Он думал об Эдуарде Ситоне. Ситон стоял перед ним как живой. Блон-
дин с голубыми глазами, чей искренний взгляд производил прямо-таки неот-
разимое впечатление на присяжных.
Государственный обвинитель Ллуэллин не обладал чувством меры. Он выс-
тупал крайне неудачно. Пережимал, доказывал то, что не нуждалось в дока-
зательствах. Матгьюз, адвокат, напротив, оказался на высоте. Он умело
подал факты в пользу обвиняемого. На перекрестном допросе ловко запуги-
вал и запутывал свидетелей. Мастерски подготовил выступление своего кли-
ента.
Да и сам Ситон на перекрестном допросе держался великолепно. Не вол-
новался, не оправдывался, сумел расположить к себе присяжных. Маттьюз
считал, что оправдательный приговор у него в кармане.
Судья Уоргрейв старательно завел часы, положил их на ночной столик.
Он помнил это судебное заседание так, будто оно происходило вчера, пом-
нил, как он слушал свидетелей, делал заметки, собирал по крохам улики
против обвиняемого. Да, такие процессы бывают не часто! Маттьюз произнес
блестящую речь. Ллуэллину не удалось рассеять хорошее впечатление от ре-
чи адвоката. А перед тем, как присяжным удалиться на совещание, судья
произнес заключительное слово...
Судья осторожно вынул вставную челюсть, положил ее в стакан с водой.
Сморщенные губы запали, это придало его лицу жестокое, хищное выражение.
Судья опустил складчатые веки и улыбнулся сам себе: "Да, он не дал Сито-
ну убежать от расплаты".
Ревматически хрустя костями, старый судья залез в постель и выключил
свет.
Внизу, в столовой, Роджерс глядел на фарфоровых негритят.
- Чудеса в решете! - бормотал он. - Мог бы поспорить, что их было де-
сять.
Генерал Макартур ворочался с боку на бок. Никак не мог заснуть. Перед
ним то и дело возникало лицо Артура Ричмонда. Ему нравился Артур, он да-
же к нему привязался. Ему было приятно, что и Лесли этот молодой человек
нравится. На нее трудно было угодить. Сколько прекрасных молодых людей
он приводил в дом, а она не желала их принимать, говорила, что они "нуд-
ные". И тут уж ничего не попишешь! Артур Ричмонд не казался ей нудным.
Он с самого начала пришелся ей по душе. Они могли без конца разговари-
вать о литературе, музыке, живописи. Она шутила, смеялась с ним, любила
поддразнить Артура. И генерал был в восторге от того, что Лесли принима-
ет поистине материнское участие в юноше.
Материнское - это ж надо быть таким идиотом, и как он не сообразил,
что Ричмонду исполнилось двадцать восемь, а Лесли всего на год его стар-
ше. Он обожал Лесли. Она стояла перед ним как живая. Круглое, с острым
подбородочком личико, искрящиеся темно-серые глаза, густые каштановые
кудри. Он обожал Лесли, беспредельно верил ей.
И там во Франции, в передышках между боями, он думал о ней, вынимал
ее фотографию из нагрудного кармана, подолгу смотрел на нее. Но однаж-
ды... он узнал обо всем. Произошло это точь-в-точь как в пошлых романах:
Лесли писала им обоим и перепутала конверты. Она вложила письмо к Рич-
монду в конверт с адресом мужа. Даже теперь, после стольких лет, ему
больно вспоминать об этом... Боже, как он тогда страдал!
Их связь началась давно. Письмо не оставляло никаких сомнений на этот
счет. Уик-энды! Последний отпуск Ричмонда... Лесли, Лесли и Артур...
Черт бы его побрал! С его коварными улыбками, его почтительными: "Да,
сэр. Слушаюсь, сэр!" Обманщик и лжец! Сказано же: "Не желай жены ближне-
го твоего!"
