Но ничего поделать было нельзя, ибо лишь в таком астральном
сгустке, состоянии утяжеления, концентрации, насколько это было возможно в
моем арестантском положении, концентрации моих чувств в отъединенную
теперь от земного тела сущность, мог я смутно, но различать подлинность
физических, плотных очертаний земли, а не довольствоваться
надоедливо-доступным: пластилиновостью и гармоничным простором Астрала!
Сабине в это время снился удивительный сон!
Девочка ласкала мамины груди, целовала их и потихонечку, наслаждаясь,
отсасывала из них молоко, которое покапывало у нее с розового подбородка
на колени. Обе они, мама и дочь, блаженствовали, были голенькие, нежились
и целовались...
Не знаю, что руководило мною, но я, будто погибающий от неистощимого
голода, увидевший спасительную монету, кинулся к земному телу моей дочери!
На несколько секунд я остановился возле этого тела, и у меня
промелькнули стихи, которые когда-то пытался я посвятить Викиной дочери,
но так и не окончил их:
Девочка-кокетка
На велосипеде,
Будто бы конфетка, -
Крошка мятный ветер!
Крохотные дали
Привлекают девочку,
Колесо педалят
Ножки, словно белочки!..
"Стоп", - попытался я сказать себе внутренним всплеском воли, но мои
отчаянные барьеры нравственности и самообладания рушились...
Сабина была еще несмышлена и не умела контролировать неосознанно во
время сновидения свое земное тело.
Желание пожирало меня! Сгусток моих чувств вибрировал и грозил мне
таким уплотнением, что меня смогли бы тогда увидеть, как призрак на
физическом плане! Этого допустить никак нельзя. Оставалось выбрать что-то
одно: либо вернуться в безвременность Астрала, либо войти в тело, в земное
тело моей дочери!
Наконец, секунды колебания остановились. И я, о Боже, вошел в земное
тело малютки!
Теперь это уже был сон, астральный сон, ибо, для того чтобы обладать
земным телом, надо уснуть в Астрале или хотя бы вздремнуть!
Желания и чувства - это всегда проявления воли. И вот мои желания и
чувства отчетливо улеглись в размеры детского тела.
Пока моя дочь невинно обвораживалась сном, я, словно маньяк,
пошевелил кончиками своей воли и силою поднял земное тело девочки с
раскладушки и открыл ее глаза!
Теперь я резко видел, как раньше, физический мир! И меня в первую же
секунду обдало тоской, страшным чувством потерянности чего-то самого что
ни на есть близкого и дорогого.
В следующее мгновение Сабина, а точнее ее земное тело, руководимое
мною, с одержимо взрослым выражением лица твердо зашагало за ширму!
"Тело! - ударила меня мысль. - Мое тело! Я так соскучился по нему!" -
вслух сказала крохотная девочка, сказала без каких-либо погрешностей в
произношении, сказала так, что если бы кто-нибудь мог услышать это, он
неминуемо бы испугался.
Тело моей дочери было до такой степени тесным для меня, что казалось,
оно - вот-вот растрескается! Я шагал слабенькими ножками, делая эти
крохотные шаги, будто играл в карманные, величиной со спичечный коробок
шахматы!
Я все время боялся сделать что-нибудь не так, какую-нибудь
неловкость, непростительное, необдуманное резкое движение: ведь мое
воображение не было так сковано во взмысленности, в такие маленькие рамки.
По своему жизненному опыту я был взрослым человеком, мужчиной, и все мои
движения, освоенные за долгую жизнь, никак нельзя было полностью перенести
на неуклюжее тельце дочери.
Я не знал, а это являлось особенно грустным и вызывало особую
настороженность, не знал я самого главного, пределов этого земного тельца,
и, что еще важнее, я и не чувствовал их! Да! В том-то и состоял риск
овладения чужим челом, а тем более телом маленького ребенка, что никакой
боли не ощущаешь в нем! И потому шагал я хотя и уверенно, но достаточно
настороженно.
Достаточно было сделать один неверный шаг, в полном объеме взрослого
человека, и я незамедлительно бы натворил бед, и, возможно, непоправимых!
Эти маленькие ножки! Связки, сухожилия могли попросту говоря порваться, в
любой момент могла бы хрустнуть какая-нибудь, еще такая "молочная",
косточка! Нет! Не дай Бог!
И потому я хотя и шагал одержимо, но какое-то усилие, островок
нравственности, так же одержимо помнили об ответственности!..
Ну вот, я стоял у изголовья своего земного тела, сосредоточенно
всматривался в свое, казавшееся безжизненным, заостренное лицо. Муть
ожесточенности к бессилию своего положения, безумное сожаление о
происходящем начинало одолевать мой рассудок. Но я еще с трудом, но мог
сдерживать себя.
Так я простоял у своего изголовья некоторое время: в молчании, в
переосмысливании всего на свете.
