Она не мешала папочке разговаривать с тетей
Наташей, да она и не слышала их разговора.
- Я очень рада за вас обоих, Юра.
- Спасибо, Наташа, ты не можешь себе представить, какое у меня
величественное вдохновение сейчас.
- Я бы тоже хотела второго ребенка. - И Божив слегка придержал свой
восторг, перестал выказывать его так ярко, он понимал, что радостью тоже
можно убить, ибо радость, что и горе, слепы и безжалостны.
- Наташа, я не могу тебе много сказать, но я верю, я знаю, что Сережа
обязательно вернется.
Наташа оживилась и подозрительно посмотрела на Божива.
- В каком смысле понимать твои слова, Юра? - с налетевшим волнением
заговорила она.
- Сергей жив, - сказал Божив.
- Я это знаю.
- Да нет, ты не все знаешь, Наташа.
- Нет, я знаю, Сережа - там... - и Юра насторожился.
- Где... там? - исподволь поинтересовался он.
- Ты все равно не поймешь, Юра, он там, откуда пришла я.
- Ты пришла из Астрала?
- Я не знаю, как называется этот мир, я вообще ничего не понимаю, что
происходит. Я никогда об этом никому не говорила, Юра, ведь я когда-то
умерла, меня похоронили.
- Да, ну это понятно, - определился Юра, - всех нас когда-то
похоронили, в прошлой жизни, если брать за основу теорию инкарнации.
- Нет, уж лучше молчать и дальше. Прав был Сережа, написав
стихотворение "Молчание - золото", - сказал Наташа и обратилась к Боживу,
- хочешь, прочту?
- Да, конечно, мне всегда были близки и понятны Сережины стихи.
"Молчание - золото", говоришь, я не встречал это стихотворение у Сергея.
- "Однажды умный, - заговорила Наташа, - просто не за грош продал
себя, он выразился так: "Молчи, дурак, за умного сойдешь!" Поверил в это
искренне дурак... и светлым днем, особенно в ночи - дурак молчит, его целы
бока. Дурак одернул умного: "Молчи, тогда и ты сойдешь за дурака".
Дальше они шли молча. Юра терялся в догадках.
В роддом их не пустили, но они целых два часа простояли под окнами -
Вика лежала в палате второго этажа. Выглядывая в открытое окно, она
радостно разговаривала со своими посетителями, но все это время Юру ни на
минуту не оставляли безответные размышления. Ненароком он посматривал на
Наташу и анализировал неожиданные свои домыслы.
Ему весьма не терпелось уточнить до объяснимости и, может быть, даже
открыться Наташе, если такое позволят обстоятельства разговора, на
неминуемость которого он все-таки надеялся, разговора откровенного,
который поставит все на свои места.
Юра надеялся на подробное общение по недосказанной теме с Наташей на
обратной дороге из роддома. Но случилось другое, на что Божив никак не мог
рассчитывать: может, Наташа не захотела продолжать беседу и потому решила
поступить именно так, а может, уж таковы были судьбиные обстоятельства,
но, как бы то ни было, Наташа в одну минуту попрощалась с Юрой, Оксанкой и
Викой и уехала куда-то по делам.
МАГИЧЕСКИЙ СОВЕТ
- Алло! Иван, ты?
- Да, это я. А кто это звонит?
- Как тебе сказать... ну, в общем-то это я - Сергей... Истина.
- Сергей? - в трубке установилось молчание.
- Иван, ты меня слышишь?
- Да. Это я озадачился: что-то голос у тебя изменился. Ты проснулся?
- Нет. И голосом я говорю не своим, но все-таки своим.
- Около тебя кто-то есть и ты не можешь говорить?
- Да нет, все нормально, я стою здесь один, в телефонной будке.
- Откуда ты звонишь?
- Я недалеко от Центрального рынка, напротив храма.
- Я имею в виду - отсюда или оттуда.