В нем исподволь жила мечта о мести, страшной мести. Но он ничем себя
не выдал, держался с Ричмондом, будто ничего не случилось. Удалось ли
это ему? Похоже, что удалось. Во всяком случае, Ричмонд ничего не запо-
дозрил. На вспышки гнева на фронте никто не обращал внимания - у всех
нервы были порядком издерганы. Правда, Армитидж иногда поглядывал на не-
го как-то странно. Мальчишка, сопляк, но голова у него работала. Да,
видно, Армитидж разгадал его замысел. Он хладнокровно послал Ричмонда на
смерть. Тот лишь чудом мог вернуться живым из разведки. Но чуда не прои-
зошло. Да, он послал Ричмонда на смерть и нисколько об этом не жалеет.
Тогда это было проще простого. Ошибки случались сплошь и рядом, офицеров
посылали на смерть без всякой необходимости. Всюду царили суматоха, па-
ника. Может быть, потом и говорили: "Старик Макартур потерял голову, на-
делал глупостей, пожертвовал лучшими своими людьми", но и только.
А вот этого сопляка Армитиджа провести было не так просто. У него по-
явилась неприятная манера нагло поглядывать на своего командира. Навер-
ное, знал, что я нарочно послал Ричмонда на смерть. (А потом, когда вой-
на кончилась, интересно, болтал Армитидж потом или нет?)
Лесли ничего не знала. Она (как он предполагал) оплакивала своего лю-
бовника, но к приезду мужа в Англию горечь утраты притупилась. Он никог-
да не позволил себе ни малейшего намека на ее отношения с Ричмондом.
Они зажили по-прежнему, но она стала его чуждаться...
А через три-четыре года после войны умерла от двустороннего воспале-
ния легких. Все это было так давно. Сколько лет прошло с тех пор - пят-
надцать, шестнадцать?
Он вышел в отставку, поселился в Девоне. Купил маленький домик, ему
всегда хотелось иметь именно такой.
Красивая местность, любезные соседи. Рыбная ловля, охота... По воск-
ресеньям - церковь...
(Но одно воскресенье он пропускал - то, когда читали, как Давид велел
поставить Урию там, где "будет самое сильное сражение". Ничего не мог с
собой поделать. Ужасно гадко становилось на душе.)
Соседи относились к нему как нельзя лучше. Поначалу.
Потом ему стало казаться, что люди шушукаются о нем, и от этого было
не по себе. На него начали смотреть косо. Так, словно до них дошел поро-
чащий его слух... (Армитидж? Что если Армитидж болтал?)
Он стал сторониться людей, жил отшельником. Уж очень неприятно, когда
о тебе сплетничают за твоей спиной.
Но все это было так давно.
Лесли осталась в далеком прошлом, Артур Ричмонд тоже. Да и какое зна-
чение может иметь теперь эта история? Хоть она и обрекла его на одино-
чество. Он даже старых армейских друзей теперь избегал. (Если Армитидж
проболтался, эта история, несомненно, дошла и до них.)
А сегодня вечером этот голос обнародовал давно забытую историю. Как
он себя вел? Не изменился в лице? Выразил ли подобающие гнев, возмуще-
ние? Не выдал ли своего смятения? Кто его знает. Конечно, никто из приг-
лашенных не принял этого обвинения всерьез. Ведь среди прочих обвинений
были и самые нелепые, Эту очаровательную девушку, например, обвинили в
том, что она утопила ребенка. Вот уж ерунда! Ясно, что они имеют дело с
сумасшедшим, которому доставляет удовольствие обвинять каждого встречно-
го и поперечного! Эмили Брент, к примеру, племяннице его старого армейс-
кого приятеля Тома Брента, тоже предъявили обвинение в убийстве. А ведь
надо быть слепым, чтоб не заметить, какая она набожная: такие шагу не
делают без священника.
"Все это, - думал генерал, - по меньшей мере дико, а попросту говоря,
чистое безумие! Едва они приехали на остров... стоп, когда же это было?
