Много красивее Генуэзской бухты. Мы сели, теперь закурил я. Море было в полсотне метров от нас. Оно было мелкое и в нём валялись ржавые банки, несколько бутылок, всякая дрянь.
"А где тут порт?" - спросила Елена.
"Судя по всему - вправо надо идти. Пойдём?"
"Нет, - сказала она. - Я и так ноги стёрла. И вообще не хочется".
"Какой может быть порт на таком мелководье. Что-то с Римским портом не складывается. Может быть, не Остия была Римским портом?"
"Может, сам Рим и был портом. А вода потом отступила?", - заметила Елена.
"Что она за две тыщи лет так разительно отступила? На это геологические эпохи уходят, чтоб так отступила. Вон Венеция опускается, но не метрами же в год... Вообще ты замечала что многие руины выглядит моложе?"
"Ну, это потому что мрамор. Мрамору ничего не делается".
"А по-моему они врут про возраст своего города, итальянцы. Намеренно завышают. Это же престижно".
Я рискнул снять туфли и смочить ноги в серой воде Средиземноморья. Я бы мог даже искупаться, было не так холодно. Но мне не захотелось, потому что море мне не понравилось.
Мы ушли, и никогда больше в Остию не возвращались. Осенью следующего, 1975-го года, в Нью-Йорке я прочитал в газетах о том, что на заброшенном пустыре в Остии убит Пьер-Паоло Пазолини. По тщательному описанию места убийства, я понял, что это именно те места, которые мы посетили в Остии с Еленой.
О молодости же итальянских древностей и о моём наблюдении, что ничтожный и маловодный порт в Остии никак не мог обслуживать Великий Рим Древности, я вспомнил в Москве в начале 90-х годов, прочитав труд профессоров Фоменко и Носовского "Новая хронология Руси, Англии и Рима". Они утверждают, что Рим гораздо моложе, а настоящей столицей Римской Империи всегда был Константинополь. Судьба повернула дела так, что Елена уже двадцать с лишним лет живёт в Вечном городе Риме. Её муж умер, оставив ей графский титул и девочку Анастасию.
Тихий океан / Pacific Grows
Девушка Бетси Карлсон была американкой шведского происхождения. Отец её застрелился из ружья на гольфовой площадке. Спустя десять лет, а может быть и больше, на том же месте точнёхонько застрелился её брат. Бетси Карлсон преподавала русский язык в военной школе в Монтерее, а жила километрах в тридцати от Монтерея, в городке называемом Pacific Growes, то есть "Тихоокеанские Заросли". В 1981 году весной я прилетел из Парижа в Лос-Анджелес, где в Университете Южной Калифорнии состоялась огромная конференция славистов, - восемьдесят приглашённых. Я был звездой конференции: моя книжка "Это я, Эдичка" стала предметом обсуждения в докладах четырёх профессоров из шести выступивших в первый день. По окончании конференции я поехал с приятелями, с писателем Сашей Соколовым и его подругой Кэрин на север, они как раз жили в городке Pacific Growes. Они снимали там квартиру, места у них было мало, потому меня определили жить к Бетси, она жила в обширной квартире, данной ей военной школой. А возможно она снимала эту квартиру частным образом. Как бы там ни было, я переночевал у Бетси первую ночь, в её ливинг-рум, остался на вторую, и только на шестую, заметьте, оказался в её постели, в спальне. Потому что Элизабет была отличная, чуть старомодная, верующая девушка. У неё в доме были три библии! Может потому что застрелился её отец и застрелился её брат?
У Бетси были большие шведские груди. Мы друг другу нравились, и сейчас глядя из замка Лефортово, я ругаю себя, что не женился на Бетси, у нас было бы четверо или даже шестеро рослых красивых беленьких детей. И возможно я бы не попал в тюрьму по обвинению в приобретении оружия в крупных размерах в составе организованной группы. Я бы издавал, писал книги о таких людях как Лимонов, по-английски.
