Наверное, у каждого
человека есть подобные бабки или другие люди, предметы, но не каждый
человек обращает на это внимание. А может, я жертва отзывчивого
воображения.
Они, эти бабки, сидели сегодня на лавке.
Меня обдало жаром, когда я их увидел. Мой взгляд забегал по сторонам,
меняя объекты своего внимания, будто выбирая, на чем остановиться, но все
вокруг было словно перепачкано нестерпимо-ощутимым присутствием этих двух
несносных старух!
Прошмыгивая мимо своих одухотворенных врагов, я вспомнил один прием и
стал смотреть прямо перед собой, но только усилием воли понизил резкость
изображения в глазах. Это мне очень помогало! Мир становился расплывчатым,
менее реальным.
- Здравствуйте, Сереженька, - снова ехидность послышалась мне вслед.
- Что же ты проходишь и не здороваешься?!

...Я поднимался по лестничной клетке, грустный, опустошенный.
Хотелось есть, даже ноги и руки дрожали.
Где-то впереди неожиданно открылась чья-то дверь.
- Сережа, - услышал я голос Вики.
- Да... - среагировал я и пошел на открытую дверь. Я боялся выглядеть
резким - Вика обняла меня приветливо, но настороженно.
- Сережа, - прошептала она, - сегодня тобою интересовалась милиция.
- Как? И здесь тоже? - с печальной покорностью спросил я. Теперь
Викино лицо туманилось перед моими глазами.
- Ты что, выпил? - робко поинтересовалась Вика.
- Любимая, - сказал.
- Сереженька, - снова обняла меня Вика, - что же ты натворил?!
- Я?! Я пойду, девочка... - опустошенно сказал я.
И я пошел к себе наверх...
Я открыл на ощупь ключом дверь в свою квартиру и вошел в прихожую.
...Из зала ко мне навстречу вышла взволнованная мама.
- У нас был следователь, он, насколько я знаю, обошел все квартиры в
нашем подъезде, что это значит? Сережа?
- Не знаю, - ответил я.
- То что-то натворил? - испуганно произнесла мама.
- Я? Нет... Вроде, нет...
- Что значит, вроде? - заволновалась мама еще больше.
- А что ему, следователю, было нужно? - словно приходя в себя, уже
более заинтересованно спросил я и глянул на маму резко, и сразу же
обрушилась на меня чудовищность и нелепость моего положения!
- Я так толком и не поняла, - отвечала мне мама, - но вопросы этот
следователь задавал удивительные!
- Какие? - абсолютно опомнившись, спросил я.
- Самые различные... - мама немного подумала. - Даже невероятно, к
чему? К чему ему понадобилось знать, какая у меня была девичья фамилия?
Где и кем я работаю, интересы? Все о твоем отце... Все о тебе и даже чем
ты болел в детстве?
- А что еще он спрашивал?
- Еще многое... Часа два тут сидел, тебя дожидался, и все записывал
мои показания. Да вот, - мама протянула мне какую-то бумажку. - Он оставил
тебе повестку. Завтра ты должен будешь явиться к нему в отделение...
Сынок! - негромко выкрикнула мама, кинулась и обняла меня. - Ну, что ты
натворил? Родной!
- Мамочка, - заговорил я, обнимая ее за плечи. - Я даю тебе честное
слово, что это какая-то чепуха! Поверь, завтра все прояснится! Иди спать,
пожалуйста, я тоже устал. У меня был сегодня трудный день...
И мама, может, впервые за последние годы, как-то боком, недоверчиво
оглядываясь, попятилась к себе в комнату.
Нет, есть я не стал. Я вошел к себе в комнату, сел на диван. Посидел
несколько минут с закрытыми глазами.
- Да что это я! - насильно, будто оживляя себя от властительной
дремоты, сказал я вслух.
Работу Корщикова я уже давно прочитал и успел вернуть ее обратно
автору. Потому что мало что понял в прочитанном, я никак не отозвался о
ней: промолчал, а Саша и не спросил. А вот Священная Книга Тота... Она
манила меня, будто символ какой, хотя и не была на виду, но она озаряла
мою комнату, привлекала...
Я встал с дивана и движением воли отбросил от себя весь хлам
сегодняшних впечатлений. Несколько секунд они еще пытались снова
обрушиться на меня, но я жестко удержал их на расстоянии.

