- Ты глубоко прав, - сказал Оливейра. - Иногда забываешь обо всем на свете, не говоря уж о месте. Хочешь, я поговорю с Феррагуто? Он тут, у фонтана. Прости меня, Ману, вот уж чего не хотел, так это чтобы вы с Магой…
- Кстати, зачем ты называешь ее Магой? Не лги, Орасио.
- Я знаю, что это Талита, но недавно она была Магой. Их две, как и мы с тобой.
- Это называется сумасшествие, - сказал Тревелер.
- Все на свете как-нибудь называется, надо только подобрать название. А теперь, если позволишь, я бы хотел поговорить с теми, кто внизу, они просто вне себя, дальше некуда.
- Я ухожу, - сказал Тревелер, вставая.
- Так будет лучше, - сказал Оливейра. - Лучше тебе уйти, а я через окно буду разговаривать с тобой и с остальными. Лучше тебе уйти и не унижаться, как ты унижаешься, а я объясню тебе прямо и ясно, что будет, ты же обожаешь объяснения, ты - истинное дитя этих пяти тысяч лет. Если ты, поддавшись чувству дружбы и диагнозу, который мне поставил, бросишься на меня, я отпрыгну в сторону - не знаю, помнишь ли ты еще, как мы мальчишками на улице Анчорена упражнялись в дзюдо, - а ты продолжишь свою траекторию, вылетишь в окно и шлепнешься на четвертую клетку, так что только мокрое место останется, но это в лучшем случае, потому что скорее всего ты упадешь не дальше второй.
Тревелер смотрел на него, и Оливейра видел, как глаза у него наполняются слезами. И как рукой, издали, он словно погладил его по волосам.
Тревелер подождал еще секунду, а потом подошел к двери и открыл ее. Реморино хотел было войти (из-за спины у него выглядывали еще два санитара), но Тревелер сгреб его за плечи и вытолкнул в коридор.
- Оставьте его в покое, - приказал он. - Скоро он будет в полном порядке. Его надо оставить одного, сколько можно донимать человека.
Отключившись от диалога, который быстро разросся в квадролог, секстилог и додекалог, Оливейра закрыл глаза и подумал, что ему здесь очень хорошо, а Тревелер и в самом деле ему словно брат. Он услыхал, как дверь закрылась и голоса стали удаляться. Потом дверь снова открылась в тот самый момент, когда веки Оливейры с трудом начали подыматься.
- Закройся на щеколду, - сказал Тревелер. - Я им не очень-то доверяю.
- Спасибо, - сказал Оливейра. - Ступай во двор, Талита ужасно беспокоится.
Он пролез под немногими уцелевшими нитями и задвинул щеколду. Но прежде, чем вернуться к окну, опустил лицо в умывальник и стал пить, как животное, жадно глотая и отфыркиваясь. Слышно было, как внизу распоряжался Реморино, отсылая больных по комнатам. Когда он снова выглянул в окно, освеженный и успокоившийся, он увидел, что Тревелер стоит рядом с Талитой, положив ей руку на талию. После того, что Тревелер только что сделал, все вокруг заполнилось чудесной умиротворенностью, и невозможно было нарушить эту гармонию, пусть она нелепа, но она тут и такая осязаемая, зачем кривить душой, по сути, Тревелер есть то, чем бы должен быть он, просто у Тревелера немного меньше этого треклятого воображения, он - человек территории, он - непоправимая ошибка целого рода, пошедшего по ложному пути, однако как прекрасна эта ошибка, сколько красоты в этих пяти тысячах лет, в этой неверной и ложной территории, как прекрасны эти глаза, минуту назад наполнившиеся слезами, и этот голос, посоветовавший ему: «Закройся на щеколду, я им не очень-то доверяю», сколько любви в этой руке, обнявшей женщину за талию. «А может быть, - подумал Оливейра, отвечая на дружеские жесты доктора Овехеро и Феррагуто (несколько менее дружеские), - единственный возможный способ уйти от территории - это влезть в нее по самую макушку?» Он знал: стоит ему еще раз подумать об этом (еще раз об этом) - и ему представится человек, ведущий под руку старуху по стылым улицам, под дождем. «Как знать, - подумал он. - Как знать, может, я был у самого края, да остановился, может, там-то и был ход. Ману бы его нашел, я уверен, дурак-то он дурак, этот Ману, но искать никогда не ищет, а я - наоборот…»
- Эй, Оливейра, может, спуститесь выпить чашечку кофе? - предложил Феррагуто к явному неудовольствию Овехеро. - Пари вы уже выиграли, не так ли? Поглядите на Куку, как она огорчена…
- Не расстраивайтесь, сеньора, - сказал Оливейра. - У вас такой цирковой опыт, вы же не станете волноваться из-за чепухи.