Я прожил с Бетси всё лето 1981-го года. Остаток мая, июнь, июль 81-го года. Возможно даже август, я уже не помню точно, но много месяцев. Я написал в Рacific Growes книгу "История его слуги", её первый довольно обширный draft, впоследствии, уступив требованиям издателя, я сократил книгу, а зря. Я откормился у Бетси, еженедельно, а то и пару раз в неделю мы привозили с ней из супермаркета на её голубом автомобильчике десятки килограммов еды, казалось даже сотни.
Рано утром она уезжала в автомобильчике в школу, а я садился работать над книгой. В просторном солнечном бараке, иногда выходил с пишущей машинкой на террасу. В 13 часов приезжала на сиесту Бетси, она быстро готовила какую-нибудь свежую мексиканскую еду, например курицу в лимонном борще. Всё было красивым по цвету, острым по вкусу и наливалось в красивые чашки. Затем мы шли в спальню, она садилась на меня, всегда стесняясь, я ласкал её крупный зад, надо мной свисали мощными плодами шведские груди. Затем она, путаясь в белье, одевалась, надевала на физиономию учительский строгий взгляд и уезжала доучивать недорослей в военной форме. А я брал тетрадь и отправлялся к Тихому океану. Мимо ухоженных цветочных изгородей, мимо мелкого кладбища я проходил к дикому побережью. Устраивался обыкновенно на клочке песка перед огромной отдельной скалой, торчащей из воды в десятке метров и лежал в духоте этого адского котла. Так долго, пока мог вынести. Затем брёл к скале и окунался в ледяную воду. Дело в том, что там вдоль побережья шло холодное течение по направлению к Монтерейскому заливу. Хитрые испанские генерал - губернаторы в своё время именно потому сделали Монтерей столицей губернаторства, в этих местах дикая жара смиряется течением. Частично атмосфера этого побережья рассказана мною в стихотворении "Зависть", посвящённом Бродскому. Там часто терпели бедствия стаи рыб, - не могли выбраться из лабиринтов камней во время отлива, и тогда их, ещё живых, жрали с криками чайки - жуткая вонючая птица, кстати сказать, питающаяся падалью, птеродактиль среди стервятников. Я достаточно насмотрелся на эту мерзкую дрянь, - песни о них сочиняют те, кто не видел их за работой по обгладыванию трупов.
Весь берег там оплела целая опалубка, - сеть жирного хрустящего под ногами растения под названием "ice plant" - ледяное растение. У этого паразита, заехавшего без приглашения в Калифорнию из Африки, были яркие красивые пучки цветов и неистовая жизненная сила. Я видел, как в течении нескольких недель пухлые зелёные сардельки "ice plant" при мне завоевали и покрыли доселе свободные от них песок и камни. Я думаю, что они вампирами высасывали побережье, глубинные соки из него. Куда девались при этом конкуренты ice plant, местные растения побережья, осталось для меня неизвестным. Скорее всего ice plant высасывали всё живое на своём пути. Находя среди камней пустые скорлупки крабов (живых нетрудно было увидеть в воде), я терялся в догадках: чайки жрут крабов или пришельцы из Африки? Кроме двух вышеупомянутых стервятников: чаек и зелёных сарделек - как растительная саранча покоряющих, обгладывающих берег, была ещё третья напасть. Берег повыше был изрыт хвостатыми мерзавцами - грызунами, похожими одновременно на белок и на сусликов. Дыры были огромными, их было множество и время от времени из них показывались вонючие обитатели и, стоя в полный рост, глядели на меня. Очевидно под землёй у этой колонии была выполнена великолепная система ходов сообщения и тоннелей. Из дыр воняло, и скверно!
Так что природа, с первого взгляда мирная, безоблачное небо акрилового цвета, жёлто-зелёное побережье, метёлки трав, белые птицы, при ближайшем рассмотрении представлялась сразу полем боя и моргом, где подыхали слабые, а у сильных раздувались животы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
"А где тут порт?" - спросила Елена.
