Но на этот вопрос ответила не Вика, а внезапно открывшаяся дверь в
кирпичном доме. Из-за нее выглянул Долланский.
- Молодые люди! - крикнул он в нашу сторону. - Проходите
переодеваться, мы скоро начинаем! - и тут же скрылся за дверью, захлопнув
ее за собою.
- А что случилось? - беспокойно спросила меня Вика.
- Да так! Я подумал: "Не показалось ли мне, что кто-то прошел мимо
меня, там, в глубине двора".
- А что ты там делал?
- Ничего. Курил.
- У тебя так сердце колотится, - сказал Вика, прижавшись к моей
груди. - Что-то случилось? А?
- Скажи, ты что-нибудь слышала?
- А что я могла слышать?
- Ну, там, шум какой, хлопанья...
- Нет. Я ничего не слышала. Я только испугалась, что тебя нет!.. А ты
слышал?
- Что слышал? - насторожился я от Викиного вопроса.
- Ну, ты же сам сказал: шум, хлопанья!
- Да нет! - прикинулся я повеселевшим. - Это я так спросил, чтобы
тебя попугать сейчас.
- Проказник! В тебе еще много бесового! - ласково пожурила меня Вика,
потрепав за щеки, и поцеловала в губы...
Переодевшись в специально оборудованных для этого комнатах в
спортивные костюмы, я и Вика вошли в спортзал. Все присутствующие там люди
тоже были одеты в разноцветные спортивные одежды. Каждый член этого
частного зала удобно располагался на полу на своем утепленном коврике. Мы
с Викой разместились неподалеку от эстрады, с которой, как я понял, будет
вещать свою систему Долланский.
- А ты бы смогла его узнать? - спросил я полушепотом у Вики, голос у
меня уже успокоился и выровнялся.
- Кого? - удивилась Вика и огляделась по сторонам.
- Того, которого Долланский позвал в спортзал, там, во дворе, - все
так же полушепотом пояснил я.
- А-а, - поняла Вика. - Тише, - сказала она.
- Почему? - в свою очередь удивился я.
- Он рядом с тобою, - сказала Вика и незаметно повела глазами в его
сторону.
Я оглянулся... Позади меня, на ярко-желтом меховом коврике сидел
мужчина лет сорока - сорока пяти, на коленях у него лежал его крупный
живот. Мужчина улыбнулся мне, неприятно оскалившись при этом, словно
передразнил меня. Потом он облизнул свои припухшие губы. Одет он был в
черное трико, на шее повязан короткий голубой шарфик. Мужчина почесал об
рукав свой ноздристый нос и на рукаве осталась влажная полоска. Мне стало
противно, и я отвернулся.
- Это точно он, ты не ошиблась? - наклонился я к Вике, спрашивая.
- Конечно он! Не сомневайся, - прожужжала мне Вика прямо в ухо, и от
ее нежных губ у меня по спине пробежали мурашки. - А зачем он тебе? -
спросила она.
- Мне кажется, я его где-то мог видеть... - ответил я первое, что
взбрело мне в голову, и подумал про себя: "Ну и мерзкая же рожа у этого
Остапа Моисеевича! Такой со всякой заразой может иметь дело!"
На эстраде появился Долланский. Зал шумел негромко, все
переглядывались, ожидая интересный вечер. Заговорил Долланский, и все
разговоры прекратились. Я окинул еще раз взглядом весь зал - на ковриках
сидели в позах "полулотос" человек двадцать. Черным пятном промелькнул
передо мною Остап Моисеич, он один среди присутствующих был одет в черное
трико.
Поскольку наша группа пришла на свое первое занятие, Долланский
произнес вступительную речь. Интригующе прозвучал его рассказ о бабуле,
шестидесяти лет, что не могла и двух шагов проделать без скорой помощи, а
сейчас принимает позы лучше, чем дипломированный йог. И все это после
занятий по его системе, системе Долланского! Он ходил по эстраде, важничал
и хвастался, как-то исподволь, не навязчиво.
