Вика рассказала, что она долго протестовала в салоне того, увезшего
ее, автобуса, и в конце концов надоела шоферу, и он высадил ее на
полдороге...
Теперь, уже не спеша, мы пошли к ближайшей станции электрички, пошли
напрямик, через редкий лесок.
Юра шел впереди метрах в десяти по тропе, вымощенной деревянными
досками, выложенной, видимо, жителями неподалеку расположенного поселка.
По всему было видно, что Юра старался не мешать мне разговаривать с Викой.
Он, вероятно, еще надеялся на то, что я пошутил, и все-таки примечал я,
как он нет-нет, да прислушивается к нам.
- Смотри! - театрально воскликнул я для Вики, так, чтобы и Юра
услышал. Он обернулся и глянул на нас.
- Смотри внимательно - на деревья! - предложил я все так же громко
Вике.
- А что? - насторожилась Вика, озираясь вокруг.
- Ты видишь, - это все женщины! И мужчины! А не деревья!
- С чего ты взял?! - удивилась она.
- Смотри, смотри, внимательнее! Деревья с одним-единственным стволом
- это мужчины, а деревья, стволы у которых ветвятся на двое, трое, - это
женщины, они все закопаны головою в землю, по пояс! Видишь: и две ноги у
этих деревьев-женщины, и кривые полоски - между ног!.. Что же эти полоски
напоминают, - разыгрывал я ситуацию. - Сейчас вспомню! Минуточку!..
- Вот дурак! - весело крикнула на меня Вика и пихнула меня в плечо с
деревянной тропинки.
- А что, разве я не прав?! - выкрикнул я, как бы окликая тем самым
Юру и приглашая его в разговор.
- Да, есть что-то похожее, - поддержал меня друг. Он на мгновение
оглянулся в мою сторону: я шел неподалеку от деревянного настила: Вика не
пускала меня на него и мне приходилось перепрыгивать с кочки на кочку,
чтобы не угодить в заснеженные по колено рытвины.
- Ну ладно, иди по тропе! - заботливо окрикнула меня Вика,
сжалившись. - Не хватало, чтобы еще и ты себе ногу вывихнул!
Я повиновался.
- Вот, слушай, - сказал она, когда я уже снова шел с нею рядом по
деревяшкам. - Я сейчас вспомнила! Скажи: ты знаешь, что такое -
бесстрашный, бескорыстный, бесстыдный?! - она тоже говорила громко, чтобы
слышал и Юра, который шагал теперь метрах в пяти от нас. - В общем, что
значит все слова, начинающиеся на "бес"? - договорила Вика.
- Нет! - шутливо ответил я. - Не знаю!
- Ну!... Бес же! Бес! - улыбаясь, вопрошала Вика и как бы пытаясь
подсказать ответ интонацией своего голоса.
- Не знаю! - снова ответил я.
- Бес!.. Дьявол значит! Недогадливый ты! - торжествующе выкрикнула
Вика и глянула на Юру.
- И что же получается: бес страшный! - Вика хохотала, а я продолжал
перечислять, - бес стыдный! Слушай! - остановился я, обращаясь к Вике. - А
как же тогда понимать бес корыстный, ведь само слово - бескорыстный -
хорошее слово?!
- В том-то и дело, что - нет! - объяснила Вика, забегая вперед меня
и, тем самым, притесняя меня с деревянной тропы. - Ведь люди, - говорила
она, - двойные и корыстные, как ни крути! Двойные и корыстные в своей
душе, а бескорыстный только притворяется таким, а на самом деле он -
дьявол в маске.
Бес корыстный, такой же бескорыстный, как, помнишь, в сказке "Коза и
семеро козлят! - волк шкуру одевал и голосок утончал! "Козлятушки -
ребятушки!", а сам о себе думает, о желудке.
- Откуда ты такого нахваталась?! - удивился я.
- Это не я!
- А кто?
- Мария Федоровна!
- Какая Мария Федоровна? - припоминая, спросил я.
- Ну что ты, не помнишь! Соседка моя! Бабушка! - воскликнула Вика.