"Судя по всему - вправо надо идти. Пойдём?"
"Нет, - сказала она. - Я и так ноги стёрла. И вообще не хочется".
"Какой может быть порт на таком мелководье. Что-то с Римским портом не складывается. Может быть, не Остия была Римским портом?"
"Может, сам Рим и был портом. А вода потом отступила?", - заметила Елена.
"Что она за две тыщи лет так разительно отступила? На это геологические эпохи уходят, чтоб так отступила. Вон Венеция опускается, но не метрами же в год... Вообще ты замечала что многие руины выглядит моложе?"
"Ну, это потому что мрамор. Мрамору ничего не делается".
"А по-моему они врут про возраст своего города, итальянцы. Намеренно завышают. Это же престижно".
Я рискнул снять туфли и смочить ноги в серой воде Средиземноморья. Я бы мог даже искупаться, было не так холодно. Но мне не захотелось, потому что море мне не понравилось.
Мы ушли, и никогда больше в Остию не возвращались. Осенью следующего, 1975-го года, в Нью-Йорке я прочитал в газетах о том, что на заброшенном пустыре в Остии убит Пьер-Паоло Пазолини. По тщательному описанию места убийства, я понял, что это именно те места, которые мы посетили в Остии с Еленой.
О молодости же итальянских древностей и о моём наблюдении, что ничтожный и маловодный порт в Остии никак не мог обслуживать Великий Рим Древности, я вспомнил в Москве в начале 90-х годов, прочитав труд профессоров Фоменко и Носовского "Новая хронология Руси, Англии и Рима". Они утверждают, что Рим гораздо моложе, а настоящей столицей Римской Империи всегда был Константинополь. Судьба повернула дела так, что Елена уже двадцать с лишним лет живёт в Вечном городе Риме. Её муж умер, оставив ей графский титул и девочку Анастасию.
Тихий океан / Pacific Grows
Девушка Бетси Карлсон была американкой шведского происхождения. Отец её застрелился из ружья на гольфовой площадке. Спустя десять лет, а может быть и больше, на том же месте точнёхонько застрелился её брат. Бетси Карлсон преподавала русский язык в военной школе в Монтерее, а жила километрах в тридцати от Монтерея, в городке называемом Pacific Growes, то есть "Тихоокеанские Заросли". В 1981 году весной я прилетел из Парижа в Лос-Анджелес, где в Университете Южной Калифорнии состоялась огромная конференция славистов, - восемьдесят приглашённых. Я был звездой конференции: моя книжка "Это я, Эдичка" стала предметом обсуждения в докладах четырёх профессоров из шести выступивших в первый день. По окончании конференции я поехал с приятелями, с писателем Сашей Соколовым и его подругой Кэрин на север, они как раз жили в городке Pacific Growes. Они снимали там квартиру, места у них было мало, потому меня определили жить к Бетси, она жила в обширной квартире, данной ей военной школой. А возможно она снимала эту квартиру частным образом. Как бы там ни было, я переночевал у Бетси первую ночь, в её ливинг-рум, остался на вторую, и только на шестую, заметьте, оказался в её постели, в спальне. Потому что Элизабет была отличная, чуть старомодная, верующая девушка. У неё в доме были три библии! Может потому что застрелился её отец и застрелился её брат?
У Бетси были большие шведские груди. Мы друг другу нравились, и сейчас глядя из замка Лефортово, я ругаю себя, что не женился на Бетси, у нас было бы четверо или даже шестеро рослых красивых беленьких детей. И возможно я бы не попал в тюрьму по обвинению в приобретении оружия в крупных размерах в составе организованной группы. Я бы издавал, писал книги о таких людях как Лимонов, по-английски.
