Да, никаких сомнений: ров — ловушка для хищников. У него форма усеченной пирамиды. Узкий вверху, широкий у основания, с наклонными стенами, что помешало бы упавшему зверю выбраться наружу, даже если бы он по счастливой случайности избежал рогаток.
Видны были обломки легких перекладин, несколько минут тому назад прикрытых землей и дерном. Они прятали отверстие, услужливо подставляя бегущим этот шаткий, непрочный «пол», замаскированный с большой изобретательностью, даже придирчивый глаз ничего бы не заметил с первого взгляда.
Бенуа вспомнил устрашающие способы обороны, примененные загадочными существами, жившими на берегах реки. Как обрушивались в воду огромные деревья, преграждая путь, как плыла навстречу жуткая змеиная флотилия, ускользнуть от которой им удалось только чудом.
Ему подумалось, что существует какая-то связь между этой ямой, так неожиданно возникшей перед порогом золотого рая, и теми помехами, что заставили их отказаться от первой попытки. Хотелось убедиться в правоте своих предположений.
— Послушай, вождь, а кто вырыл эту яму — белые или индейцы? — спросил он у Акомбаки.
— Индейцы, — ответил тот не колеблясь.
— А как ты определяешь?
— У белых людей железные инструменты, а у краснокожих только орудия из твердого дерева. Железная мотыга режет землю, как нож, вон, видишь, кое-где четкие следы, а деревянная лопата давит и разрывает почву.
— Да, это убедительно. Значит, на той стороне — индейцы…
— Индейцы везде, — гордо заявил краснокожий. — Земля, вода, лес и небо принадлежат им!
— Ты бы мог сказать, к какому племени относятся эти?
— А если ты видишь дерево, срубленное белым, разве ты можешь сказать, из какой он страны?
— Ты прав, вождь, а я болтаю глупости…
Колонна остановилась на краю рва, и мертвый пиэй в ожидании усыпальницы был положен на скале под ярким солнцем. Путешествие трупа еще не закончилось.
Индеец с остро отточенным мачете спустился в ров; используя хлопчатобумажные крепления от своего гамака, обвязал тело молодого маипури, которое тут же подняли наверх, а затем принялся разделывать огромное животное, туша которого заполнила почти всю впадину. Весило оно более трехсот килограммов, а размером было со среднего быка. Тапир, называемый туземцами маипури, является самым крупным из животных Южноамериканского континента. Отличительная его черта — крупная голова с очень высоким затылком, переходящая в горб у основания морды, которая оканчивается небольшим мускулистым хоботом, похожим на свиной пятачок, только длиннее. Нос загнут книзу, выполняя в каком-то смысле роль верхней губы. Уши почти круглые, с белой каймой. Корпус коренастый, покрыт короткой шерстью, плотной и блестящей, у самок она обычно рыжеватая, у самцов — коричневая. Последние щеголяют еще довольно пышной гривой. Хвост едва достигает десяти сантиметров и кажется обрубком. Ноги короткие и мощные, оканчиваются черными когтями, плоскими и заостренными. Питается тапир исключительно растительной пищей.
Несмотря на немалую силу, он по характеру очень мягок, никогда не нападает на человека и на других животных. Тапир не злобен, но его движения чрезвычайно резки и внезапны. Он неосторожен и не разбирает дороги в лесу, двигаясь обычно напролом. Не желая причинять никому вреда, он яростно толкает всех, кто попадается на пути.
Молодые тапиры легко одомашниваются и становятся совершенно ручными. Они свободно бродят по улицам Кайенны, отлично знают жилища своих хозяев и, подобно собакам, сопровождают людей на прогулках.
Тот экземпляр, разделкой которого был занят индеец, относился к гигантам своего вида. Так что работа оказалась долгой и трудной. Два часа минуло, пока лучшие куски мяса, разрубленные мачете и привязанные к веревке, были извлечены из траншеи. Два отличных куска заднего окорока, общим весом килограммов на сорок, уже аппетитно потрескивали на огне, и проголодавшиеся краснокожие готовы были воздать им должное, когда мнимый мясник выбрался наверх, обляпанный кровью, словно после бойни, и вручил вождю предмет, вызвавший у того большой интерес.
Это было ожерелье необычной формы, Бенуа не мог припомнить, что когда-нибудь видел такое. Очевидно, его потерял один из тех, кто устраивал ловушку.
К любопытству Акомбаки примешалось выражение почтительного страха.
— Ты меня спрашивал, кто выкопал ров. Я тебе скажу. Это индейцы арамишо. — Последние слова он выговорил тихо и боязливо.
Трапеза тем временем началась.
— Арамишо, — повторил Бенуа с полным ртом, — а я думал, что это племя вымерло.
— Еще немножко осталось. — Голос Акомбаки дрожал по-прежнему. — Это страшные люди! Великие пиэй!
Авантюрист крепко выругался, ибо чуть не сломал нож о что-то твердое, попавшееся в мясе. Он осторожно разрезал его и обнаружил давно, вероятно, засевшую, обросшую пленкой пулю из ярко-желтого металла, округленную молотком, слегка деформированную. По-видимому, это было самое настоящее золото.
Бенуа не смог унять легкой дрожи, припомнив золотой наконечник стрелы, поразившей Бонне.
— Ты говоришь, что арамишо — великие пиэй. Мне это безразлично. Но есть ли у них ружья?
— Не думаю.
— Ну ладно! Был бы счастлив познакомиться с теми, кто охотится на маипури с ружьями, да еще заряжает их золотыми пулями!
ГЛАВА 5

Отблеск желтого металла. — Трагедия арамишо. — Вожделенная отрава. — Белый человек — раб женщины. — Подземные духи. — Сарабанда золотых статуй. — Кубок смерти. — Десять тысяч франков под ногами. — Разочарование. — Ловушка.
— Наш краснокожий друг очень забавен, — тихо говорил Никола своему юному приятелю Анри.
— Я тоже не могу понять, отчего ему внушает такой страх наша золотая посуда. Как ты здорово недавно сказал, что несколько кусков железа или стали пригодились бы нам гораздо больше…
— Еще бы, — подхватил Никола, — скольких трудов стоило извлечь из земли эту железистую руду, обогатить ее, чеканить, ковать, превращать в полосы, а затем уже — в сталь… Хоть бы месторождение находилось поближе!
— К счастью, времени нам хватает! — вмешался инженер.
— Что правда, то правда. Если бы пришлось вкалывать, как в Париже, десять или двенадцать часов вместо шести, мы бы давно выбились из сил. Но все равно, наши мачете и топоры, хоть и не очень изящные и не лучшего качества, дали нам прикурить! Какая жалость, что золото не в состоянии заменить сталь! Что за глупый металл! Скажите на милость, да на что оно годится?..
— Ну, делать посуду… А если припечет, отливать наконечники для стрел…
— …которые не идут ни в какое сравнение с самыми завалящими железными… Быстро тупятся, кончик изгибается, скручивается… Я скоро предпочту наконечники из рыбьей кости или бамбука.
— Не преувеличивай, милый Никола! Ты возненавидел золото, когда прибыл из Европы, потому что при всем его здешнем изобилии оно оказалось почти бесполезным для нас. Но я согласен с тобой лишь отчасти, мой бедный дикарь, не имеющий представления о роли золота в цивилизованных странах. Что касается меня, то без досады и презрения я отношу золото к ряду таких металлов, как олово, свинец, особенно медь, очень даже пригодных к полезному употреблению! Ставлю золото даже выше меди, потому что оно не окисляется.
Парижанин расхохотался, услышав столь обоснованное и столь просто изложенное мнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158