Потом начались изнурительные упражнения. Долланский сидел на эстраде
на мягком фигурном стуле из дерева и присматривал за состоянием своих
пациентов. Надо отдать ему должное как учителю! Хотя вся система и звучала
по магнитофону, но присутствие самого Долланского на эстраде в это время
оживляло магнитофонную ленту, и даже не возникала потребность, чтобы
говорил именно он. Правда, изредка Долланский останавливал движение
кассеты, хлопнув клавишей: вставлял реплики, давал консультации, а
некоторые упражнения не доверял магнитофону и диктовал сам, живьем...
Нагрузка действительно была глубинная, рассчитанная, как выразился ее
автор: "На все тайники души вашей!.."
Я все время старался забыть о существовании позади меня Остапа
Моисеича, о страшной птице во дворе, но, все-таки, присутствие Остапа
Моисеича, его взгляда в упор, ощущалось, и это немало мешало мне
сосредоточиваться, особенно поначалу.
Мы с Викой выполняли всевозможные растяжки, укладывали тело в
удивительные позы, постоянно сопровождая все это особой конструкцией
дыхания, с его обязательными задержками.
В общей сложности, занятие длилось четыре часа, из которых мы очень
долгое время не дышали. По словам Долланского, мы копили молочную кислоту,
чтобы организм проглотил ее, - это и была генеральная линия его системы...
По окончании упражнений мы с Викой, казалось, изрядно устали, но
когда мы вышли на улицу, то, не знаю, как Вика, но я почувствовал, как мое
тело, словно парус, будто само по себе, стремительно продвигалось по
тротуару, увлекая Вику под руку! Это торжествовал во мне снова
Человек-Ветер. Куда девался после занятия Остап Моисеич, я не углядел. Я
все-таки забыл о нем! И это было прекрасно! Я забыл даже о чудовищной
птице!.. Забыл, потому что выполнял, учился выполнять первое наставление
Ивана: "Ни к чему не привязывайся!"

БУРЕЛОМ
На следующее утро я направился на работу. В свободно дрейфующем
настроении, не обращая внимания на уныло раскачивающихся пассажиров
троллейбуса, я, все еще ощущая ветреный ореол вокруг себя, привычно вышел
на конечной "Лесного поселка". После вчерашнего выходного дня я чувствовал
себя хорошо. На площади, напротив моего кинотеатра, прямо на остановке
стояла парочка, парень лет двадцати пяти и девочка лет шестнадцати. По
всей вероятности девочка вышла провожать парня на троллейбус. Оба они были
изрядно пьяны. Парень был одет по-зимнему, а девочка, видимо, жила
недалеко, совсем рядом. На ней были красные полусапожки на голые ноги,
белое короткое платице и легкая куртка нараспашку. Девочка то и дело
подтягивалась на цыпочках, ухватив парня за шею, жадно целуя его в губы. Я
незаметно для себя приостановился. Многие, вышедшие из троллейбуса
пассажиры, тоже приостановились. Парень грубо обшаривал груди у девочки.
Он залезал обеими руками под ее платье, и его руки крепко прижимали
девочку, а она будто пыталась слабенько вырваться из его рук.
- Проститутка! - выкрикнула и отплюнулась толстая бабка.
- Надо милицию вызвать, - начала убеждать толпу солидная женщина лет
пятидесяти.
Все женщины переговаривались и спорили между собою, только несколько
мужчин даже будто одобрительно обменивались улыбками и короткими
репликами.
- Ну, дает!
- Да-а!
"Вот она - расслабленность!" - вначале подумал я. - "Может, это и
есть человеко-ветренное состояние? Да нет! Скорее, его отголосок!" -
рассуждал я про себя. Мне даже захотелось так же вот, сию минуту, свободно
и непринужденно жить, как эти парень и девочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125