А через несколько секунд мой Як-3 уже бежал по полосе. Тут же, вслед за мной, сел и Шпуняков.
Все произошло настолько быстро, что немцы не успели среагировать, упустив прямо из-под носа легкую добычу. Когда я заруливал с полосы, мотор у меня заглох: горючее было выжжено до последней капля.
— На один вираж всего и хватило, — удивляясь, что все кончилось столь удачно, сказал я чуть позже Шпунякову.
Группа «фоккеров» уже ушла на запад.
— Для него оказалось достаточно! — усмехнулся Шпуняков, кивая в сторону сбитого самолета.
Очередь, как выяснилось, прошила немецкого летчика насквозь. Он, видимо, упал грудью на ручку, и машина, потеряв управление, сразу же врезалась в землю. По документам, которые мы нашли на трупе, удалось установить, что немецкий летчик был ведомым известного фашистского аса.
— Вот уж не повезло, так не повезло, — сказал кто-то из летчиков. — Такой пилотяга, а его, как мальчишку, на последних каплях горючки срезали!..
В годы войны таких неожиданных развязок хватало с избытком. По существу, война сама по себе — одна сплошная нештатная ситуация. Порой случалось такое, что пока собственными глазами не увидишь — поверить трудно. Не то чтобы наперед предусмотреть — просто в голову не придет.
Возвращались мы после штурмовки аэродрома противника под Мелитополем. Основную группу вел капитан Маковский. Я в паре с ведомым шел выше — в прикрытии. Во время штурмовки завязался скоротечный бой, но вышли из него, как мне показалось, без потерь. А когда сели у себя на аэродроме, гляжу: двух машин недостает. В том числе и машины ведущего группы, капитана Маковского. Как же так, думаю, ведь я с ним на обратном пути по радио переговаривался?! У Маковского все в полном порядке было: ни единой пробоины не получил и горючего в баках вполне достаточно. Куда же он мог деться?
Недоумения мои развеял командир звена, не помню сейчас его фамилию. Доложил, что Маковский вскоре после нашего разговора передал ему приказ вести вместо него группу, а сам отвернул в сторону. Куда и зачем — неизвестно. Кто-то сказал, что во время штурмовки ведомый Маковского внезапно пошел на вынужденную. Видимо, что-то случилось с машиной. Еще, думаю, загадка. Мало того, что Маковского нет, оказывается, и ведомый его сел на территории противника. Час от часу не легче…
И вдруг над верхушками сосен показался Як-7б. Низко идет. А главное, силуэт какой-то странный — над кабиной вроде надстройки что-то возвышается. Самолет Маковского. Откуда на нем надстройке взяться?..
Сел Маковский нормально. Смотрим, а из кабины у него чьи-то ноги в сапогах торчат.
Оказалось, Маковский вернулся на место вынужденной своего ведомого. Сел рядом. А кабина на Як-7б тесная, на двоих никак не рассчитана. Вдобавок немцы на бронетранспортере прямо на них шпарят. Раздумывать, словом, некогда. Запихнул Маковский к себе в кабину ведомого вниз головой — иначе не получалось — и взлетел в таком виде на глазах обалдевших от неожиданности немецких автоматчиков. Те даже огонь со своего бронетранспортера не успели открыть.
— Как же ты истребителем управлял? — спросил я Маковского. — Ведомый-то у тебя не из щуплых.
— А что делать? — отвечает тот. — Да мне, честно говоря, его верхняя половина не очень мешала. Вот нижняя часть туловища у него действительно массивная.
Сейчас, конечно, смешно вспомнить. Но тогда не до смеха было. Товарищ в беде — надо выручать. А на виду у противника каждая секунда считанная. Решать, как выйти из безвыходного, казалось бы, положения, пришлось с ходу.
Говоря о летчиках-истребителях, я, естественно, не имею в виду, будто профессия наша из ряда вон выходящая. У летчиков-испытателей, например, те же нештатные ситуации — чуть ли не рабочие будни. Каждый вылет у них — встреча с неизвестностью. Немало и других, не связанных с авиацией профессий, требующих от человека максимальной собранности, сильной воли, умения мгновенно находить в сложной обстановке единственно верное решение. Сфера человеческой деятельности бесконечно широка и многогранна, она практически неисчерпаема, как и сам человек.
И все же берусь утверждать, что профессия летчика-истребителя — одна из тех, где к человеку предъявляются наиболее жесткие требования, где само дело, которое он делает, ставит его в особый ряд. Уверен, например, что практически любой летчик-истребитель после соответствующей переподготовки может стать летчиком-космонавтом. Не случайно большинство командиров космических кораблей в прошлом летчики-истребители. Этим я хочу подчеркнуть, что уровень массовой подготовки летного состава нашей истребительной авиации сегодня настолько высок, что летчик-истребитель способен решать самые сложные и ответственные задачи.
