Но хлопоты оказались напрасными, потому что Оливейра, в седьмой раз выслушав просьбу Маги, повернулся к ним спиной и заговорил (хотя те, внизу, и не могли слышать диалога) с невидимым Тревелером:
- Представляешь, они хотят, чтобы ты выглянул.
- Может, выглянуть на секунду, не больше. Я могу пролезть под нитками.
- Какая чушь, - сказал Оливейра. - Это последняя линия обороны, если ты ее прорвешь, мы встретимся в инфайтинге.
- Ладно, - сказал Тревелер, садясь на стул. - Продолжай городить пустые слова.
- Они не пустые, - сказал Оливейра. - Если ты хочешь подойти сюда, тебе не надо просить у меня позволения. По-моему, ясно.
- Ты мне клянешься, что не бросишься вниз? Оливейра посмотрел на Тревелера так, словно перед ним была гигантская панда.
- Ну вот, - сказал он. - Раскрыл свои карты. И Мага внизу думает то же самое. А я-то считал, что вы меня чуть-чуть знаете.
- Это не Мага, - сказал Тревелер. - Ты прекрасно знаешь, что это не Мага.
- Это не Мага, - сказал Оливейра. - Я прекрасно знаю, что это не Мага. И что ты - знаменосец, поборник капитуляции и возвращения к домашнему очагу и к порядку. Мне становится жаль тебя, старик.
- Забудь про меня, - сказал Тревелер с горечью. - Я хочу одного: дай мне слово, что не натворишь глупостей.
- Обрати внимание: если я брошусь, - сказал Оливейра, - то упаду прямо на Небо.
- Отойди-ка Орасио, в сторонку и дай мне поговорить с Овехеро. Я сумею все так устроить, что завтра никто об этом и не вспомнит.
- Не зря читал учебник психиатрии, - сказал Оливейра почти восхищенно. - Смотрите, какая память.
- Послушай, - сказал Тревелер. - Если ты не дашь мне выглянуть в окно, я вынужден буду открыть им дверь, а это хуже.
- Мне все равно, пусть входят, войти - это одно, а подойти сюда - совсем другое.
- Хочешь сказать, если тебя попробуют схватить - выбросишься?
- Возможно, там, на твоей стороне, это означает именно такое.
- Послушай, - сказал Тревелер, делая шаг вперед. - Тебе не кажется, что это просто кошмар какой-то? Они подумают, что ты и вправду сумасшедший и что я на самом деле хотел убить тебя.
Оливейра откинулся немного назад, и Тревелер остановился у второго ряда тазов. И только пнул пару роллерманов, но вперед идти не пытался.
Под тревожные вопли Куки и Талиты Оливейра медленно выпрямился и успокаивающе махнул им рукой. Словно признавая себя побежденным, Тревелер подвинул немного стул и сел. Снова заколотили в дверь, но на этот раз не так громко.
- Не ломай больше голову, - сказал Оливейра. - Зачем искать объяснений, старик? Единственная кардинальная разница между нами в этот момент состоит в том, что я - один. А потому лучше тебе спуститься к своим и продолжим разговор через окно, как добрые Друзья. А часов в восемь я думаю перебраться отсюда, Хекрептен ждет меня не дождется, и пончиков нажарила, и мате заварила.
- Ты не один, Орасио. Тебе хочется быть одному из чистого тщеславия, выглядеть этаким буэнос-айресским Мальдорором. Ты говорил - Doppelg?nger, не так ли? И пожалуйста, на самом деле другой человек следует твоим поступкам, и он такой же, как и ты, хотя находится по ту сторону проклятых ниток.
- Жаль, - сказал Оливейра, - что у тебя такое упрощенное представление о тщеславии. В этом-то все и дело: составить себе представление, чего бы это ни стоило. А ты способен хоть на секунду допустить мысль, что все, может быть, и не так?
- Представь, что допускал. Но ты все равно сидишь на раскрытом окне и раскачиваешься.