- А, да нет, отсюда.
- Ясно, а что так стараешься не своим голосом говорить?
- Понимаешь, я тут не один, вернее, один, но не полностью. Этот тип
смылся.
- Ты что, влез куда-то?
- Да, в председателя кооператива.
- Понятно. И что собираешься делать?
- Да есть кое-какие соображения.
- А что Эзоповым языком заговорил?
- Страхуюсь на всякий случай, откуда я знаю, как у тебя дела.
- Да нет, все нормально, можешь говорить напрямую.
- Хорошо, - сказал я и немного задумался: "Стоит ли все-таки Ивана
привлекать, вмешивать в эти обстоятельства? Не должно бы мне поступать так
слабо и подчеркивать в себе незадачливого ученика. И для меня медвежья
услуга, и для Ивана - слабинка учителя".
- Ты что замолчал?
- Думаю, что сказать.
- Слушай, тебя что, заблокировали или сам играешь?
- Заблокировали.
- Ну это пустяк. Помочь?
- Думаю, что не надо. Это мое недоразумение, мне и расхлебывать.
- Ну, смотри, тебе виднее.
- Слушай, ты меня, Иван, извини, в случае чего я тебе позвоню,
хорошо?
- Ладно.
- Как у тебя дела, Иван? Как живешь? Работаешь?
- Дела по-старому, правда, диссертацию успел защитить по медицине.
Занятия продолжаю.
- Не женился?
- Женился, не так давно.
- Папкой скоро будешь?
- Да, эта проблема намечается.
- Поздравляю, - с грустноватым оттенком сказал я и тут же решил
закончить разговор:
- Ну, ладно, Иван, я заканчиваю, пойду потихоньку.
- Ну ладно, пока, звони.
- Пока, Иван, - подытожил я и уверенно повесил трубку на автомат, и
душа у меня заныла немного, вспомнились былые времена, когда я работал
директором кинотеатра.
Я вышел из телефонной будки в слегка расстроенных чувствах, но с
твердой уверенностью продолжать борьбу, хотя моя устремленная позиция и
находилась в расплывчатом состоянии, пока я длительно присутствовал в
Астрале, но здесь, на Земле, на физическом плане, среди вороха страстей
телесного преобладания я снова захотел обладать своим земным телом, и мне
даже порою уже бывало не то чтобы трудно, скорее грустновато в минуты
необходимости покидать земное тело Гриши, ибо немало я уже в него
вживался, и каждый раз, с ним расставаясь, я хотел возвращения. Я привыкал
к нему, словно к одежде, без него я начинал себя чувствовать голым и даже,
в какой-то мере, несовершенным, лишиться его для меня все больше начинало
означать потерю любимой вещи, старого, удобного костюма, таким образом, я
все больше привязывался к Гришиному физическому телу, и я еще не имел
подобного опыта инородного вживления души на столь продолжительный срок, и
потому не мог предвидеть, во что это все выльется, ведь не исключена была
возможность, что моя инородная душа, насильственно вживленная в тело
председателя кооператива, примет его, как благодатную почву, и пустит
корни, но чувственные корешки уже появились, как очертания моей теперешней
грусти.
"Вот так, - подумал я, - могу остаться Гришей".
И тут произошло вот уж совсем неожиданное: среди туманной суеты
прохожих, среди хаотичного их движения, в густоте уличного шума
промелькнуло поодаль от меня, как некий знакомый сгусток, напряжение, и
оно обозначилось, активизировалось в моей памяти раньше, чем я это смог
проанализировать, мне ничего не оставалось, как ринуться за своей
импульсивностью, что за маленьким ребенком-шалуном, и стеснительно
оправдывать ее поведение.
- Золотов! - не успев подумать, окликнул я человека в старом
подранном костюме, совершенно обвисшем на его довольно упитанном теле.
Он стоял и крикливо рекламировал газету.
