась возможность оказывать влияние на происходящее, однако все это делалось на расстоянии, а его посол при дворе Эдуарда, Схейве, как дипломат ничего собой не представлял, даже не знал английского языка. Вот на что приходилось опираться Марии, когда она должна была отражать начавшееся в июле 1550 года наступление на мессу.
Покидая Вудхем-Уолтер, Мария послала вперед одного из своих капелланов, чтобы тот подготовил к ее прибытию в Болье мессу. Она вовремя не приехала, но он все равно отслужил мессу в присутствии всех домочадцев. А советники только и ждали повода, чтобы придраться. Дело в том, что Уильям Парр, нетерпимый маркиз Нортгемптон, был также и графом Эссексом. А поскольку резиденция Марии находилась именно в этом графстве, он повелел шерифу наказать капеллана Франсиса Молита за нарушение «королевских эдиктов и установлений, касающихся религии». Аналогичное обвинение было предъявлено и второму капеллану Марии, Александру Баркли. В результате Молит был подвергнут порке. Правда, Баркли пока остался в доме Марии и продолжал служить мессу.
Этот случай предоставил Совету повод преследовать Марию много месяцев. Станет ли она помогать шерифу, чтобы эти два капеллана предстали перед правосудием? Как она может заявлять, что ее капелланам была обещана возможность свободно служить мессу, когда подобных обещаний никогда и никто не давал? Не могла бы принцесса быть столь любезной и явиться во дворец, чтобы нанести визит его королевскому величеству, ее брату? В последнем случае это был не приказ, а приглашение, которое доставили канцлер Ричард Рич и секретарь Совета министр Питри. Они лично передали Марии письма от короля и Совета. Было очевидно, что советникам важно убрать Марию подальше от побережья, поближе к столице, лучше всего в королевский дворец, где действия принцессы можно было бы легко контролировать. Она сослалась на недомогание, что было правдой. С наступлением осени Мария, как обычно, заболела. Было послано еще одно письмо, в котором говорилось, что в этом случае тем более следует переехать во дворец, так как перемена обстановки, несомненно, пойдет ей на пользу. В конце ноября она пишет ответ: «Мое заболевание не связано с плохим климатом в Эссексе. Дом, в котором я живу, и окрестный воздух здесь ни при чем. Просто наступило время года, когда опадают листья, а в эту пору я уже много лет редко избегаю недомогания такого рода».
Канцлер Рич всеми возможными способами пытался склонить Марию покинуть Болье, разве что только силу не применял. Думал, что договорится с Рочестером, чтобы тот использовал свое влияние на принцессу. Но он совершенно неправильно оценивал их отношения. Как и все остальные в Совете, он не мог себе представить, чтобы Мария всем распоряжалась в собственном доме, полагая, что истинным хозяином здесь является управляющий, который, по его мнению, должен был играть при ней роль отца или опекуна. Канцлер даже не мог предположить, что Мария единолично принимает решения. Разумеется, это должен был делать за нее Рочес-тер. Когда Рич обратился к нему со своими предложениями, управляющий дал ясно понять, что никакого особенного влияния на Марию не имеет и что она не склонна менять свои решения. Иными словами, никуда она отсюда не поедет. Канцлер ему не поверил и очень рассердился, но это все равно не помогло. Тогда Рич решил использовать другую тактику. Он приехал в Болье вместе с женой, и они пригласили Марию на охоту. Потом предложили Марии, не заезжая домой, отправиться к ним в гости, где были приготовлены разнообразные развлечения. Мария быстро раскусила этот план и, побыв недолгое время в доме канцлера, возвратилась к себе в Болье.
В ноябре нападки на капелланов возобновились. Молита и Баркли заставили предстать перед Советом. Им удалось доказать свою невиновность, хотя и состоялись дебаты по поводу точной формулировки обещания, данного в устной форме Ван дер Дельфту много месяцев назад, относительно возможности Марии свободно исповедовать католическую религию. В декабре эти дебаты возобновились. Письма Марии в Совет были краткими, в них содержались только факты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179