Вскоре я почувствовал, как Сабинино сердечко заколотилось, ее дыхание
стало прерывистым, спазмы окольцовывали горлышко. Подобные взрослые
переживания были способны убить малышку! Сердечко могло бы не выдержать, а
детские легкие - просто порваться!
Насколько у меня хватало сил, я сдержался, но слезы, они все-таки
покатились, закувыркались по щечкам девочки.
Маленькой ручкой я прикоснулся к жестким волосам моего земного тела,
и неожиданно захныкало и громко разрыдалось Сабинино лицо!
Да, я плакал, отчаянно ревел детским голосом...
Вбежала в комнату Наташа, о ней-то я совсем забыл! И тут я обернулся
назад на ее зов и взглянул серьезно ей в глаза так, что Наташа -
остановилась на мгновение, как завороженная.
- Наташа! - громко и внятно сказала девочка, но тут же я замолчал,
ибо последствия для моей Сабинушки, если бы я продолжал говорить в ее
теле, оказались бы непредсказуемыми...
- Сабинушка, что с тобой?! - кинулась наконец опомнившаяся Наташа ко
мне и обняла свою дочь.
Но как только Наташа обняла мое хрупкое тельце, я тут же пришел в
себя: немедленно сосредоточился, и покинул тело своей дочери, и завис в
изнемогших чувствах поодаль.
Остальное произошло по сценарию природы: Сабина проснулась, пришла в
себя, уже будучи на руках у растерянной мамы, целовавшей и отчаянно
обнимавшей дочь.
- Сабинушка, доченька, тебе что-то приснилось страшное? Успокойся,
маленькая, мама с тобой, все хорошо...
Девочка была абсолютно спокойна после того как проснулась, и подобный
перепад немало насторожил Наташу, и она даже недоверчиво огляделась по
сторонам.
- Я плакала? - заинтересованно и неуклюже пролепетала Сабинушка.
- Да, малышка, да, Сабинушка, - приговаривала Наташа, и слезы едва
сверкнули у нее в глазах. - Скажи, ты, наверное, плакала о папе? Ты
хочешь, чтобы он встал? Да, маленькая?
- Мама, мама! - потеребила Сабина свою разволновавшуюся маму за
отворот халата.
- Что, доченька?
- Мама, я хочу си-и! - закапризничала девочка.
- Да ты что! - игриво удивилась Наташа, этот поворот ее немного
успокоил. - Ты же у меня такая взрослая!
- Хочу си-и! - не унималась Сабина, и действительно, теперь уже по
своей воле, начала хныкать и уже приготовилась разрыдаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
сгустке, состоянии утяжеления, концентрации, насколько это было возможно в
моем арестантском положении, концентрации моих чувств в отъединенную
теперь от земного тела сущность, мог я смутно, но различать подлинность
физических, плотных очертаний земли, а не довольствоваться
надоедливо-доступным: пластилиновостью и гармоничным простором Астрала!
Сабине в это время снился удивительный сон!
Девочка ласкала мамины груди, целовала их и потихонечку, наслаждаясь,
отсасывала из них молоко, которое покапывало у нее с розового подбородка
на колени. Обе они, мама и дочь, блаженствовали, были голенькие, нежились
и целовались...
Не знаю, что руководило мною, но я, будто погибающий от неистощимого
голода, увидевший спасительную монету, кинулся к земному телу моей дочери!
На несколько секунд я остановился возле этого тела, и у меня
промелькнули стихи, которые когда-то пытался я посвятить Викиной дочери,
но так и не окончил их:
Девочка-кокетка
На велосипеде,
Будто бы конфетка, -
Крошка мятный ветер!
Крохотные дали
Привлекают девочку,
Колесо педалят
Ножки, словно белочки!..
"Стоп", - попытался я сказать себе внутренним всплеском воли, но мои
отчаянные барьеры нравственности и самообладания рушились...
Сабина была еще несмышлена и не умела контролировать неосознанно во
время сновидения свое земное тело.
Желание пожирало меня! Сгусток моих чувств вибрировал и грозил мне
таким уплотнением, что меня смогли бы тогда увидеть, как призрак на
физическом плане! Этого допустить никак нельзя. Оставалось выбрать что-то
одно: либо вернуться в безвременность Астрала, либо войти в тело, в земное
тело моей дочери!
Наконец, секунды колебания остановились. И я, о Боже, вошел в земное
тело малютки!
Теперь это уже был сон, астральный сон, ибо, для того чтобы обладать
земным телом, надо уснуть в Астрале или хотя бы вздремнуть!
Желания и чувства - это всегда проявления воли. И вот мои желания и
чувства отчетливо улеглись в размеры детского тела.
Пока моя дочь невинно обвораживалась сном, я, словно маньяк,
пошевелил кончиками своей воли и силою поднял земное тело девочки с
раскладушки и открыл ее глаза!
Теперь я резко видел, как раньше, физический мир! И меня в первую же
секунду обдало тоской, страшным чувством потерянности чего-то самого что
ни на есть близкого и дорогого.