- Самая клеветническая газетенка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Наташей, да она и не слышала их разговора.
- Я очень рада за вас обоих, Юра.
- Спасибо, Наташа, ты не можешь себе представить, какое у меня
величественное вдохновение сейчас.
- Я бы тоже хотела второго ребенка. - И Божив слегка придержал свой
восторг, перестал выказывать его так ярко, он понимал, что радостью тоже
можно убить, ибо радость, что и горе, слепы и безжалостны.
- Наташа, я не могу тебе много сказать, но я верю, я знаю, что Сережа
обязательно вернется.
Наташа оживилась и подозрительно посмотрела на Божива.
- В каком смысле понимать твои слова, Юра? - с налетевшим волнением
заговорила она.
- Сергей жив, - сказал Божив.
- Я это знаю.
- Да нет, ты не все знаешь, Наташа.
- Нет, я знаю, Сережа - там... - и Юра насторожился.
- Где... там? - исподволь поинтересовался он.
- Ты все равно не поймешь, Юра, он там, откуда пришла я.
- Ты пришла из Астрала?
- Я не знаю, как называется этот мир, я вообще ничего не понимаю, что
происходит. Я никогда об этом никому не говорила, Юра, ведь я когда-то
умерла, меня похоронили.
- Да, ну это понятно, - определился Юра, - всех нас когда-то
похоронили, в прошлой жизни, если брать за основу теорию инкарнации.
- Нет, уж лучше молчать и дальше. Прав был Сережа, написав
стихотворение "Молчание - золото", - сказал Наташа и обратилась к Боживу,
- хочешь, прочту?
- Да, конечно, мне всегда были близки и понятны Сережины стихи.
"Молчание - золото", говоришь, я не встречал это стихотворение у Сергея.
- "Однажды умный, - заговорила Наташа, - просто не за грош продал
себя, он выразился так: "Молчи, дурак, за умного сойдешь!" Поверил в это
искренне дурак... и светлым днем, особенно в ночи - дурак молчит, его целы
бока. Дурак одернул умного: "Молчи, тогда и ты сойдешь за дурака".
Дальше они шли молча. Юра терялся в догадках.
В роддом их не пустили, но они целых два часа простояли под окнами -
Вика лежала в палате второго этажа. Выглядывая в открытое окно, она
радостно разговаривала со своими посетителями, но все это время Юру ни на
минуту не оставляли безответные размышления. Ненароком он посматривал на
Наташу и анализировал неожиданные свои домыслы.
Ему весьма не терпелось уточнить до объяснимости и, может быть, даже
открыться Наташе, если такое позволят обстоятельства разговора, на
неминуемость которого он все-таки надеялся, разговора откровенного,
который поставит все на свои места.
Юра надеялся на подробное общение по недосказанной теме с Наташей на
обратной дороге из роддома. Но случилось другое, на что Божив никак не мог
рассчитывать: может, Наташа не захотела продолжать беседу и потому решила
поступить именно так, а может, уж таковы были судьбиные обстоятельства,
но, как бы то ни было, Наташа в одну минуту попрощалась с Юрой, Оксанкой и
Викой и уехала куда-то по делам.
МАГИЧЕСКИЙ СОВЕТ
- Алло! Иван, ты?
- Да, это я. А кто это звонит?
- Как тебе сказать... ну, в общем-то это я - Сергей... Истина.
- Сергей? - в трубке установилось молчание.
- Иван, ты меня слышишь?
- Да. Это я озадачился: что-то голос у тебя изменился. Ты проснулся?
- Нет. И голосом я говорю не своим, но все-таки своим.
- Около тебя кто-то есть и ты не можешь говорить?
- Да нет, все нормально, я стою здесь один, в телефонной будке.
- Откуда ты звонишь?
- Я недалеко от Центрального рынка, напротив храма.
- Я имею в виду - отсюда или оттуда.
- А, да нет, отсюда.