Я прожил с Бетси всё лето 1981-го года. Остаток мая, июнь, июль 81-го года. Возможно даже август, я уже не помню точно, но много месяцев. Я написал в Рacific Growes книгу "История его слуги", её первый довольно обширный draft, впоследствии, уступив требованиям издателя, я сократил книгу, а зря. Я откормился у Бетси, еженедельно, а то и пару раз в неделю мы привозили с ней из супермаркета на её голубом автомобильчике десятки килограммов еды, казалось даже сотни.
Рано утром она уезжала в автомобильчике в школу, а я садился работать над книгой. В просторном солнечном бараке, иногда выходил с пишущей машинкой на террасу. В 13 часов приезжала на сиесту Бетси, она быстро готовила какую-нибудь свежую мексиканскую еду, например курицу в лимонном борще. Всё было красивым по цвету, острым по вкусу и наливалось в красивые чашки. Затем мы шли в спальню, она садилась на меня, всегда стесняясь, я ласкал её крупный зад, надо мной свисали мощными плодами шведские груди. Затем она, путаясь в белье, одевалась, надевала на физиономию учительский строгий взгляд и уезжала доучивать недорослей в военной форме. А я брал тетрадь и отправлялся к Тихому океану. Мимо ухоженных цветочных изгородей, мимо мелкого кладбища я проходил к дикому побережью. Устраивался обыкновенно на клочке песка перед огромной отдельной скалой, торчащей из воды в десятке метров и лежал в духоте этого адского котла. Так долго, пока мог вынести. Затем брёл к скале и окунался в ледяную воду. Дело в том, что там вдоль побережья шло холодное течение по направлению к Монтерейскому заливу. Хитрые испанские генерал - губернаторы в своё время именно потому сделали Монтерей столицей губернаторства, в этих местах дикая жара смиряется течением. Частично атмосфера этого побережья рассказана мною в стихотворении "Зависть", посвящённом Бродскому. Там часто терпели бедствия стаи рыб, - не могли выбраться из лабиринтов камней во время отлива, и тогда их, ещё живых, жрали с криками чайки - жуткая вонючая птица, кстати сказать, питающаяся падалью, птеродактиль среди стервятников. Я достаточно насмотрелся на эту мерзкую дрянь, - песни о них сочиняют те, кто не видел их за работой по обгладыванию трупов.
Весь берег там оплела целая опалубка, - сеть жирного хрустящего под ногами растения под названием "ice plant" - ледяное растение. У этого паразита, заехавшего без приглашения в Калифорнию из Африки, были яркие красивые пучки цветов и неистовая жизненная сила. Я видел, как в течении нескольких недель пухлые зелёные сардельки "ice plant" при мне завоевали и покрыли доселе свободные от них песок и камни. Я думаю, что они вампирами высасывали побережье, глубинные соки из него. Куда девались при этом конкуренты ice plant, местные растения побережья, осталось для меня неизвестным. Скорее всего ice plant высасывали всё живое на своём пути. Находя среди камней пустые скорлупки крабов (живых нетрудно было увидеть в воде), я терялся в догадках: чайки жрут крабов или пришельцы из Африки? Кроме двух вышеупомянутых стервятников: чаек и зелёных сарделек - как растительная саранча покоряющих, обгладывающих берег, была ещё третья напасть. Берег повыше был изрыт хвостатыми мерзавцами - грызунами, похожими одновременно на белок и на сусликов. Дыры были огромными, их было множество и время от времени из них показывались вонючие обитатели и, стоя в полный рост, глядели на меня. Очевидно под землёй у этой колонии была выполнена великолепная система ходов сообщения и тоннелей. Из дыр воняло, и скверно!
Так что природа, с первого взгляда мирная, безоблачное небо акрилового цвета, жёлто-зелёное побережье, метёлки трав, белые птицы, при ближайшем рассмотрении представлялась сразу полем боя и моргом, где подыхали слабые, а у сильных раздувались животы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49