АЛЕФ
Давно я уже отпечатал Священную Книгу Тота, но долгое время не
решался приступить к ее изучению. Я прочел только предисловие и Введение.
Сражу же после промывки фотографии этой таинственной книги раскладывались
по всему полу моей комнаты на газетах для сушки. Я брал по одной, еще
влажной, фотографии и читал.
Остановившись на Первом Аркане, я понял, что нуждаюсь в осмыслении, и
я отложил книгу до того момента, когда почувствую внутреннюю
сосредоточенность, готовность к ее восприятию.
Теперь я, неожиданно для себя, вытащил запрятанные среди старых книг
моей домашней библиотеки две стопки переплетенных фотографий, открыл
первую и прочел с начала до конца - все пять параграфов Первого Аркана: "О
Божестве Абсолютном; О Божестве Творящем, Его Триединстве и Божественном
Тернере; О Мировом Активном Начале; О Воле и Вере; О Человеке совершенном
и Иероглифе Аркана Первом".
Одного раза мне показалось мало, и я прочел все параграфы еще и еще
раз.
Для того, чтобы лучше усвоить, ближе ознакомиться с материалом, я
попробовал набросать своеобразный конспект-размышление на темы параграфов
Первого Аркана.
Время шло быстро.
Я почувствовал, что устал, тогда, допечатав на пишущей машинке
последнюю страничку, своего, своеобразного конспекта-размышления - я
отложил свое занитие в строну. Теперь, я понимал, что, то, что я произвел
сейчас, не совсем конспект-размышление, а скорее своеобразный, чуть ли не
дословный перевод мною Владимира Шмакова на иной текст. Иначе говоря, то
же самое, но намеренно другими словами. Допечатав до этого места, я
почувствовал, что устал, и я оставил пишущую машинку, надежно спрятав все
бумаги.
"По-моему, неплохой прием для осознанного запоминания и ориентировки
в изучаемом", - подумал я и тут же добавил вслух:
- Все, на сегодня хватит.

ПОЗВОНОЧНИК
- Ива-ан! - отчаянно выкрикнул я.
Оказалось, что я стоял в небольшой квадратной комнате. В ней было
все, абсолютно все черного цвета. Даже штора, за которой я предполагал
окно, тоже была из черного бархата. Этот бархат, и стены вокруг, и
потолок, и пол, - все имело какую-то пространственную, космическую глубину
для взгляда, и вместе с тем я ощущал, именно ощущал, а не созерцал, что
стены, и пол, и потолок, и штора все же являлись таковыми.
Невероятно, но я будто бы парил в безграничном пространстве
квадратной комнаты, хотя и чувствовал опору под ногами, и мог прикоснуться
к стенам. Только штору отодвигать я не решался.
В комнате царил неведомо откуда непонятный свет. Словно светилось
само пространство и мне было почему-то необъяснимо, но страшно, жутко
находиться здесь одному. Это был страх предчувствия.
Вдруг стена, что находилась напротив черной бархатной шторы,
вспыхнула гаммой самых ослепительных красок!
Я отпрянул в сторону и стал протирать свои будто воспламененные,
светящиеся во тьме глаза.
Наконец, мои глаза как бы потускнели, но точно фиолетовые угольки еще
догорали в них. Я снова мог открыть глаза и видеть, я обернулся и
оторопел!
Боже мой! То, что я увидел, то, что теперь мог отчетливо различать и
осознавать умом и сердцем, заставило меня остаться на месте в состоянии
удивления и очарованности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125