И я горжусь этим. Горжусь делом, которому отдал всю свою жизнь. Горжусь товарищами по профессии — и теми, которых знаю лично, и теми, с которыми незнаком, — горжусь их трудной, опасной работой, их самоотверженностью и беззаветной преданностью избранному делу, их чистой и бескорыстной любовью к великолепной боевой машине — истребителю. В этом и заключается мой ответ на вопрос, почему я стремился летать на боевых истребителях-перехватчиках даже тогда, когда в этом, на сторонний взгляд, особой нужды не было.
Вскоре после того как меня утвердили в должности заместителя главкома Войск ПВО страны, разбился Кадомцев.
Незадолго до его гибели меня спросили, кого бы я мог рекомендовать на ставшее вакантным место командующего авиацией ПВО. Ни минуты не колеблясь, я назвал Кадомцева. Он к тому времени не только блестяще справлялся с обязанностями заместителя командующего, но я всесторонне изучил весь круг задач и проблем, стоявших перед авиацией ПВО. Работать с ним было одно удовольствие. Кадомцев все схватывал на лету, особенно остро реагируя на все новое, перспективное и передовое. Кипучая энергия, постоянная склонность к инициативе уживались в нем с трезвой сдержанностью, присущей зрелому, сознающему всю меру лежащей на нем ответственности руководителю. Мне в ту пору исполнилось пятьдесят шесть. Кадомцев был значительно моложе. Но опыт он успел накопить не по годам богатейший. Великолепно разбирался во всех вопросах, досконально знал положение дел на местах и к тому же летал практически на всех типах истребителей. Лучшего преемника себе я и желать не мог.
Рекомендации мои приняли во внимание, и Кадомцев был назначен на должность командующего авиацией ПВО. Но поработать на новой должности ему, к сожалению, довелось недолго.
В тот период как раз проходил испытания новый сверхзвуковой перехватчик. Это была отличная боевая машина, способная развивать скорость около трех тысяч километров в час и набирать достаточно большой потолок. Называть я ее не буду, скажу только, что бортовой номер того опытного экземпляра, о котором идет речь, был «тройка». Меня утвердили председателем государственной комиссии по приемке нового самолета и летчиком облета. Все экземпляры опытной машины находились, естественно, в распоряжении летчиков-испытателей, но «тройка» не имела специальных заданий, связанных с испытательной программой, и была закреплена за строевыми летчиками, чтобы получить оценку еще и с их стороны.
В качестве летчика облета я уже свободно владел машиной, совершая на ней ежедневные тренировочные полеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Все произошло настолько быстро, что немцы не успели среагировать, упустив прямо из-под носа легкую добычу. Когда я заруливал с полосы, мотор у меня заглох: горючее было выжжено до последней капля.
— На один вираж всего и хватило, — удивляясь, что все кончилось столь удачно, сказал я чуть позже Шпунякову.
Группа «фоккеров» уже ушла на запад.
— Для него оказалось достаточно! — усмехнулся Шпуняков, кивая в сторону сбитого самолета.
Очередь, как выяснилось, прошила немецкого летчика насквозь. Он, видимо, упал грудью на ручку, и машина, потеряв управление, сразу же врезалась в землю. По документам, которые мы нашли на трупе, удалось установить, что немецкий летчик был ведомым известного фашистского аса.
— Вот уж не повезло, так не повезло, — сказал кто-то из летчиков. — Такой пилотяга, а его, как мальчишку, на последних каплях горючки срезали!..
В годы войны таких неожиданных развязок хватало с избытком. По существу, война сама по себе — одна сплошная нештатная ситуация. Порой случалось такое, что пока собственными глазами не увидишь — поверить трудно. Не то чтобы наперед предусмотреть — просто в голову не придет.
Возвращались мы после штурмовки аэродрома противника под Мелитополем. Основную группу вел капитан Маковский. Я в паре с ведомым шел выше — в прикрытии. Во время штурмовки завязался скоротечный бой, но вышли из него, как мне показалось, без потерь. А когда сели у себя на аэродроме, гляжу: двух машин недостает. В том числе и машины ведущего группы, капитана Маковского. Как же так, думаю, ведь я с ним на обратном пути по радио переговаривался?! У Маковского все в полном порядке было: ни единой пробоины не получил и горючего в баках вполне достаточно. Куда же он мог деться?
Недоумения мои развеял командир звена, не помню сейчас его фамилию. Доложил, что Маковский вскоре после нашего разговора передал ему приказ вести вместо него группу, а сам отвернул в сторону. Куда и зачем — неизвестно. Кто-то сказал, что во время штурмовки ведомый Маковского внезапно пошел на вынужденную. Видимо, что-то случилось с машиной. Еще, думаю, загадка. Мало того, что Маковского нет, оказывается, и ведомый его сел на территории противника. Час от часу не легче…
И вдруг над верхушками сосен показался Як-7б. Низко идет. А главное, силуэт какой-то странный — над кабиной вроде надстройки что-то возвышается. Самолет Маковского. Откуда на нем надстройке взяться?..