Сегодня днем, черт побери, ну да, они приехали только сегодня днем. Как
долго тянется время!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
дин с голубыми глазами, чей искренний взгляд производил прямо-таки неот-
разимое впечатление на присяжных.
Государственный обвинитель Ллуэллин не обладал чувством меры. Он выс-
тупал крайне неудачно. Пережимал, доказывал то, что не нуждалось в дока-
зательствах. Матгьюз, адвокат, напротив, оказался на высоте. Он умело
подал факты в пользу обвиняемого. На перекрестном допросе ловко запуги-
вал и запутывал свидетелей. Мастерски подготовил выступление своего кли-
ента.
Да и сам Ситон на перекрестном допросе держался великолепно. Не вол-
новался, не оправдывался, сумел расположить к себе присяжных. Маттьюз
считал, что оправдательный приговор у него в кармане.
Судья Уоргрейв старательно завел часы, положил их на ночной столик.
Он помнил это судебное заседание так, будто оно происходило вчера, пом-
нил, как он слушал свидетелей, делал заметки, собирал по крохам улики
против обвиняемого. Да, такие процессы бывают не часто! Маттьюз произнес
блестящую речь. Ллуэллину не удалось рассеять хорошее впечатление от ре-
чи адвоката. А перед тем, как присяжным удалиться на совещание, судья
произнес заключительное слово...
Судья осторожно вынул вставную челюсть, положил ее в стакан с водой.
Сморщенные губы запали, это придало его лицу жестокое, хищное выражение.
Судья опустил складчатые веки и улыбнулся сам себе: "Да, он не дал Сито-
ну убежать от расплаты".
Ревматически хрустя костями, старый судья залез в постель и выключил
свет.
Внизу, в столовой, Роджерс глядел на фарфоровых негритят.
- Чудеса в решете! - бормотал он. - Мог бы поспорить, что их было де-
сять.
Генерал Макартур ворочался с боку на бок. Никак не мог заснуть. Перед
ним то и дело возникало лицо Артура Ричмонда. Ему нравился Артур, он да-
же к нему привязался. Ему было приятно, что и Лесли этот молодой человек
нравится. На нее трудно было угодить. Сколько прекрасных молодых людей
он приводил в дом, а она не желала их принимать, говорила, что они "нуд-
ные". И тут уж ничего не попишешь! Артур Ричмонд не казался ей нудным.
Он с самого начала пришелся ей по душе. Они могли без конца разговари-
вать о литературе, музыке, живописи. Она шутила, смеялась с ним, любила
поддразнить Артура. И генерал был в восторге от того, что Лесли принима-
ет поистине материнское участие в юноше.
Материнское - это ж надо быть таким идиотом, и как он не сообразил,
что Ричмонду исполнилось двадцать восемь, а Лесли всего на год его стар-
ше. Он обожал Лесли. Она стояла перед ним как живая. Круглое, с острым
подбородочком личико, искрящиеся темно-серые глаза, густые каштановые
кудри. Он обожал Лесли, беспредельно верил ей.
И там во Франции, в передышках между боями, он думал о ней, вынимал
ее фотографию из нагрудного кармана, подолгу смотрел на нее. Но однаж-
ды... он узнал обо всем. Произошло это точь-в-точь как в пошлых романах:
Лесли писала им обоим и перепутала конверты. Она вложила письмо к Рич-
монду в конверт с адресом мужа. Даже теперь, после стольких лет, ему
больно вспоминать об этом... Боже, как он тогда страдал!
Их связь началась давно. Письмо не оставляло никаких сомнений на этот
счет. Уик-энды! Последний отпуск Ричмонда... Лесли, Лесли и Артур...
Черт бы его побрал! С его коварными улыбками, его почтительными: "Да,
сэр. Слушаюсь, сэр!" Обманщик и лжец! Сказано же: "Не желай жены ближне-
го твоего!"