- Если бы ты на самом деле допустил, что все не так, если бы ты и вправду способен был добраться до сердцевины проблемы… Никто не просит тебя отрицать того, что ты видишь, однако ты даже пальцем не пошевельнул…
- Если бы так просто, - сказал Тревелер, - если бы только и было что эти дурацкие нитки по всей комнате… - Ты-то пошевельнул пальцем, но погляди, что из этого вышло.
- А что плохого, че? Сидим при открытом окошке и вдыхаем сказочную утреннюю свежесть. А внизу все гуляют по двору, просто замечательно, сами того не подозревая, занимаются зарядкой. И Кука, посмотри-ка на нее, и Дир, этот изнеженный сурок. И твоя жена, а уж она-то - сама леность. Да и ты сам, виданное ли дело: ни свет ни заря, а ты уже на ногах и в полной боевой готовности. И когда я говорю: в полной боевой готовности, ты понимаешь, что я имею в виду?
- А я, старик, думаю, не наоборот ли все?
- О, это слишком просто, такое бывает только в фантастических рассказах из популярных антологий. Если бы ты был способен видеть оборотную сторону вещей, ты бы, может, и захотел отсюда уйти. Если бы ты мог выйти за пределы территории, скажем, так: перейти из первой клеточки во вторую или из второй в третью… Это так трудно, Doppelg?nger, я всю ночь напролет бросал окурки, а попадал только в восьмую клетку, и никуда больше. Нам бы всем хотелось тысячелетнего царства, некой Аркадии, где, возможно, счастья было бы еще меньше, чем здесь, потому что дело не в счастье, Doppelg?nger, там по крайней мере не было бы этой подлой игры в подмену, которой мы занимаемся пятьдесят или шестьдесят лет, там можно было бы протянуть друг другу руку, а не повторять этот жест из страха или затем, чтобы узнать, не сжимает ли тот, другой, в ладони нож. Что же касается подмен, то меня ничуть не удивляет, что мы с тобой - одно и то же, одинаковы, только ты по одну, а я - по другую сторону. А поскольку ты говоришь, что я тщеславен, то, сдается мне, я выбрал лучшую сторону, но как знать, Ману. Ясно только одно: на той стороне, где ты, я не могу находиться, там у меня все лопается прямо в руках, с ума можно сойти, если бы с ума сойти было так просто. Ты - в гармонии с территорией и не хочешь понять моих метаний: вот я предпринимаю усилие, со мной что-то происходит, и тогда гены, пять тысяч лет копившиеся для того, чтобы погубить меня, отбрасывают меня назад, и я снова оказываюсь на территории и барахтаюсь там две недели, два года, пятнадцать лет… В один прекрасный день я сую палец в привычку, и просто невероятно, но палец увязает в привычке, проходит насквозь и вылезает с другой стороны, кажется: вот-вот доберусь наконец до последней клеточки, но тут женщина топится, на тебе, или со мной случается приступ, приступ никому не нужного сострадания, ох уж это сострадание… Я говорил тебе о подменах? Какая мерзость, Ману. Почитай у Достоевского про эти самые подмены. И вот пять тысяч лет снова тянут меня назад, и надо опять начинать все сызнова. И потому я сожалею, что ты мой Doppelg?nger, я все время только и делаю, что мечусь с твоей территории на свою, и после очередной злополучной перебежки, оказавшись на своей, я гляжу на тебя, и ты представляешься мне моей оболочкой, которая осталась там и смотрит на меня с жалостью, и мне кажется, что это пять тысяч лет человеческого существования, сбившиеся в теле ростом в метр семьдесят, смотрят на ничтожного паяца, пожелавшего выпрыгнуть из своей клеточки. Вот так.
- Перестаньте нервы мотать, - крикнул Тревелер стучавшим в дверь. - В этой психушке, че, поговорить спокойно не дадут.
- Ты настоящий человек, брат, - сказал растроганный Оливейра.
- И все-таки, - сказал Тревелер, еще немного придвигая стул, - ты не станешь отрицать, что на этот раз дал осечку. Переподмены оболочек и прочие штучки-дрючки - все это хорошо, но за твою милую шутку мы заплатим местом, и больше всего мне жаль Талиту. Ты можешь сколько душе угодно говорить тут про Магу, но свою жену кормлю я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
- Представляешь, они хотят, чтобы ты выглянул.