Сел Маковский нормально. Смотрим, а из кабины у него чьи-то ноги в сапогах торчат.
Оказалось, Маковский вернулся на место вынужденной своего ведомого. Сел рядом. А кабина на Як-7б тесная, на двоих никак не рассчитана. Вдобавок немцы на бронетранспортере прямо на них шпарят. Раздумывать, словом, некогда. Запихнул Маковский к себе в кабину ведомого вниз головой — иначе не получалось — и взлетел в таком виде на глазах обалдевших от неожиданности немецких автоматчиков. Те даже огонь со своего бронетранспортера не успели открыть.
— Как же ты истребителем управлял? — спросил я Маковского. — Ведомый-то у тебя не из щуплых.
— А что делать? — отвечает тот. — Да мне, честно говоря, его верхняя половина не очень мешала. Вот нижняя часть туловища у него действительно массивная.
Сейчас, конечно, смешно вспомнить. Но тогда не до смеха было. Товарищ в беде — надо выручать. А на виду у противника каждая секунда считанная. Решать, как выйти из безвыходного, казалось бы, положения, пришлось с ходу.
Говоря о летчиках-истребителях, я, естественно, не имею в виду, будто профессия наша из ряда вон выходящая. У летчиков-испытателей, например, те же нештатные ситуации — чуть ли не рабочие будни. Каждый вылет у них — встреча с неизвестностью. Немало и других, не связанных с авиацией профессий, требующих от человека максимальной собранности, сильной воли, умения мгновенно находить в сложной обстановке единственно верное решение. Сфера человеческой деятельности бесконечно широка и многогранна, она практически неисчерпаема, как и сам человек.
И все же берусь утверждать, что профессия летчика-истребителя — одна из тех, где к человеку предъявляются наиболее жесткие требования, где само дело, которое он делает, ставит его в особый ряд. Уверен, например, что практически любой летчик-истребитель после соответствующей переподготовки может стать летчиком-космонавтом. Не случайно большинство командиров космических кораблей в прошлом летчики-истребители. Этим я хочу подчеркнуть, что уровень массовой подготовки летного состава нашей истребительной авиации сегодня настолько высок, что летчик-истребитель способен решать самые сложные и ответственные задачи.
И я горжусь этим. Горжусь делом, которому отдал всю свою жизнь. Горжусь товарищами по профессии — и теми, которых знаю лично, и теми, с которыми незнаком, — горжусь их трудной, опасной работой, их самоотверженностью и беззаветной преданностью избранному делу, их чистой и бескорыстной любовью к великолепной боевой машине — истребителю. В этом и заключается мой ответ на вопрос, почему я стремился летать на боевых истребителях-перехватчиках даже тогда, когда в этом, на сторонний взгляд, особой нужды не было.
Вскоре после того как меня утвердили в должности заместителя главкома Войск ПВО страны, разбился Кадомцев.
Незадолго до его гибели меня спросили, кого бы я мог рекомендовать на ставшее вакантным место командующего авиацией ПВО. Ни минуты не колеблясь, я назвал Кадомцева. Он к тому времени не только блестяще справлялся с обязанностями заместителя командующего, но я всесторонне изучил весь круг задач и проблем, стоявших перед авиацией ПВО. Работать с ним было одно удовольствие. Кадомцев все схватывал на лету, особенно остро реагируя на все новое, перспективное и передовое. Кипучая энергия, постоянная склонность к инициативе уживались в нем с трезвой сдержанностью, присущей зрелому, сознающему всю меру лежащей на нем ответственности руководителю. Мне в ту пору исполнилось пятьдесят шесть. Кадомцев был значительно моложе. Но опыт он успел накопить не по годам богатейший. Великолепно разбирался во всех вопросах, досконально знал положение дел на местах и к тому же летал практически на всех типах истребителей. Лучшего преемника себе я и желать не мог.
Рекомендации мои приняли во внимание, и Кадомцев был назначен на должность командующего авиацией ПВО. Но поработать на новой должности ему, к сожалению, довелось недолго.
В тот период как раз проходил испытания новый сверхзвуковой перехватчик. Это была отличная боевая машина, способная развивать скорость около трех тысяч километров в час и набирать достаточно большой потолок. Называть я ее не буду, скажу только, что бортовой номер того опытного экземпляра, о котором идет речь, был «тройка». Меня утвердили председателем государственной комиссии по приемке нового самолета и летчиком облета. Все экземпляры опытной машины находились, естественно, в распоряжении летчиков-испытателей, но «тройка» не имела специальных заданий, связанных с испытательной программой, и была закреплена за строевыми летчиками, чтобы получить оценку еще и с их стороны.
В качестве летчика облета я уже свободно владел машиной, совершая на ней ежедневные тренировочные полеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120