- Ясно, а что так стараешься не своим голосом говорить?
- Понимаешь, я тут не один, вернее, один, но не полностью. Этот тип
смылся.
- Ты что, влез куда-то?
- Да, в председателя кооператива.
- Понятно. И что собираешься делать?
- Да есть кое-какие соображения.
- А что Эзоповым языком заговорил?
- Страхуюсь на всякий случай, откуда я знаю, как у тебя дела.
- Да нет, все нормально, можешь говорить напрямую.
- Хорошо, - сказал я и немного задумался: "Стоит ли все-таки Ивана
привлекать, вмешивать в эти обстоятельства? Не должно бы мне поступать так
слабо и подчеркивать в себе незадачливого ученика. И для меня медвежья
услуга, и для Ивана - слабинка учителя".
- Ты что замолчал?
- Думаю, что сказать.
- Слушай, тебя что, заблокировали или сам играешь?
- Заблокировали.
- Ну это пустяк. Помочь?
- Думаю, что не надо. Это мое недоразумение, мне и расхлебывать.
- Ну, смотри, тебе виднее.
- Слушай, ты меня, Иван, извини, в случае чего я тебе позвоню,
хорошо?
- Ладно.
- Как у тебя дела, Иван? Как живешь? Работаешь?
- Дела по-старому, правда, диссертацию успел защитить по медицине.
Занятия продолжаю.
- Не женился?
- Женился, не так давно.
- Папкой скоро будешь?
- Да, эта проблема намечается.
- Поздравляю, - с грустноватым оттенком сказал я и тут же решил
закончить разговор:
- Ну, ладно, Иван, я заканчиваю, пойду потихоньку.
- Ну ладно, пока, звони.
- Пока, Иван, - подытожил я и уверенно повесил трубку на автомат, и
душа у меня заныла немного, вспомнились былые времена, когда я работал
директором кинотеатра.
Я вышел из телефонной будки в слегка расстроенных чувствах, но с
твердой уверенностью продолжать борьбу, хотя моя устремленная позиция и
находилась в расплывчатом состоянии, пока я длительно присутствовал в
Астрале, но здесь, на Земле, на физическом плане, среди вороха страстей
телесного преобладания я снова захотел обладать своим земным телом, и мне
даже порою уже бывало не то чтобы трудно, скорее грустновато в минуты
необходимости покидать земное тело Гриши, ибо немало я уже в него
вживался, и каждый раз, с ним расставаясь, я хотел возвращения. Я привыкал
к нему, словно к одежде, без него я начинал себя чувствовать голым и даже,
в какой-то мере, несовершенным, лишиться его для меня все больше начинало
означать потерю любимой вещи, старого, удобного костюма, таким образом, я
все больше привязывался к Гришиному физическому телу, и я еще не имел
подобного опыта инородного вживления души на столь продолжительный срок, и
потому не мог предвидеть, во что это все выльется, ведь не исключена была
возможность, что моя инородная душа, насильственно вживленная в тело
председателя кооператива, примет его, как благодатную почву, и пустит
корни, но чувственные корешки уже появились, как очертания моей теперешней
грусти.
"Вот так, - подумал я, - могу остаться Гришей".
И тут произошло вот уж совсем неожиданное: среди туманной суеты
прохожих, среди хаотичного их движения, в густоте уличного шума
промелькнуло поодаль от меня, как некий знакомый сгусток, напряжение, и
оно обозначилось, активизировалось в моей памяти раньше, чем я это смог
проанализировать, мне ничего не оставалось, как ринуться за своей
импульсивностью, что за маленьким ребенком-шалуном, и стеснительно
оправдывать ее поведение.
- Золотов! - не успев подумать, окликнул я человека в старом
подранном костюме, совершенно обвисшем на его довольно упитанном теле.
Он стоял и крикливо рекламировал газету.
- Самая клеветническая газетенка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125