- Может, выглянуть на секунду, не больше. Я могу пролезть под нитками.
- Какая чушь, - сказал Оливейра. - Это последняя линия обороны, если ты ее прорвешь, мы встретимся в инфайтинге.
- Ладно, - сказал Тревелер, садясь на стул. - Продолжай городить пустые слова.
- Они не пустые, - сказал Оливейра. - Если ты хочешь подойти сюда, тебе не надо просить у меня позволения. По-моему, ясно.
- Ты мне клянешься, что не бросишься вниз? Оливейра посмотрел на Тревелера так, словно перед ним была гигантская панда.
- Ну вот, - сказал он. - Раскрыл свои карты. И Мага внизу думает то же самое. А я-то считал, что вы меня чуть-чуть знаете.
- Это не Мага, - сказал Тревелер. - Ты прекрасно знаешь, что это не Мага.
- Это не Мага, - сказал Оливейра. - Я прекрасно знаю, что это не Мага. И что ты - знаменосец, поборник капитуляции и возвращения к домашнему очагу и к порядку. Мне становится жаль тебя, старик.
- Забудь про меня, - сказал Тревелер с горечью. - Я хочу одного: дай мне слово, что не натворишь глупостей.
- Обрати внимание: если я брошусь, - сказал Оливейра, - то упаду прямо на Небо.
- Отойди-ка Орасио, в сторонку и дай мне поговорить с Овехеро. Я сумею все так устроить, что завтра никто об этом и не вспомнит.
- Не зря читал учебник психиатрии, - сказал Оливейра почти восхищенно. - Смотрите, какая память.
- Послушай, - сказал Тревелер. - Если ты не дашь мне выглянуть в окно, я вынужден буду открыть им дверь, а это хуже.
- Мне все равно, пусть входят, войти - это одно, а подойти сюда - совсем другое.
- Хочешь сказать, если тебя попробуют схватить - выбросишься?
- Возможно, там, на твоей стороне, это означает именно такое.
- Послушай, - сказал Тревелер, делая шаг вперед. - Тебе не кажется, что это просто кошмар какой-то? Они подумают, что ты и вправду сумасшедший и что я на самом деле хотел убить тебя.
Оливейра откинулся немного назад, и Тревелер остановился у второго ряда тазов. И только пнул пару роллерманов, но вперед идти не пытался.
Под тревожные вопли Куки и Талиты Оливейра медленно выпрямился и успокаивающе махнул им рукой. Словно признавая себя побежденным, Тревелер подвинул немного стул и сел. Снова заколотили в дверь, но на этот раз не так громко.
- Не ломай больше голову, - сказал Оливейра. - Зачем искать объяснений, старик? Единственная кардинальная разница между нами в этот момент состоит в том, что я - один. А потому лучше тебе спуститься к своим и продолжим разговор через окно, как добрые Друзья. А часов в восемь я думаю перебраться отсюда, Хекрептен ждет меня не дождется, и пончиков нажарила, и мате заварила.
- Ты не один, Орасио. Тебе хочется быть одному из чистого тщеславия, выглядеть этаким буэнос-айресским Мальдорором. Ты говорил - Doppelg?nger, не так ли? И пожалуйста, на самом деле другой человек следует твоим поступкам, и он такой же, как и ты, хотя находится по ту сторону проклятых ниток.
- Жаль, - сказал Оливейра, - что у тебя такое упрощенное представление о тщеславии. В этом-то все и дело: составить себе представление, чего бы это ни стоило. А ты способен хоть на секунду допустить мысль, что все, может быть, и не так?
- Представь, что допускал. Но ты все равно сидишь на раскрытом окне и раскачиваешься.
- Если бы ты на самом деле допустил, что все не так, если бы ты и вправду способен был добраться до сердцевины проблемы… Никто не просит тебя отрицать того, что ты видишь, однако ты даже пальцем не пошевельнул…
- Если бы так просто, - сказал Тревелер, - если бы только и было что эти дурацкие нитки по всей комнате… - Ты-то пошевельнул пальцем, но погляди, что из этого вышло.