- Ой, Оливейра, вы с Тревелером просто ужасные, - сказала Кука. - Почему бы вам не поступить, как предлагает муж? Я так хотела, чтобы мы выпили кофе все вместе.
- Давайте спускайтесь, че, - сказал Овехеро как бы между прочим. - Я хотел с вами посоветоваться насчет двух французских книжек.
- Отсюда все прекрасно слышно, - сказал Оливейра.
- Ну ладно, старик, - сказал Овехеро. - Спуститесь, когда захотите, а мы идем завтракать.
- Со свежими булочками, - сказала Кука. - Пошли сварим кофе, Талита?
- Перестаньте валять дурака, - ответила Талита, и в необычайной тишине, наступившей вслед за ее отповедью, Тревелер с Оливейрой встретились взглядами так, словно две птицы столкнулись на лету и, опутанные сетью, упали на девятую клеточку, во всяком случае, заинтересованные лица получили от этого не меньшее удовольствие. Кука с Феррагуто лишь бурно дышали, пока наконец Кука не открыла рот и не завопила: «Что значат ваши оскорбительные слова?» - а Феррагуто только выпячивал грудь и мерил Тревелера презрительным - сверху вниз - взглядом, а тот глядел на свою жену с восхищением, хотя отчасти и с упреком, и тут наконец Овехеро нашел подобающий случаю научный выход и сухо сказал: «Типичный случай истерикус латиноамерикус, пойдемте со мной, я дам вам успокоительное», а в это время Восемнадцатый, нарушив приказ Реморино, вышел во двор с сообщением, что Тридцать первая в беспокойном состоянии и что звонят по телефону из Мар-дель-Плата. Его насильственное выдворение, которое взял на себя Реморино, помогло администрации и доктору Овехеро покинуть двор, не слишком поступившись своим авторитетом.
- Ай-ай-ай, - сказал Оливейра, раскачиваясь на подоконнике, - я думал, фармацевтички гораздо воспитаннее.
- Представляешь? - сказал Тревелер. - Она была просто великолепна.
- Пожертвовала собой ради меня, - сказал Оливейра. - Кука не простит ее даже на смертном одре.
- Ну и пускай, подумаешь, - сказала Талита. - Со свежими булочками, видите ли.
- А Овехеро тоже хорош, - сказал Тревелер, - французские книжки! Че, только бананом не соблазняли. Удивляюсь, как ты не послал их к чертовой матери.
Вот так оно было, невероятно, но гармония длилась, и не было слов, чтобы ответить на доброту этих двоих, разговаривавших с ним и глядевших на него с клеток классиков, потому что Талита, сама того не зная, стояла в третьей клетке, а Тревелер одной ногой стоял на шестой, и потому единственное, что можно было сделать, это чуть шевельнуть правой рукой, робко, в знак привета, и сидеть так, глядя на Магу, на Ману, и думать про себя, что в конце концов встреча все-таки состоялась, хотя и не могла длиться дольше, чем этот ужасно сладостный миг, когда лучше всего, пожалуй, не мудрствуя лукаво, чуть наклониться вниз и дать себе уйти - хлоп! И конец.

* * *
(-135)

С других сторон
(Необязательные главы)
57
Я стараюсь освежить некоторые понятия к приезду Адголь. Как ты считаешь, не привести ли ее в Клуб? Этьен с Рональдом будут от нее в восторге, она совсем сумасшедшая.
- Приведи.
- И тебе бы она могла понравиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136