- А-а... - только и вымолвил я с понимающим видом, шутливо оттопырив
губы.
- Мудрая бабушка! - отозвался Юра впереди...
До Москвы мы добрались без проблем...
Всю ночь напролет я пробеседовал с Юрой полушепотом, сидя у окна в
его комнате в общежитии. Вика сладко спала на Юриной кровати, и Юра нежно,
время от времени, поглядывал на нее.
На следующий день Юра проводил нас в аэропорт рано утром, я спешил
объявиться на работе, так как та запись карандашом моих паспортных данных,
сделанная капитаном милиции в помещении радиостанции, помнилась, хотя и
холодно, но близко, и мне надо было, на всякий случай, хотя бы упредить
сообщение о моем, если таковое последует, задержании. Тогда, по крайней
мере, один день можно будет объяснить, как отгул. О засвеченной пленке я
так никому и не сказал...
Надо было кончать с Викой. Всю дорогу в самолете я хладнокровно
обдумывал, а точнее, настраивался это сделать. Еще утром, там, в Москве, у
Юры, когда мы все втроем завтракали, я сидел молчаливо, и Вика наверное
начинала понимать или чувствовать приближение чего-то нехорошего, потому
что в самолете она уже совсем расстроилась, ей было неуютно сидеть в
тесном кругу моего молчания, а если я и отвечал на ее какие-нибудь
вопросы, то очень кратко и сухо...
Но, к моему счастью, все произошло абсолютно свободно, без паники,
легко для меня...
Вика мешала мне, она являлась свинцовой привязкой, может быть, именно
она больше всего удерживала меня в моем теле!
...Когда мы оба приехали из аэропорта на такси, и поднялись на Викин
этаж, и остановились у ее дверей, она уже была готова к убийству...
Ее глаза метались по сторонам под непоколебимостью моего взгляда. Ко
мне она не прикасалась, а просто - стояла рядом.
Нет! Я вовсе не был зло настроен к этой девушке, и я не ревновал! Я
должен был выполнить задуманное: убить Вику сейчас.
- Вика, - сказал я.
- Что? - тут же отозвалась она, и в ее глазах еще промелькнула
надежда!
"Нет!.. - подумал я. - Пора!.."
- Уйди прочь! - резко сказал я и равнодушно впялился глазами в бедную
девушку. - Уйди прочь! - сказал я еще раз Вике в упор, и добавил. - Я
больше не хочу тебя видеть!..
Вика прислонилась к своей двери и тихо заплакала так, будто
доплакивала то, что уже отрыдалось в душе.
Так я убил Вику...

ПРОСТИТУТКА
И снова одинокий в поселке, опустошенный от суеты дня кинотеатр.
Приземистый, доверчивый свет ночника. Я хожу в кабинете по скрипучему полу
и думаю.
Прошел целый месяц, как Вика убита... С тех пор я ее даже не видел!
Но я до сих пор так и не в силах был покинуть свое тело, хотя и продолжал
заниматься энергетическим дыханием и жить по образу, определенному
учителем.
Всего один раз, с неделю назад, мое тело, когда я лег было уже спать,
разуверившись научиться покидать его, начала сотрясать неведомая мне сила!
Будто могучие волны перекатывались от ступеней до макушки. Тело
содрогалось как резиновое, волны словно ударялись в какое-то препятствие и
пружинили в голове. Но, не находя выхода - метались по всему телу! И
улеглись наконец... Как в прошлый раз, - не случилось хлопка в макушке
(будто вылетевшей пробки), и волны не вырвались наружу, как я ни силился
им помочь: будто мою макушку заварили, запаяли, заклеили!.. И все... И
больше ничего, даже подобного, до сих пор...
И все-таки я понимал, Вика, Вика держала меня!.. Она несомненно
вспоминала Сережу и мешала ему... А думала она обо мне все потому, что я
сам был в этом виноват, все потому, что где-то что-то никак не могло
отключиться у меня в сознании, как я ни настаивал на этом! А может и
потому, что я слишком настаивал, хотел опустошенности памяти о девушке и
тем только усугублял свою принадлежность к этому, воспитанному мною
символу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125