В следующее мгновение Сабина, а точнее ее земное тело, руководимое
мною, с одержимо взрослым выражением лица твердо зашагало за ширму!
"Тело! - ударила меня мысль. - Мое тело! Я так соскучился по нему!" -
вслух сказала крохотная девочка, сказала без каких-либо погрешностей в
произношении, сказала так, что если бы кто-нибудь мог услышать это, он
неминуемо бы испугался.
Тело моей дочери было до такой степени тесным для меня, что казалось,
оно - вот-вот растрескается! Я шагал слабенькими ножками, делая эти
крохотные шаги, будто играл в карманные, величиной со спичечный коробок
шахматы!
Я все время боялся сделать что-нибудь не так, какую-нибудь
неловкость, непростительное, необдуманное резкое движение: ведь мое
воображение не было так сковано во взмысленности, в такие маленькие рамки.
По своему жизненному опыту я был взрослым человеком, мужчиной, и все мои
движения, освоенные за долгую жизнь, никак нельзя было полностью перенести
на неуклюжее тельце дочери.
Я не знал, а это являлось особенно грустным и вызывало особую
настороженность, не знал я самого главного, пределов этого земного тельца,
и, что еще важнее, я и не чувствовал их! Да! В том-то и состоял риск
овладения чужим челом, а тем более телом маленького ребенка, что никакой
боли не ощущаешь в нем! И потому шагал я хотя и уверенно, но достаточно
настороженно.
Достаточно было сделать один неверный шаг, в полном объеме взрослого
человека, и я незамедлительно бы натворил бед, и, возможно, непоправимых!
Эти маленькие ножки! Связки, сухожилия могли попросту говоря порваться, в
любой момент могла бы хрустнуть какая-нибудь, еще такая "молочная",
косточка! Нет! Не дай Бог!
И потому я хотя и шагал одержимо, но какое-то усилие, островок
нравственности, так же одержимо помнили об ответственности!..
Ну вот, я стоял у изголовья своего земного тела, сосредоточенно
всматривался в свое, казавшееся безжизненным, заостренное лицо. Муть
ожесточенности к бессилию своего положения, безумное сожаление о
происходящем начинало одолевать мой рассудок. Но я еще с трудом, но мог
сдерживать себя.
Так я простоял у своего изголовья некоторое время: в молчании, в
переосмысливании всего на свете.
Вскоре я почувствовал, как Сабинино сердечко заколотилось, ее дыхание
стало прерывистым, спазмы окольцовывали горлышко. Подобные взрослые
переживания были способны убить малышку! Сердечко могло бы не выдержать, а
детские легкие - просто порваться!
Насколько у меня хватало сил, я сдержался, но слезы, они все-таки
покатились, закувыркались по щечкам девочки.
Маленькой ручкой я прикоснулся к жестким волосам моего земного тела,
и неожиданно захныкало и громко разрыдалось Сабинино лицо!
Да, я плакал, отчаянно ревел детским голосом...
Вбежала в комнату Наташа, о ней-то я совсем забыл! И тут я обернулся
назад на ее зов и взглянул серьезно ей в глаза так, что Наташа -
остановилась на мгновение, как завороженная.
- Наташа! - громко и внятно сказала девочка, но тут же я замолчал,
ибо последствия для моей Сабинушки, если бы я продолжал говорить в ее
теле, оказались бы непредсказуемыми...
- Сабинушка, что с тобой?! - кинулась наконец опомнившаяся Наташа ко
мне и обняла свою дочь.
Но как только Наташа обняла мое хрупкое тельце, я тут же пришел в
себя: немедленно сосредоточился, и покинул тело своей дочери, и завис в
изнемогших чувствах поодаль.
Остальное произошло по сценарию природы: Сабина проснулась, пришла в
себя, уже будучи на руках у растерянной мамы, целовавшей и отчаянно
обнимавшей дочь.
- Сабинушка, доченька, тебе что-то приснилось страшное? Успокойся,
маленькая, мама с тобой, все хорошо...
Девочка была абсолютно спокойна после того как проснулась, и подобный
перепад немало насторожил Наташу, и она даже недоверчиво огляделась по
сторонам.
- Я плакала? - заинтересованно и неуклюже пролепетала Сабинушка.
- Да, малышка, да, Сабинушка, - приговаривала Наташа, и слезы едва
сверкнули у нее в глазах. - Скажи, ты, наверное, плакала о папе? Ты
хочешь, чтобы он встал? Да, маленькая?
- Мама, мама! - потеребила Сабина свою разволновавшуюся маму за
отворот халата.
- Что, доченька?
- Мама, я хочу си-и! - закапризничала девочка.
- Да ты что! - игриво удивилась Наташа, этот поворот ее немного
успокоил. - Ты же у меня такая взрослая!
- Хочу си-и! - не унималась Сабина, и действительно, теперь уже по
своей воле, начала хныкать и уже приготовилась разрыдаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125