В нем исподволь жила мечта о мести, страшной мести. Но он ничем себя
не выдал, держался с Ричмондом, будто ничего не случилось. Удалось ли
это ему? Похоже, что удалось. Во всяком случае, Ричмонд ничего не запо-
дозрил. На вспышки гнева на фронте никто не обращал внимания - у всех
нервы были порядком издерганы. Правда, Армитидж иногда поглядывал на не-
го как-то странно. Мальчишка, сопляк, но голова у него работала. Да,
видно, Армитидж разгадал его замысел. Он хладнокровно послал Ричмонда на
смерть. Тот лишь чудом мог вернуться живым из разведки. Но чуда не прои-
зошло. Да, он послал Ричмонда на смерть и нисколько об этом не жалеет.
Тогда это было проще простого. Ошибки случались сплошь и рядом, офицеров
посылали на смерть без всякой необходимости. Всюду царили суматоха, па-
ника. Может быть, потом и говорили: "Старик Макартур потерял голову, на-
делал глупостей, пожертвовал лучшими своими людьми", но и только.
А вот этого сопляка Армитиджа провести было не так просто. У него по-
явилась неприятная манера нагло поглядывать на своего командира. Навер-
ное, знал, что я нарочно послал Ричмонда на смерть. (А потом, когда вой-
на кончилась, интересно, болтал Армитидж потом или нет?)
Лесли ничего не знала. Она (как он предполагал) оплакивала своего лю-
бовника, но к приезду мужа в Англию горечь утраты притупилась. Он никог-
да не позволил себе ни малейшего намека на ее отношения с Ричмондом.
Они зажили по-прежнему, но она стала его чуждаться...
А через три-четыре года после войны умерла от двустороннего воспале-
ния легких. Все это было так давно. Сколько лет прошло с тех пор - пят-
надцать, шестнадцать?
Он вышел в отставку, поселился в Девоне. Купил маленький домик, ему
всегда хотелось иметь именно такой.
Красивая местность, любезные соседи. Рыбная ловля, охота... По воск-
ресеньям - церковь...
(Но одно воскресенье он пропускал - то, когда читали, как Давид велел
поставить Урию там, где "будет самое сильное сражение". Ничего не мог с
собой поделать. Ужасно гадко становилось на душе.)
Соседи относились к нему как нельзя лучше. Поначалу.
Потом ему стало казаться, что люди шушукаются о нем, и от этого было
не по себе. На него начали смотреть косо. Так, словно до них дошел поро-
чащий его слух... (Армитидж? Что если Армитидж болтал?)
Он стал сторониться людей, жил отшельником. Уж очень неприятно, когда
о тебе сплетничают за твоей спиной.
Но все это было так давно.
Лесли осталась в далеком прошлом, Артур Ричмонд тоже. Да и какое зна-
чение может иметь теперь эта история? Хоть она и обрекла его на одино-
чество. Он даже старых армейских друзей теперь избегал. (Если Армитидж
проболтался, эта история, несомненно, дошла и до них.)
А сегодня вечером этот голос обнародовал давно забытую историю. Как
он себя вел? Не изменился в лице? Выразил ли подобающие гнев, возмуще-
ние? Не выдал ли своего смятения? Кто его знает. Конечно, никто из приг-
лашенных не принял этого обвинения всерьез. Ведь среди прочих обвинений
были и самые нелепые, Эту очаровательную девушку, например, обвинили в
том, что она утопила ребенка. Вот уж ерунда! Ясно, что они имеют дело с
сумасшедшим, которому доставляет удовольствие обвинять каждого встречно-
го и поперечного! Эмили Брент, к примеру, племяннице его старого армейс-
кого приятеля Тома Брента, тоже предъявили обвинение в убийстве. А ведь
надо быть слепым, чтоб не заметить, какая она набожная: такие шагу не
делают без священника.
"Все это, - думал генерал, - по меньшей мере дико, а попросту говоря,
чистое безумие! Едва они приехали на остров... стоп, когда же это было?
Сегодня днем, черт побери, ну да, они приехали только сегодня днем. Как
долго тянется время!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41