- А что плохого, че? Сидим при открытом окошке и вдыхаем сказочную утреннюю свежесть. А внизу все гуляют по двору, просто замечательно, сами того не подозревая, занимаются зарядкой. И Кука, посмотри-ка на нее, и Дир, этот изнеженный сурок. И твоя жена, а уж она-то - сама леность. Да и ты сам, виданное ли дело: ни свет ни заря, а ты уже на ногах и в полной боевой готовности. И когда я говорю: в полной боевой готовности, ты понимаешь, что я имею в виду?
- А я, старик, думаю, не наоборот ли все?
- О, это слишком просто, такое бывает только в фантастических рассказах из популярных антологий. Если бы ты был способен видеть оборотную сторону вещей, ты бы, может, и захотел отсюда уйти. Если бы ты мог выйти за пределы территории, скажем, так: перейти из первой клеточки во вторую или из второй в третью… Это так трудно, Doppelg?nger, я всю ночь напролет бросал окурки, а попадал только в восьмую клетку, и никуда больше. Нам бы всем хотелось тысячелетнего царства, некой Аркадии, где, возможно, счастья было бы еще меньше, чем здесь, потому что дело не в счастье, Doppelg?nger, там по крайней мере не было бы этой подлой игры в подмену, которой мы занимаемся пятьдесят или шестьдесят лет, там можно было бы протянуть друг другу руку, а не повторять этот жест из страха или затем, чтобы узнать, не сжимает ли тот, другой, в ладони нож. Что же касается подмен, то меня ничуть не удивляет, что мы с тобой - одно и то же, одинаковы, только ты по одну, а я - по другую сторону. А поскольку ты говоришь, что я тщеславен, то, сдается мне, я выбрал лучшую сторону, но как знать, Ману. Ясно только одно: на той стороне, где ты, я не могу находиться, там у меня все лопается прямо в руках, с ума можно сойти, если бы с ума сойти было так просто. Ты - в гармонии с территорией и не хочешь понять моих метаний: вот я предпринимаю усилие, со мной что-то происходит, и тогда гены, пять тысяч лет копившиеся для того, чтобы погубить меня, отбрасывают меня назад, и я снова оказываюсь на территории и барахтаюсь там две недели, два года, пятнадцать лет… В один прекрасный день я сую палец в привычку, и просто невероятно, но палец увязает в привычке, проходит насквозь и вылезает с другой стороны, кажется: вот-вот доберусь наконец до последней клеточки, но тут женщина топится, на тебе, или со мной случается приступ, приступ никому не нужного сострадания, ох уж это сострадание… Я говорил тебе о подменах? Какая мерзость, Ману. Почитай у Достоевского про эти самые подмены. И вот пять тысяч лет снова тянут меня назад, и надо опять начинать все сызнова. И потому я сожалею, что ты мой Doppelg?nger, я все время только и делаю, что мечусь с твоей территории на свою, и после очередной злополучной перебежки, оказавшись на своей, я гляжу на тебя, и ты представляешься мне моей оболочкой, которая осталась там и смотрит на меня с жалостью, и мне кажется, что это пять тысяч лет человеческого существования, сбившиеся в теле ростом в метр семьдесят, смотрят на ничтожного паяца, пожелавшего выпрыгнуть из своей клеточки. Вот так.
- Перестаньте нервы мотать, - крикнул Тревелер стучавшим в дверь. - В этой психушке, че, поговорить спокойно не дадут.
- Ты настоящий человек, брат, - сказал растроганный Оливейра.
- И все-таки, - сказал Тревелер, еще немного придвигая стул, - ты не станешь отрицать, что на этот раз дал осечку. Переподмены оболочек и прочие штучки-дрючки - все это хорошо, но за твою милую шутку мы заплатим местом, и больше всего мне жаль Талиту. Ты можешь сколько душе угодно говорить тут про Магу, но свою жену кормлю я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136